– Ника, ты не должна этого делать! Нельзя допустить, чтобы они вмешивались, никто не должен вмешиваться!

– А почему? – Ника прищурилась. – Почему это спецслужба моей страны не должна раскрывать преступления на российской территории? Пострадают интересы Великобритании? Да знаете, где я видела вашу Великобританию вместе с ее интересами?

– Ника, все обстоит совсем по-другому…

– Ах, по-другому? Уж не задирает ли нос британский суперагент? Не считает ли он, что ФСБ непременно потерпит фиаско там, где он, и только он один, добьется успеха?

Шерман закрыл глаза и оперся затылком о спинку кресла.

– Я боюсь прямо противоположного…

– Того, что успеха добьются фээсбэшники?

– Да. Того, что они сделают это, и сделают быстрее, профессиональнее, эффективнее, чем я. Или того, что ты попадешь на человека в ФСБ, работающего на наших противников. И в том, и в другом случае мои усилия пойдут насмарку, и земную цивилизацию придется сдавать в архив.

– Джон, я устала от ваших загадок!

– Я не могу выразиться яснее.

– А я не хочу играть по вашим правилам. Решайте – или вы берете меня с собой, или я иду в ФСБ.

Неожиданно по губам Шермана скользнула улыбка.

– Ты очень храбрая, Ника. Но скажи, почему ты так хочешь сунуться туда, где опаснее всего?

– Совсем наоборот, я трусиха. И если вам верить – а я вам почему-то верю, – то как раз безопаснее всего на нашей планете не отходить от вас ни на шаг.

Это заявление заставило Шермана расхохотаться.

– А почему бы и нет? Идея начинает мне нравиться.

– Надо думать. Когда нет выбора, очень разумно находить радость в том, что имеешь…

– У тебя есть навыки обращения с аквалангом?

– Гм… Я занималась карате, парашютным спор­том… Наверное, с аквалангом как-нибудь управлюсь.

– Неплохая рекомендация. Там нет ничего сложного… А стрельба из пистолета?

– Ох! И это в программе?

– Надеюсь, что нет, но на всякий случай я тебе покажу. Но вот снаряжения теперь понадобится два комплекта, на это я не рассчитывал… Ладно, я и на один не рассчитывал, все равно с нуля начинать. Наши слабые места я обрисовал, теперь о наших преиму­ществах.

– У нас и преимущества есть?

– По большей части упования – на то хотя бы, что наши противники не сумеют установить точно, где я был и что видел, каким путем вышел к лодке… Не станут же они с лупой ползать на коленях и обследовать каждый сантиметр… Надеюсь! А может, я преувеличиваю и не очень-то они всполошились. Подумаешь, нервный турист сбежал…

– Не надо меня успокаивать, Джон, я от этого еще больше трясусь.

– Я себя успокаиваю… Я сделал фотографии, сейчас проявлю и напечатаю. По ним наметим путь.

– А как мы попадем на остров?

– Это потом. Я иду в кабинет заниматься фотографиями, Ника. Не входи пока, нужна темнота. Это всего минут на десять.

Шерман закрылся в кабинете. Ника слышала какое-то жужжание, звяканье склянок. Остро запахло химикалиями. Ника сама фотографировала, но такого запаха при обработке пленки не помнила.

Не через десять, а через двадцать минут из-под двери хлынул знакомый фиолетовый свет. «Фиолетовый, – припомнилось Нике из прочитанной когда-то перепечатки старинной книги, – рожден слиянием двух световых потоков – красного и голубого… Первый – огонь, карающий и очищающий, второй – небесная чистота и мудрость».

Она подошла к двери в кабинет и распахнула ее. На столе, среди разбросанных влажных фотоснимков, мерцал установленный в магнитоле таинственный кристалл. Шерман обернулся, и Ника попала в зону магического притяжения его глаз. Она забыла, зачем вошла в кабинет, и лишь через минуту задала вопрос, но не тем настойчивым тоном, каким собиралась:

– Кому вы отправляете свои сообщения, Джон?

– Я связался с друзьями, – без задержки ответил Шерман. – Они помогут нам со снаряжением.

– С вашими друзьями из английской разведки?

– Ника…

– Так почему бы им не помочь заодно и небольшим мобильным отрядом? Не очень-то по-дружески с их стороны оставлять вас одного.

– Я не один, – сказал Шерман с улыбкой.

– Ой, да ладно вам…

– Ника, все много сложнее, чем тебе кажется. И если ты думаешь, что о чем-то догадываешься, едва ли ты права.

– Вот и вышло так, что я работаю на английскую разведку, – прошептала Ника непослушными губами, – хотя вы и неправильно меня вербовали. Почему же вы не стараетесь исправить ошибку и пусть во вторую очередь, но сделать то, что должны были сделать в первую?

– Сделать что, Ника?

– Соблазнить меня…

Глаза ее сияли, тонули в фиолетовом пылающем море, сливались с холодным пламенем. «Я не знаю, кто он, – молнией пронеслась мысль, обжигающая и леденящая, как жидкий азот, – я пропадаю… Может быть, я не хочу знать. Хочу только верить».

Самолет шел на снижение в разрывах темных об­лаков. Его раскачивало, как утлую лодчонку в объятиях шторма; ветер снаружи бесновался не на шутку. Вздыбленные волны далеко внизу, хорошо видные даже с двухкилометровой высоты, казались застывшими, будто взбаламученный океан расплавленного свинца был мгновенно заморожен по волшебству. Маленький остров, над которым кружил самолет, выглядел затерянным и зыбким, словно его спасала лишь неподвижность свинцовых волн.

За все время полета Илларионов и его спутники не обменялись и десятком сколько-нибудь значимых фраз, более весомых, чем «Удобно ли вам, профессор?» или «Пожалуйста, передайте пакетик кофе вон из того шкафчика». Включить компьютер, дабы при удаче узнать что-то из него, Илларионов не решился – неизвестно, как сочетался бы такой поступок с его ожидаемым поведением. В начале полета он задал, правда, вполне невинный, как ему казалось, вопрос.

– Что это за самолет, «Сессна»?

– Нет, «Сессна» для наших задач слабовата, – от­ветил Келин. – Это «Бич Джет 400А», мы купили его у компании «Бич Эйркрафт». Он довольно старый, ему восемь лет, но очень надежный. Мы его подлатали, модернизировали… Ведь у нас нелетная погода триста дней в году.

Уточнять, где это «у нас», Андрей Владимирович, понятно, не стал.

Сейчас, когда самолет нацеливался на полосу, сияющую рядами посадочных огней, Илларионов занер­вничал. Он не боялся, что самолет разобьется, просто не думал об этом, но уж очень безрассудной, просто безумной представилась ему вдруг затеянная авантюра. Что за остров посреди свинцового моря, кто и что там внизу? Еще вчера жизнь профессора, как говорят в механике, двигалась равномерно и прямолинейно. А теперь Санкт-Петербург, институт, коллеги, исследования остались где-то в другом, уже не слишком реальном мире, и как знать, не навсегда ли? С невеселой усмешкой профессор вспомнил словарное определение «авантюры» – «рискованное предприятие, обреченное на провал»… Мог ли он поступить иначе? Безусловно. Как? А не все ли теперь равно…

Посадку трудно было назвать мягкой. «Бич Джет» подпрыгнул, плюхнулся на полосу, покатился словно по ухабистой дороге. За иллюминатором профессор с удивлением увидел холмики снега, совсем близко от полосы. Среди них торчали какие-то будки вроде метеорологических. Дальше видна была большая радарная тарелка, замеченная Илларионовым еще с воздуха. В свое время он косвенным образом занимался радарными технологиями и знал, что модификация эта безнадежно устарела еще в 1990 годах. Но может быть, здесь радар используют не по прямому назначению, а в иных целях, для которых старая тарелка годится?

Содрогнувшись в последний раз, самолет остановился. Открыли дверь, спустили трап. Ледяной ветер ворвался в салон. Щурясь от злых порывов, пригоршнями швыряющих в лицо сухой колючий снег, про­фессор шагнул на верхнюю ступеньку трапа.

Самолет встречали двое – оба пожилые, оба в длинных плащах. Профессор мог легко признать в них если не коллег, то, несомненно, людей, занятых интеллектуальным трудом, но лично эти двое были незнакомы ему. Они заботливо помогли профессору сойти с трапа, сердечно пожали ему руку.