А скандал во дворе все разгорался, из ангара вывалили остальные мастера, работа замерла. И как ни хотелось фрау Малице выйти к спорящим в голос мужикам, она вынуждена была задавить свое любопытство. Соваться в дела мужа, да еще при таком скоплении чужих людей, ей было не с руки. Это здесь, в доме, она может выспросить все у Герда, а там… не поймут. На жене — дом, на муже — обеспечение достатка, и негоже первой лезть в дела второго без разрешения. С точки зрения толкущихся у входа в мастерскую работников, расклад именно такой. Так что нечего лезть в гущу событий, лучше подождать ужина, за которым она подробно все вызнает у своего благоверного.

Но к тому времени, когда муж вернулся в дом, расспрашивать его о чем-либо стало просто опасно. Герхард Баум был в ярости. Он рвал и метал! Слуге, сунувшемуся зачем-то к хозяину дома, прилетело в челюсть, а его помощник и вовсе забился в какую-то щель, выудить из которой бедолагу оказалось чрезвычайно трудно. Впрочем, после ужина муж вроде бы немного отошел, перестал бросаться на окружающих и смог объясниться с супругой, уже не переходя на мат и рычание, хотя руки у него дрожали, а в глазах плескалась просто сумасшедшая смесь из ярости и обиды.

Причиной его дурного настроения оказались поломки. Именно так, во множественном числе. Перед обедом полетел металлопроцессор, у которого полностью выгорел рунно-программный блок. Сначала. После замены сгоревшего оборудования процессор был запущен снова, но не успел он проработать и получаса, как повело операционный стол. Прямо под изумленными взглядами работников идеальная плоскость рабочего стола машины пошла волнами и застыла в таком виде. Стальная пластина десяти сантиметров толщиной и весом под три тонны! Понятное дело, что без замены этой детали ни о какой дальнейшей работе процессора не могло быть и речи. Но не успели мастера отключить агрегат, как у него пробило встроенную вакуумную печь, в которой в тот момент шла «выпечка» детали из порошковой стали, и это событие поставило окончательный крест на восстановлении работоспособности сложнейшей машины. А что чинить-то, когда к пошедшему волнами столу присоединились изогнувшиеся в солидарности с ним ведущие и прокатные валы… пяти и восемнадцати сантиметров в диаметре, между прочим!

Не успел герр Баум выматерить криворуких подчиненных и собственную судьбу-злодейку, как в двух шагах от процессора сначала завизжал и задымился фрезерный станок, а следом, разбрасывая вокруг обломки деталей, станины и прочих металлических прибамбасов, взорвался стоявший в углу токарный автомат. Хотя что в нем могло рвануть, не понимал никто из присутствовавших. Но одно Герхард Баум точно осознал: никакими случайностями здесь и не пахнет… В чем и убедился, когда вроде бы заглушенный с вечера рабочий кран вдруг взревел приводами и, промчавшись по проложенным вдоль ангара рельсам на чудовищной для этого медлительного агрегата скорости, со всей дури впечатал в боковую стенку прицепленный к нему мусорный контейнер, набитый хламом и ожидавший вывоза из мастерской. Две тонны железного лома, упакованные в железный же контейнер, легко снесли переборку, ведущую в хранилище при мастерской, и с грохотом обрушились на стойки и стеллажи, раздавив и искорежив по крайней мере половину оружия и снаряжения, разложенного там в ожидании ремонта или для выдачи заказчикам. Это был крах.

— Убытков на полмиллиона крон минимум, это не считая цены кольта генерал-епископа. Он один реально потянет еще тысяч на шестьсот, — ровным тоном произнес герр Баум, сидя за столом и глядя куда-то в пустоту. Тарелка с гуляшом, сваренным супругой по старинному и любимому мужем рецепту, стояла нетронутой. Фрау Малица на миг прикрыла глаза.

— У тебя есть номер счета Вячеслава? — спросила она после минутного молчания.

— Урою мальчишку!.. — тут же вскипел старик и взорвался матерной тирадой. От его меланхолии не осталось и следа. Упоминание бывшего ученика, устроившего сегодняшние диверсии, просто вышибло у Герхарда все предохранители. Да, догадаться, чьих рук дело все сотворенное в мастерской, ему труда не составило. До ужина Баум успел осмотреть всю технику и, естественно, отыскал как простенькие рунескрипты, что перевели двигатели крана на высокооборотный режим, так и следы рунных цепей, нанесенных на детали уничтоженного оборудования. В другой день, да не касайся дело его собственности, старый артефактор даже похвалил бы находчивого парнишку, сумевшего добиться феерических результатов, используя минимум энергии кристаллов-накопителей и мизерную емкость самих рунескриптов. Но сейчас… сейчас он был готов удавить поганца собственными руками! Миллион крон убытка! За один чертов день!

— Угомонись, Герд, — усталым, безэмоциональным тоном проговорила жена. — Мы сами виноваты в происшедшем.

— Что-о?! Да я… Да он… — Старик чуть не задохнулся от гнева и вновь заперхал русским матом.

— Ты, ты, ты! — вдруг взъярилась следом за супругом уставшая от его выходок женщина. — Наворотил дел, получай в ответ! Дурень старый; доигрался, а?! Правильно мне матушка говорила; нельзя вашу кровь к серьезным делам подпускать, все своим гонором испоганите! Молчать! Сидеть! Номер счета Вячеслава мне, мозгоклюй недоделанный! Быстро!

Такой свою жену герр Баум видел лишь однажды, тридцать лет назад, когда чуть не погорел на сомнительной сделке, деньги на которую выделил тесть. Теперь вот и во второй раз сподобился. Вздрогнув, он грузно осел на стул, щелкнул коммуникатором, и уже через минуту фрау Малица отправила Стрелкову короткое письмо. Убедившись, что послание ушло адресату, она свернула экран и перевела яростный взгляд на мужа.

— Перед Вячком я за тебя извинилась, а теперь связывайся со Штумом и отменяй его поиск, — потребовала она.

Старик покряхтел, но послушно начал набирать номер майора «Железного щита». И вот тут его ждал второй удар.

— Какие десять тысяч?! Каким добровольцам?! — забрызгал слюной герр Баум, вновь выходя из себя. И даже присутствие жены его не остановило. — Какая неустойка, Эрих? Ты рехнулся?! Я тебя об этом просил?

«Все по закону. Пятая часть премии от отмененного заказа, — невозмутимо отозвался майор Штум. — Нет, вы, конечно, можете отказаться, но я сообщу об этом охотникам. Думаю, это не добавит вам авторитета в городе, а?»

— Суки… — только и смог прохрипеть герр Баум в ответ.

Уходя дальше от города, Вячеслав пересек реку по тонкому льду, затем небольшое, уже заснеженное поле за ним и скользнул в чернеющий на фоне утреннего неба лес. Казалось бы, здесь можно и остановиться, отдохнуть, но… рано. Поле, которое, как считал Вячко, должно было стать почти непроходимой грязевой преградой для машин преследователей, успело основательно промерзнуть, так что даже «городские» понтовые вездеходы, на которых рассекают наемники охранного отряда «Железный щит», пройдут по нему едва ли хуже, чем по мостовым Пернау. А значит, останавливаться для отдыха на опушке, когда в любую минуту над полем может раздаться рокот их двигателей, будет глупо. И Вячко вновь побежал. Экономно, по-легионерски. Три минуты нескорого, но уверенного бега, минута на отдых — шагом. Три минуты бегом, две — шагом. И снова три минуты бегом на три минуты шага. Остановиться, скользнуть руками по снаряжению, подтянуть разболтавшийся ремень и по новой. Три — одна, три — две, три — три. Повторить.

Оторваться от погони окончательно Вячеславу не удалось, сенсорное восприятие показывало это точно, зудя и предупреждая о появлении людей далеко за спиной. И не только тех четырех машин «Железного щита», что отправились в погоню за ним изначально; нет, их стало куда больше. Вездеходы, квадры, даже, кажется, мотоциклы. А еще пешие, рассыпавшиеся веером по тому самому полю, которое он пересек меньше четверти часа назад. А ведь после обмана погони на окраине города он почти поверил в то, что ему удастся сбросить их с хвоста. Не вышло. Одно хорошо: в лесу технике делать нечего, а значит, скоро пеших преследователей прибавится, но темп их движения упадет. И сильно. Ну а пешком он еще потягается с погоней на скорость. Три минуты бегом, три шагом. Стоп.