– Зачем нам туда? – не удержался от вопроса Эбнер и тут же мысленно обозвал себя дураком: мог бы и смолчать. Он втянул голову в плечи и сосредоточенно застучал пальцами по клавиатуре.

Галина медленно подняла голову и посмотрела на него.

Смотрит так, будто вот-вот прибьет. Лучше не поворачиваться. Или все-таки сказать, что я думаю, что экономка не сказала нам ровным счетом ничего?

– Ты думаешь, что экономка ничего не знает.

Как она это делает? Умеет читать чужие мысли? Как-то… не по-человечески. Хотя, если выглядеть, как ангел во плоти, человечность тут ни при чем.

Ему повезло: в голосе Галины не было злости – лишь удивление. А значит, он в безопасности. Пока.

– Честно говоря, да.

Галина смотрела на мелькающие за окном машины.

– А зря. Фрау Мюнх, конечно, старая слепая курица, но кое-что ей известно.

– Haus Kupfermann? – Эбнер снова застучал по клавиатуре серебристого ноутбука. – Она могла все выдумать, даже под угрозой смерти. Но проверить мы обязаны. А ближайший «Дом Купферман» – гостиница в Баварии. Разве мы едем в Баварию?

– Ты не учился у покойного? – спросила Галина. Указательным пальцем она медленно провела по свежей ране у него на виске, но, несмотря на нестерпимую боль, попросить ее убрать руку он не мог. – Я сразу поняла, что Фогель скрыл за этими словами. Семейный склеп его жены. Ключ к первой Реликвии скрыт в склепе. Ты выяснил их имена?

Эбнер подождал, пока она уберет палец от раны.

– Скоро выясню. Но, похоже, обычный турист с детьми.

Галина снова впилась в него ледяным взглядом.

– Американец явно был знаком с Фогелем и, скорее всего, не так прост, как нам бы того хотелось. Пусть на кладбище нас встретят Черные Во?роны. Или ты не знаешь, сколько раз в судьбы мира вмешивались дети? Напомнить тебе историю… Ганса Новака?

Эбнер в очередной раз склонился над клавиатурой ноутбука. Она назвала имя. Назвала имя, которое нельзя называть.

– Нет, мисс Краузе. Конечно, нет.

Галина отвернулась к окну и что-то прошептала в телефон. Эбнер ненавидел, когда в его присутствии она переходила на шепот.

Машина еще быстрее понеслась к кладбищу.

Глава двадцать вторая

Запретный камень - i_023.png

Вниз вела лесенка, такая узкая, что ходить по ней могли только куклы. Или приведения.

– Следуйте за гномоном, – зашептал Даррел брату в самое ухо. – Давай, зайди в склеп, спустись в подземелье. А потом куда? А ведь у каждого подземелья свой страж – запомни это!

– Да помню я.

Согнувшись почти вдвое, Вейд еле протискивался вниз на дрожащих ногах. Но вдруг замер и поднял голову.

– Папа, а ты с нами не идешь?

– Боюсь, я не здесь помещусь, – хмуро ответил тот.

На улице завыла сирена. Все замерли. Звук становился громче, достиг максимума, сменил тональность и растворился вдалеке.

Вейд вспомнил, что такое явление называется эффектом Допплера: чем дальше объект, тем его звук ниже. Чистая наука. На науку всегда можно положиться. Она основана на рациональности, на логике. Не признает стражей подземелья, привидений и крыс… Ну, крыс, может, и признает.

– Я послежу здесь, – добавил доктор Каплан. – Возьми мои конспекты. Если увидишь там какие-то записи – перепиши сюда. А затем выбирайтесь – и мы едем домой. Дело закрыто.

Вейд набрал в грудь побольше свежего воздуха склепа – и продолжил спуск. За ним начали спускаться Лили с телефоном и Бекка. Даррел, сделав первый шаг в подземелье, произнес:

– Я буду очень расстроен, если встречу скелеты последних детишек, которые туда пробрались…

Стены по обе стороны лестницы были черными от времени и скользкими от лишайника.

– Ну, это прямо как… – начала было Лили, но тут же умолкла, направив на стены луч фонарика. – О-хо-хо.

Ниши, выдолбленные в стенах, оказались забиты десятками черепов и грудами костей.

Даррел опустил голову.

– Я так и знал. Мы все погибнем. Официально заявляю: я очень расстроен.

– Это катакомбы, – прошептала Бекка. – С сотнями, если не тысячами скелетов.

Вейд чуть не упал, споткнувшись о железную решетку, что давным-давно отвалилась от одной из ниш и позволила осколкам костей рассыпаться по ступенькам. Подняв решетку, он прислонил ее к стене и освободил проход.

– И все они – предки Фриды Купферман? Ох, и до фига же их тут…

– Не все, – отозвалась Лили. И осветила фонариком несколько других ниш. Под каждой из них виднелась гравировка: «1794».

– Может, тогда случилась эпидемия чумы? Или война?

– Или мы идем дальше – или возвращаемся, – сказал Даррел. – Здесь я больше не могу.

Они миновали груды костей и спустились на нижнюю площадку, в правом углу которой – в той же стене, что и склеп наверху, – виднелся очередной ход дальше. Никто не выказал желания быть первым, и Вейд, согнувшись в три погибели, нырнул в дыру и переполз на следующий уровень, еще на четыре ступеньки ниже. Все последовали за ним.

Подземелье оказалось точно такого же размера, что и склеп наверху, правда, с таким низким потолком, что передвигаться приходилось на четвереньках.

Как под водой. Вот именно так чувствуешь себя под водой.

От запаха плесени Даррел бесконечно чихал. Бекка молчала – думала, наверное. Она всегда думает.

– Эй! – воскликнула Лили. – Смотрите!

В тусклом свете фонарика они увидели, что все стены покрыты граффити, но отнюдь не теми, что можно увидеть на улицах любого современного города. Процарапанные и выбитые в камне надписи, цифры, инициалы и схемы, похожие на неведомые иероглифы. Некоторые, судя по всему, появились очень давно.

Бекка шепотом сказала:

– Вот эту надпись сделали в 1607 году. Люди приходили сюда с незапамятных времен.

– И похоже, все до одного умирали, – добавил Даррел. – Идем дальше!

На стене напротив спуска была прикручена толстая бронзовая пластина, похожая на дверь, которая вела в склеп. Вейд встал перед ней на колени. Бекка подползла к нему и встала рядом.

– Слишком маленькая, чтобы скрывать еще один склеп, – сказала она. – Скорее всего, там тайник.

На пластине был изображен герб – щит, над которым причудливой вязью переплелись три латинские заглавные буквы: разобрать их получилось не сразу.

Наконец, Лили зачитала:

– G… A… C.

Над дверкой прямо в камне была вырезана надпись:

«ПЕРВАЯ ПРИВЕДЕТ К ПОСЛЕДНЕЙ».

Вейд перенес буквы и фразу на последнюю станицу тетради, следом за расшифрованным письмом дяди Генри и посланием, которое оставила на пыльном столике фрау Мюнх.

Кроме герба, других изображений на бронзовой пластине они не нашли – только в одном углу виднелось круглое пятнышко размером с десятицентовую монету. Подсвечивая телефоном, Лили провела по нему пальцами.

– Это же не кнопка? – уточнила Бекка.

– Ты знаешь, больше похоже на сеточку, за которой спрятан микрофон, как на телефоне или компьютере. Вот смотри.

Лили вытащила планшет и показала подруге: в углу был такой же кружок, только гораздо меньше.

– Для распознавания голоса? Или защита доступа? – предложил Даррел.

Сверху позвал доктор Каплан:

– Дети, нашли что-нибудь внизу? Нам лучше не задерживаться. – Судя по голосу, он нервничал.

– Здесь, кажется, какой-то тайник, – сообщила Лили.

– Вы открыли его?

– Пытаемся, – ответил Вейд.

Даррел покачал головой:

– Допустим, это тайник, единственный способ открыть который – сказать что-нибудь в микрофон. Мы же не знаем, что именно туда говорить. И даже подсказок у нас нет.

Но Бекка возразила:

– Думаю, что подсказка у нас есть. До сих пор все ключи дяди Генри отлично работали. А он дал их нам целую связку. Послания, карта Вейда, солнечные часы, название склепа. Тут на каждом шагу подсказка. Может, сработает то, что мы уже знаем.