— Но говорят, что вы связались с ведьмами и демонами, миледи.

— Бертильда сама была ведьмой и гордилась этим, — ответила Эльфрида, вспыхнув. Впервые кто-то слышал, чтобы она открыто признала такую вещь, и Айен улыбнулся и шагнул к ней, погладив ее по руке. — Но будет гнусной ложью сказать, что я связалась с демонами! Те, кто оказывают мне поддержку и помощь, добрые и храбрые люди, и в них не больше от демонов, чем в тебе или во мне!

— А этот крылатый ули-бист, который стал Ри?

Лахлан шагнул вперед, зашелестев крыльями. Его брови грозно сошлись над золотистыми глазами.

— Я — Мак-Кьюинн.

Фермер оглядел его с ног до головы, не упустив ни пледа Мак-Кьюиннов, сколотого брошью с гербом в виде увенчанного короной вздыбившегося оленя, ни торчащих у него за спиной длинных черных крыльев, ни Лодестара, заткнутого за пояс. Потом перевел взгляд на толпу, рассмотрев в подробностях и грязные рваные одеяния, и лошадей с низко поникшими головами, и старую женщину, искалеченную артритом, и совсем молодые лица некоторых из них. Потом его глаза обратились к Гвилиму Уродливому, опиравшемуся на высокий посох рукой с унизанными кольцами пальцами. Хотя колдун был одет так же просто, как и все остальные, в длинный плащ из грубой серой шерсти поверх штанов и рубахи, посох и кольца безошибочно выдавали в нем одного из Шабаша — для тех, кто знал, куда смотреть. Этот фермер явно знал.

Внезапно он сказал с отвращением в голосе:

— Ты колдун!

— Да, это так, — ответил Гвилим своим низким хриплым голосом.

— Ты что, не знаешь, что в этих краях колдунов и тех, кто укрывает их, сжигают?

— Знаю, — ответил Гвилим.

— Так что же ты здесь делаешь, ставя под угрозу свою жизнь и наши тоже?

— Я здесь, чтобы служить моему Ри, — отозвался Гвилим.

Фермер еще немного посмотрел на него задумчивым взглядом. Губы его были сердито сжаты.

— Ты что, не знаешь, что колдовство — это деяние Сатаны? — неожиданно прошипел он Тэму. — Ты оскорбил нашу землю, приведя сюда эту нечисть!

— Но, дайаден! Сам пророк объявил Ри посланцем Бога! А этот малыш — тот самый, что лечит возложением рук. Я видел это своими собственными глазами, и клянусь, что в этом нет никакого злодеяния. Он невинен, как новорожденный младенец!

— У Нечистого множество лиц, и не все из них отталкивающие, — отрезал его отец.

— Как и у Отца Нашего Небесного, и не все из них красивы, — внезапно прозвенел женский голос.

Все оглянулись на дверь, где стояла невысокая женщина средних лет, глядя на них мерцающими карими глазами, как две капли воды похожими на глаза Тэма. Она была одета в очень простое темно-серое платье с белоснежным фартуком, повязанным вокруг пухлой талии, и грубые деревянные башмаки. Ее руки покраснели и обветрились, но кожа на круглом лице была очень мягкой, бледной и сморщенной, как бывает с ладонями, когда их слишком долго держишь в воде.

— Такой-то прием ты оказываешь нашим гостям, отец? — проворчала она, вышла вперед и, ухватив мужа за локоть, не слишком ласково его потрясла. Ее голова еле дотягивалась ему до груди, но, ко всеобщему удивлению, большой хмурый мужчина пристыжено опустил глаза. — Разве Тэм не сказал тебе — старый пророк поклялся, что это не приспешники Сатаны, а слуги Отца Нашего Небесного, пришедшие, чтобы вернуть Ник-Хильд ее корону? В своем ли ты уме, если называешь самого ангела смерти ули-бистом? Можно подумать, ты никогда не слышал, как читают Священное Писание!

— Но, мать…

— Никаких «но»! Мне стыдно за тебя, отец. Разве нам не рассказывали о чудесных деяниях этого темного ангела? Разве лесные звери и птицы не сражались на его стороне? Разве он не выказал милосердие ко всем, кто был ранен, велев мальчику с исцеляющими руками помочь им? Разве мы все не роптали против жестокой и порочной Блудницы Брайда и не желали, чтобы земля расступилась и проглотила ее и ее велеречивых лизоблюдов?

— Ох, да, но…

— Ну и олух же ты! — ласково сказала маленькая пухлая хозяйка. — Только в сказках земля расступается и проглатывает злодеев. В настоящей жизни мы должны делать все, что в наших силах, чтобы ускорить возмездие. Разве не говорят, что Господь помогает тем, кто помогает себе сам?

— Да, но…

— Ну так вот! Взгляни только на этих бедняжек, таких грязных и оборванных! Мы должны скорее принести им горячей воды, чтобы они могли помыться, и что-нибудь поесть, а ты, Большой Тэм, беги к Джоку Яблочному и Мельнику Дэну, и к пастору, разумеется, и скажи им, что случилось. И позови Питера Козопаса, он умный парень, и Джо Кузнеца, и Джека Шерстяного. Ах, да, может быть, еще пошлешь Маленького Тэма через долину, сказать Дику Диксону, а не то, если он узнает последним, то заварит кашу, лучше уж, чтобы он был здесь, под моим присмотром.

— Хорошо, мать, — послушно сказал Большой Тэм.

— Может, лучше тебе пойти к Дику Диксону, папа, а то он оскорбится, если приду всего лишь я, — сказал Тэм. — А я схожу и приведу Джока Яблочного.

Его отец ухмыльнулся, отчего его лицо сразу же смягчилось.

— Хорошо, сынок, и передай мой привет малышке Бесси. Она будет рада тебя видеть!

На щеках Тэма вспыхнул румянец. Он пригнулся и поспешно выбежал в сумерки, оставив фонарь висеть на крюке. Его отец вышел следом, подозрительно оглядев сарай и пробурчав:

— И к чему катится свет, когда мы преломляем хлеб и едим соль с колдунами и ули-бистами!

— Пути Господни неисповедимы, — неожиданно сказал Киллиан, захватив всех врасплох.

— Да, это верно, — отозвалась мать Тэма, кивнув круглой седой головой. — Вернее некуда. — Она внезапно бросилась вперед и, упав на колени перед Эльфридой, поцеловала ей руку. — Ох, добро пожаловать на родину, миледи, добро пожаловать на родину!

— Спасибо, — со слезами в голосе сказала Эльфрида.

— Мы так долго вас ждали, — сказала женщина. — Но я всегда знала, что вы вернетесь к нам.

В ту ночь мужчины всей округи собрались в гостиной Тэма, чтобы поглядеть на Лахлана и Эльфриду и послушать Киллиана Слушателя. Старца вымыли и переодели в длинное белое одеяние из домотканой материи, а косматые волосы и бороду расчесали. На шее у него висел деревянный крест на связанном во многих местах кожаном шнурке. Его черные глаза наполнились скорбью, когда он рассказывал, как Филде приказала подвергнуть его пыткам, чтобы вырвать признание, что все его проповеди внушены Сатаной, а не самим Господом.

— Но я не признался, потому что действительно слышал истинное пение ангелов, — сказал пророк, и фермеры заерзали и принялись переговариваться.

Потом он поведал о своем дерзком освобождении, когда люди Ри рисковали жизнями, чтобы спасти его. Теперь темные глаза старика пылали, а голос дрожал от благодарности. Он описал, как Томас исцелил его и как он услышал хор небесных голосов при первом же прикосновении чудотворных рук мальчика.

— Воистину, на нас благословение Божие, ибо Отец Наш Небесный услышал молитвы верных слуг своих и прислал этого крылатого ангела, чтобы спасти страну от ужасающей тирании порочного Всеобщего Собрания, и мальчика с чудотворными руками, чтобы исцелить раны нашего народа, и Он оберег нашу милую молодую Ник-Хильд от зла, чтобы она могла править нами, как всегда была воля Божья, ибо разве она не избранная, не наследница золотого меча?

Финн, не в состоянии выносить неизвестность, подслушивала под окном, говоря себе, что стоит на часах на случай вероломного нападения. К ее удивлению, именно местный пастор оказался самым ревностным сторонником Лахлана. Пухлый коротышка с сияющей лысиной, обрамленной херувимскими седеющими кудрями, одетый в длинную черную сутану с простым деревянным крестом на груди, судя по его внешности, едва ли задумывался о чем-то менее прозаическом, чем собственный обед, но оказался человеком романтического характера. История Эльфриды, лишенной престола молодой банприоннсы, борющейся за освобождение своего народа, распалила его воображение. Он без труда поверил в то, что Лахлан — ангел смерти, появление которого предсказывало столько пророков, при первом взгляде на Ри сжав руки и пробормотав: