Капитан начал что-то себе соображать. Картина преступления предстала перед его глазами во всей полноте. Парня кинули на вокзале местные кидалы и оставили с чемоданом угля. Они на такое способны, ему ли этого не знать! Но сразу хвататься за эту версию не стоит. Либо все было так, как он рассказывает, либо он врет, и тогда все гораздо серьезней — в этом чемодане с углем сокрыто более крупное преступление. И более крупная сумма.
— Значит, она у тебя забрала твой чемодан с учебниками, а тебе подсунула свой чемодан с углем! Так? — переспросил мент.
— Ага! — кивнул Витя.
— Куда ж ты смотрел, чучело? — возмутился вдруг дежурный старлей. — Нет, ты подумай, а! Сначала варежку разевают, а потом на воров жалуются! Смотреть надо было лучше за своей поклажей, понятно! На вас, лохов, милиции не напасешься! Воришек сейчас, знаете, сколько развелось!
— Знаем! — кивнул Витя. Ему ли этого не знать! Лично он знает человек пять воров, включая себя самого. Вот стоят трое, да ещё девка эта! Вор на воре сидит и вором погоняет!
Капитан взял его за локоток, отвел в сторону, чтобы не слышали остальные, и спросил в лоб:
— А эти господа, кто такие?
— Эти? — Витя оглянулся на господ и почувствовал на себе их суровые взгляды. И понял, что если сейчас скажет менту, кто они есть на самом деле и что они везли на самом деле — не пройдет и минуты, как они скажут, кто он такой. И Витя промычал: — Родственники! Они меня встречали! Вот этот двоюродный брат! — Он показал на Жорика. — А это его дружки!
Капитан тяжко вздохнул и крякнул от натуги. Да, нелегко ему даются допросы пострадавших лохов! Иной такого наплетет, лишь бы не рассказывать всего, что было на самом деле, зачем-то выгораживая мошенников. Ну что ж, не хочет, чтоб ему родная милиция помогла, пускай пеняет на себя! Он повернулся к сержанту и сказал:
— Ладно, Семенов! Проводи всех четверых по коридору. Пускай посидят в камере, подумают. А мы пока их данные проверим! Может, они в розыске…
И он махнул рукой в сторону двери, которая вела в служебные помещения.
Все четверо сидели в изоляторе временного содержания — в камере с железной дверью, в которой проделали маленькое зарешеченное окошко. Видимо, для наблюдения за задержанными. Над дверью горела тусклая лампочка, несмотря на дневной свет, пробивающийся в окошко, выходящее наружу. Оно тоже было зарешечено, что дополняло эффект замкнутого пространства. Хорошо еще, что форточка была открыта, иначе заключенные просто подохли бы от жары. Хоть они и сняли пиджаки с рубашками, красуясь друг перед другом голыми торсами — пот катил градом. В камере было невероятно душно.
Макс пытался разглядеть что-то в окне, но снаружи был виден только пыльный двор, захламленный какими-то ящиками и рваными коробками. Киселевич лежал на спине на узкой доске, приделанной к стене и выполнявшей здесь роль нар. Он отдувался и вытирал выступавший пот, тупо глядя в грязный потрескавшийся потолок. Что он там пытался увидеть, было не понятно! Наверное, переосмысливал всю свою никчемную жизнь. Жорик внимательно осматривал дверь и замок — похоже, замыслил побег. Видимо, решил для себя, что сидеть им здесь придется никак не меньше пятнадцати суток.
И только Витя ходил из угла в угол, меряя шагами четыре метра пола. На его лице было написано нечеловеческое страдание, связанное, по-видимому, с тяжелым моральным кризисом. Столько неприятностей свалилось на него за последние часы, что не каждый взрослый смог бы перенести их достойно. А что говорить о пацане? Но он сам толкнул этот камень, который теперь летел ему на голову. Витя тяжело вздохнул и проворчал себе под нос:
— И зачем я только взял эти проклятые деньги!
Все обернулись и посмотрели на беднягу хмурыми взглядами. Никто сочувствовать ему не собирался. Наоборот, каждый испытывал жгучее желание его придушить своими руками. И только слабая надежда найти все-таки деньги помогала парню выжить в этом злобном мире воров и мошенников.
— Вот так, парень, где найдешь, там и потеряешь! — наставительно заметил Киселевич.
Макс оторвался от окна, подвалил к Вите и схватил его за шиворот. Тот сжался в комок, как схваченный за шкирку щенок.
— Ты мне скажи, сопляк, как эта баба могла отобрать у тебя чемодан? А? Ты что, ничего не соображал, когда она у тебя его из рук тянула?
Витя принялся объяснять в десятый раз:
— Я же говорю, она попросила меня поднести до вокзала свой чемодан! Он у неё был очень тяжелый. А чтобы я не надорвался, взяла мой — легкий. В моем-то чемодане были только деньги и немного вещей.
— Не надорвался? — ехидно заметил Макс.
— Двинул бы ей в челюсть! — решительно сказал Жорик от двери. — И пошла бы она со своим чемоданом куда подальше!
Макс покосился на него и поморщился. Ему никогда не нравились грубые методы работы. Он предпочитал остроумные способы отъема денег, и поэтому втайне от всех восхищался мастерством девицы, ловко кинувшей мальца. Правда, попадись она ему, он бы её не пожалел и с удовольствием засветил бы кулаком под глаз.
— Жорж, с женщинами так нельзя. С ними надо ласково. Они грубости не любят. Женщинам просто никогда не надо верить. Потому что они всегда обманывают.
Он повернулся обратно к Вите. Тот уж решил, что Макс сейчас будет его бить, и испуганно пригнулся. Но Макс его бить не собирался, он собирался его использовать по прямому назначению.
— Ладно, парень, раз ты такой дурак, что отдаешь свои вещи всем, кому не попадя, будешь нам помогать!
— Как это? — промямлил Витя. Вот идти в услужение к этим бандитам он совсем не хотел. Он уже представил себя подручным вора, шестеркой, мальчиком на побегушках или кем-то еще, кто выполняет в банде всю грязную работу. То, что это бандиты, у него сомнений не было. Все ясно, как божий день — толстяк вез общак, а эти два рэкетира на него наехали и хотели бабки смыть. Так что он, Витя, перешел дорогу мафии, не больше, не меньше.
Но Макс немного успокоил его на этот счет.
— Ты эту бабу хорошо запомнил? Узнать сможешь?
— Конечно! — с готовностью ответил Витя, поняв, какого рода помощь от него требуется. — Такая кудрявенькая, в голубой маечке.
— Маечку можно поменять! — со злостью сказал Макс. — Прическу тоже. А вот лицо не поменяешь! Ты её в лицо узнаешь?
— Узнаю! Ей-богу, узнаю! Я её харю на всю жизнь запомнил!
— Все! — твердо сказал Макс. — Теперь главное — отсюда выйти!
Он сел на скамью, опустил голову и задумался. Видимо, стал искать пути спасения. Но на самом деле уже обдумывал действия на несколько шагов вперед. Менты им пришить ничего не могут. Ну, заперлись в туалете, ну, рассыпали уголь на полу, ну, сорок тысяч баксов у него в кармане нашли! Ну и что? Это разве преступления? Ладно, отстегнет ментам немного для грева, и гуляй в поле! Так что теперь главное — найти бабу! Вот это — сверхзадача! Не под силу простому человеку. Где её искать, в какой стороне? Москва большая, в пять раз больше Карячина! А может, и в десять! Чтобы тут найти кого-то, можно три года искать — хрен найдешь! Даже если всю московскую ментуру подключить. Ни имени нет, ни фамилии. И даже не ясно, в какой стороне её искать, в какую часть света подаваться. Полный туман!
— Ни хрена отсюда не выйдешь! — заметил Жорик, досконально изучив дверь. — Замки тут что надо! Да и дверь крепкая, черт бы её побрал!
— Брось! — Макс устало махнул рукой. — Они нас и так выпустят. Не за что нас привлекать.
— Один мужик мне рассказывал, как хотел бежать с зоны, — начал, как всегда ни к кому конкретно не обращаясь, Жорик. — Ну, сделал подкоп под стеной, одежду припрятал гражданскую — переодеться, сухарей насушил. Все подготовил. А в день побега его берут и по амнистии отпускают. Вот такие дела! Ну, он свой подкоп взял и корешам продал. Хорошие бабки получил…
— Ну, я думаю, у нас до подкопа дело не дойдет, — проворчал Макс, поднялся со скамьи и отошел к окну.
Киселевич был настроен более философически. Ему-то все это камерное заключение было до фени. Выйдут они отсюда, не выйдут — какая разница! Все равно денег уже не видать, как своих ушей! А то, что он с этими аферистами связался, так просто делать больше нечего. Побегает с ними немного и исчезнет в городских джунглях, чтобы кредит не возвращать. Хрен его тут, в Москве найдут! Хотя с другой стороны, могут и найти. Тогда уже не пятнадцать суток, срок пришьют. Тогда, может, лучше домой поехать? Отдать в счет оплаты кредита все, что есть — свою любовно созданную и в муках выношенную похоронную фирму, однокомнатную холостяцкую квартиру, мебель, гараж и машину. И стать свободным человеком. Правда, придется подряжаться к кому-нибудь в рабство, чтоб на хлеб с маслом заработать. Так что свободы не видать, как своих ушей. Поэтому лучше пока здесь погулять. Вдруг как-то оно к лучшему повернется!
