На самом деле, профессоров здесь и в помине нет. Слово, которое я употребил, по значению находилось ближе к «учёному мужу», но мне нравилось подбирать ёмкие аналоги, всячески играя словами.

— Снова ты, бестолочь? — недовольно нахмурился старец. — Давненько тебя видно не было. Думал, отправили тебя на суд Божий.

— Рановато мне туда, уважаемый.

— А ты не загадывай! Чего припёрся?

Характер у престарелого учёного далеко не сахар, хотя его можно понять. Всех коллег давно сожгли, а его самого заставили отречься от собственных слов. Прямо как Николая Коперника на моей родной планете. И ведь оба занимались очень похожими исследованиями, которые пришлись не по душе тоталитарному духовенству. А именно — астрономией.

По его словам, раньше он преподавал математику в столичном училище, попутно занимаясь изучением неба. Но даже такие безобидные изыскания инквизиторы признали нарушением Святого писания. Ему ещё повезло, что большинство влиятельных людей города оказались его бывшими учениками. Иначе он очутился бы не здесь, а на костре.

— Вопрос к вам имею, профессор Чо, — перешёл я сразу к делу, громче застучав по какой-то перекрученной железяке. — Кроме вас и помочь некому.

— Так и быть, заинтересовал ты меня. Излагай.

— Когда примерно ждать следующего затмения?

Хотел добавить по привычке «солнечного», но тут такого слова нет. Дословно это прозвучало бы как «ослепление Матери», что уже приравнивается к мелкому богохульству. Но как бы окранитам не хотелось возвести местное светило в ранг божественных проявлений, тягаться с естественными природными явлениями они не в силах.

Старшая Сестра занимает солидную часть небосклона, так что при пересечении орбит, оно запросто закрывает звезду. Случается это не так уж и редко, и сильно зависит от широты, на которой находится наблюдатель. В пустыне небесные тела на моей памяти повстречались всего раз, да и то — лишь частично. Хотя полчаса мы брели по пескам, наслаждаясь вольготными сумерками. Здесь же подобное происходит куда чаще. По словам старожилов — не меньше десятка затмений в год.

Каждый раз для фанатиков это сильнейший стресс, с которым они борются известным способом — сжигают «очернённых» во славу Окрана. На этот экстренный случай у них припасено несколько смертников. Долго им прозябать в застенках не дают и постоянно обновляют состав благодаря молитвенным дням. Поэтому все невольники «Возрождения» прямо-таки излучают дисциплину и трудолюбие. Особенно, когда попадают в поле зрения святых отцов.

Самое главное, что во время внештатного потемнения все работы сворачиваются, что в первый раз меня знатно удивило. До самого конца все окраниты дружно молятся прямо на месте, включая слуг. Исключение составляют немногочисленные священнослужители, что занимаются сожжением пленников.

Невольники же предоставлены самим себе и могут даже вздремнуть, если успеют. Идеальное время, чтобы избавиться от оков и попробовать незаметно улизнуть из рудника.

— Вот уж удивил, так удивил! — крякнул учёный муж. — Без приборов, без расчётов… Тебе вообще оно зачем надо?

Ответ «чтобы свалить отсюда к херам собачьим» не подходил категорически, поэтому я выдал заранее приготовленную байку:

— Встретил женщину мечты. Хочу предаться с ней плотским утехам, но в бараке полно посторонних. Не люблю, когда мне что-то советуют во время процесса.

— Жженозмека? — с интересом уточнил старец.

— Полукровка.

— Эх, молодость… — зашамкал он губами. — Но жженоземки действительно весьма горячи. Вынужден тебя огорчить, я вряд ли смогу тебе помочь.

— А если так?

Я незаметно протянул ему чёрствый кусок хлеба, выданный мне Чагой. Подобным продуктом лакомятся только надзиратели со слугами, да и то среди последних — далеко не все. Профессор Чо от такого гостинца ещё больше выпучил глаза и молниеносно выхватил краюху из моей руки. После чего спрятал её в складках робы.

— Что ж, намерения у тебя серьёзные, как я погляжу. Но мне нужно время. Приходи завтра, пожалуй. И на большую точность не надейся, день-два в лучшем случае. Потерпите уж как-нибудь.

— Надеюсь на вас, уважаемый…

— Ещё бы! — многозначительно хмыкнул старец, возвращаясь к хреновине, которую раскручивал.

Но изредка он вскидывал голову и бросал цепкий взгляд на небосклон, а иногда и вовсе принимался что-то украдкой чертить на рыжей от ржавчины почвы. Пока прогуливающиеся надзиратели удалялись к противоположному краю свалки. На счёт инструментов учёный всё-таки немного лукавил — собственной приборной панелью ему никто пользоваться не запрещал. А там и часы есть со спидометром, и много чего ещё полезного.

Были бы мозги, а уж выход всегда найдётся.

Примерно к полудню возле каждого из невольников выросла приличная кучка металлолома. Перетаскивать такой ценный материал нам запрещено, и обычно этим занимается кто-то из младших слуг. Сегодня же явились не только они, но и явные подмастерья в рабочих фартуках из плотной кожи. Все как на подбор красномордые и физически развитые. Стучат молотками здесь по старинке, без всяких станков и механических прессов, поэтому руки у каждого бугрятся от сухих жилистых мышц.

Мою кучку тоже забрали, сложив в холщовый мешок, но тут мной заинтересовался один из молотобойцев. Как и прочие, он щеголял короткой бородой цвета спелого каштана, являвшейся среди окранитов статусной вещью, но помимо этого его левый глаз прикрывала грубая повязка. Отчего он немного смахивал на молодого пирата.

Хоть борода с увечьем и делали его старше, ему вряд ли больше лет, чем мне. А уж себя старым я точно не считаю.

— Эй ты, с железякой вместо руки! — окликнул он меня. — Пошли, поможешь мне с печью.

— С радостью, но не могу, — я демонстративно подёргал цепь, соединяющую мой ошейник со столбом.

— Это дело поправимое, — отмахнулся слуга.

Но ближайший надзиратель не горел желанием меня освобождать.

— Вам там своих не хватает, что ли? Не положено!

— Мне нужен именно этот, — продолжал настаивать ремесленник. — С проклятой рукой. У нас одна из печей треснула, жар рядом с ней такой, что даже мокрая ткань дымится. Останавливать переплавку нельзя, вот и думаю с его помощью попробовать кое-как залатать трещину. Да вечера, даст бог, продержится, а завтра обещали каменщика прислать с южного участка.

— Вон оно как… — задумчиво протянул надзиратель, не сводя глаз с моего протеза. — Тогда ладно, пусть помучается, Нарково отродье! Надеюсь, ему там плечо хорошенько пропечёт. Забирай.

Он достал с поясной сумки специальный ключ и отпер зажим, скреплявший цепь с ошейником. А вот сам хомут не имел запорных механизмов и забивался старой доброй заклёпкой, почти как его имперский аналог. Только здесь материалы не столь качественны, и воротник мало того, что тяжёлый, так ещё и натирает при каждом повороте головы. А уж про ржавчину вообще лучше не вспоминать. Будь дело на Земле, я бы уже давно столбняк подхватил или чего похуже.

Моего согласия никто не спрашивал, но просто так отсюда не отпускают. И напоследок надзиратель тщательно проверил, чтобы я ничего не прихватил с собой на память. Он настолько дотошно подошёл к этому вопросу, что впору подозревать его в нетрадиционной ориентации. Хорошо, что моё главное оружие находится где-то в черепной коробке и не подлежит обнаружению.

Всё остальное никакой ценности не представляет, включая пресловутую клешню. Одни только неприятности из-за неё…

Одноглазый подмастерье без труда закинул увесистый мешок с ломом на плечо и повёл меня прочь от свалки. Судя по направлению, шагать нам предстояло долго — до подножья одной из гор на юге. Там у окранитов располагалась большая часть производственных цехов, включая кузницы.

Шли мы неторопливо — подмастерье явно старался приноровиться под мой короткий шаг. Прочие его коллеги давно нас обогнали. Весь путь я предпочитал держать рот закрытым, но слуга спустя некоторое время нарушил молчание:

— Знаешь, твоя рука — удивительный механизм. Даже сильный жар ему нипочем.