— Д-да… — не сводя взгляда с направленного на его ногу короткого ствола, выдохнул Руперт.

— Умница, — констатировала женщина и, затянувшись сигаретой, опустила пистолет. — Тогда я жду рассказа, кто тебя надоумил, когда и, главное, зачем? Только не ври: знаешь же, со мной этот фокус не пройдет.

— Никто, — буркнул управляющий, но, заметив, как вновь начала подниматься рука, сжимающая пистолет, затараторил: — Честное слово! Никто не надоумил! Сам, я сам все придумал. Увидел, что у шефа проблемы начались, серьезные. Кто-то людей его похитил, потом ссора с советником, Журика-мастера грохнули… В общем, решил, что пора ноги делать, пока сам под раздачу не попал. Но пустому уходить… Все равно ж, как придавят старика, все имущество в распыл пойдет.

— И? — надавила женщина.

— Решил свой небольшой кусок урвать, — уже куда тише произнес Руперт. — Подлил ему в кофе «Незабудку»,[15] думал, подпишет мне старик дарственную на западную лавку, да и забудет о том. Ежели уберут его, я при верном куске хлеба останусь, ну а если отобьется, так я ту бумагу сожгу, вроде как и не было ничего. Кто ж знал, что он в ратушу сорвется!

— Шустрый мальчик… — задумчиво проговорила женщина. — А что еще ты подсунул Герхарду помимо «Незабудки»?

— Ничего, клянусь! — вскинулся было тот, но вновь получил по шее и тут же опустил голову.

— И ведь не лжешь вроде бы, но… — вздохнула та. — По уму, с «Незабудки» он детишкам довериться должен был как самому себе. А вместо этого словно с цепи сорвался. Значит, было что-то еще. Руперт?

— Не было, говорю же! — запальчиво отозвался тот. — Какой мне прок с того? Я же вообще… ну… да как же вам доказать-то?! «Незабудка» это была, я ее сам бодяжил! Больше… да я даже не знаю, что такой эффект могло вызвать!

— Дарственная где? — неожиданно переключилась женщина. Управляющий замер.

— Сжег, — хрипло проговорил он спустя секунду. — Как только старик в ратушу умчался, так и сжег.

— Опять врешь. А я ведь предупреждала… Мальчики, обыщите его, аккуратно только. И будьте осторожны…

— Угум, — буркнул один из охранников, вытаскивая из ножен внушительный свинорез. Раздевать Руперта никто не стал. Это ж надо его отвязать, расковать… зачем? Срезали одежду прямо с сидящего, да и выпотрошили ее на глазах у отошедшей в сторону хозяйки. Чуть дольше по времени, зато без фокусов и неожиданностей.

— О, а вот и она, — промурлыкала женщина, разворачивая поданный ей одним из охранников листок бумаги. Вчиталась… и делано печально покачала головой. — Руперт, какой же ты все-таки врунишка, а? «Западная лавка», дарственную «сжег»… Ай-яй-яй! А тут, оказывается, и бумага на месте, и мастерская с оружейным складом в ней значатся помимо той самой западной лавки. Ну как тебе такому верить?

— Богом клянусь, ну не я это, не я! — Управляющий мелко задрожал, то ли от холода, то ли от накрывшей его с испугу истерики. Женщина смерила его долгим изучающим взглядом и медленно кивнула.

— Что ж, вот сейчас верю, — произнесла она. — Мальчики, отвяжите нашего врунишку.

— Спасибо… спасибо, — забормотал тот, едва путы были развязаны, и опустился на колени перед женщиной, норовя поцеловать отороченный мехом сапожок. — Фрау Малица, я же вам, я за вас… вот как бог свят, отслужу!

— Надо же, вылечился от вранья никак? — усмехнулась та, убирая ногу подальше от слюней и соплей Руперта. Окинула взглядом извивающегося перед ней будто червь мошенника и скривилась.

В руке женщины сухо, словно надломленная ветка, щелкнул пистолет, и управляющий ткнулся лицом в пол.

Фрау Малица стояла на пороге дома и, дымя тонкой сигаретой, молча, с абсолютно невозмутимым видом смотрела, как ее охранники грузят в багажник вездехода упакованное в черный полиэтиленовый мешок тело управляющего. В том, что супруга герра Баума совершенно спокойна, Вячко, наблюдавший за этой картиной из-под навеса дровника, был уверен на все сто. Конечно, его умения в эмпатии — ничто по сравнению с умениями сестренки, но уж на то, чтобы определить общее эмоциональное состояние не прикрытого щитами человека, находящегося в паре десятков метров, их вполне хватало. И сейчас доносящиеся до Вячка отголоски эмоций говорили о спокойствии фрау Малицы, скорее даже о полной безмятежности. Ствол АКТ пошел вверх, и спустя секунду голова женщины оказалась в перекрестье прицела.

Зачем Вячеславу понадобилась смерть фрау Баум? Так ведь после увиденного в доме он был абсолютно уверен: за смерть мужа она будет мстить, и что хуже всего, не в запале ярости, а холодно и расчетливо. Опасное сочетание, учитывая ее ум и характер. И оставлять за спиной такую бомбу Стрелков просто не имеет права. А значит, и выбора у него нет…

«Славик?..» — Тихий, но отчетливый голос в голове Вячеслава заставил его замереть на месте.

«Да, сестренка?» — откликнулся он. Палец, уже выбравший свободный ход спускового крючка, расслабился, но ствол АКТ, направленный на стоящую впереди женщину, даже не дрогнул.

«А ты где? И… ты опять под той техникой? Почему?» — спросила Анна.

«В Пернау, — ответил тот, намеренно пропустив мимо ушей вторую часть вопроса. — Как ты себя чувствуешь?»

«Уже лучше, — ответила сестрица и, чуть помедлив, повторила, словно пытаясь уверить брата: — Правда лучше! Здешний врач говорит, что через неделю меня можно будет выписывать, а еще через две я полностью поправлюсь».

«Я рад», — выдал Вячеслав и ощутил смешок Анны.

«Ну да, конечно! Под „отстраненностью“ ты прямо-таки фонтанируешь радостью! — сообщила сестренка, но тут же посерьезнела. — Стоп! Братик… ты… ты что задумал?!»

«Не понимаю, о чем ты», — отозвался Вячко, и в тот же миг ощутил, как от Анны шибануло совершенно диким коктейлем эмоций, разобраться в которых сейчас он был просто не в состоянии. Минус задействованной техники.

«Славик, остановись! Не делай глупостей, пожалуйста!» — запричитала сестра.

«Успокойся, Анют, тебе наверняка сейчас нельзя волноваться».

«Братик, я прошу… не делай ничего Бауму! Он не виноват!» — продолжала тараторить Анна.

«Два заряда в спину двенадцатилетней девочки — это называется „не виноват“?» — чуть помолчав, отозвался Вячко.

«Это я… — Голос сестры в разуме Стрелкова стих до еле ощущаемого шелеста. — Это я виновата. Надавила эмпатией, твоими эмоциями, хотела, чтоб старик почувствовал то же, что и ты. А он взбесился и… выстрелил».

«Та-ак… — Вячеслав одним посылом заставил сестру замолчать. — Еще раз: что ты сделала?»

«Передала ему твои эмоции…» — все тем же «шепотом» отозвалась явно сконфуженная сестра.

«Очередной эксперимент, как я понимаю?» — уточнил брат. Впрочем, вопрос был риторическим, ответ и так известен. Анна чем дальше, тем больше становится похожей на самого Вячеслава, а тот, в свою очередь… И ничего удивительного: тяга к подобным фокусам у Стрелковых в крови, это еще их мать говорила. Собственно, если бы не один из неудачных экспериментов, временно запечатавший ее собственный Дар, она бы никогда не угодила в «феи», да и сын родился бы нормальным одаренным, а не вечным калекой. Хуже другое: и сам Вячеслав, и его сестра в своих опытах наступают на те же грабли. Вместо экспериментов в безопасных условиях они оба предпочитают проверять пришедшие в голову идеи в, скажем так, боевой обстановке. Глупость, конечно, но… так есть, и это, очевидно, тоже наследие матушки.

Наверное, стоит принять этот факт к сведению, и в будущем стараться контролировать свои порывы. Это было бы лучшим выходом, жаль только, что эта идея пришла ему в голову лишь в состоянии «отстраненности». А еще было у Вячеслава подозрение, будто стоит отключиться технике, и все благоразумие исчезнет как дым, едва он окажется на пороге очередного эксперимента. С другой стороны, необходимость контролировать не только себя, но и сестру вполне может сыграть на руку этому самому «благоразумию». Друг о друге они заботятся и беспокоятся, так что взаимное торможение на поворотах может стать вполне приемлемым выходом из ситуации. Там, где увлечение будет тянуть вперед, сестренка вполне может схватить за руку и вовремя удержать от глупости своего брата. Да и в противоположную сторону эта система должна действовать. Пожалуй, это стоит с ней обсудить…