Многие сказания рождаются из легенд. Еще больше сказаний рождается из жизненных историй и баек.

Они сидели все вместе, возле деревни — травили друг другу истории под кислое пойло и сушили обмоченные башмаки у костра. У костра и грелись. Спокойно было.

— Так и шо по итогу с Яромиром-то стало? Старый совсем с ума сошел? — голос слегка дрожал, а сам мужик время от времени икал.

— Да… Жалко мужика, хороший был. Ну-с, — ответчиком был сделан глоток из деревянной высокой кружки, — это не мудрено — такого за жизнь навидаешься и не только головой тронешься. Вон, из того же огорода — я слышал, что Матренина дочурка-то без вести пропала… Так Матрена тут извелася вся — и искали ее, и кличали везде, и даже объявления писали… Так и не нашли.

Все дружно вздохнули.

— Не первый случай, мужики, не первый… — прозвучал третий голос.

— Да… Как не первый… Ик… Не было такого никогда…

Пьяный четвертый не смог даже договорить — просто повалился на землю и крепко заснул.

— Эх, Мыслав совсем пить разучился. Давай его в хату затащим.

— Затащим, затащим, — прозвучал самый хриплый пятый голос, самый мудрый и самый старый. — Но потом. Сейчас за дочь Матрены выпить надо.

Треск от костра приглушился едва слышимым стуком кружек друг об друга. Затем сидящие выпили содержимое до пуста.

— Дай Бог ей здоровья…

— Не только здоровья, — вмешался пятый, явно старик, — дай Бог нам всем жизни хорошей. Покуда кары Божьей не знаем — все будет здраво.

После своих слов он наполнил кружку новым пойлом до краев. Затем незамедлительно продолжил пить, смотреть вдаль и травить всякие байки.

— А в чем эта Божья кара заключается, по-твоему? — самый первый говорящий поинтересовался.

Ответ последовал не сразу. Сперва был взгляд в самую душу. Глаза сверкали в ночи, а сам старик все время смачивал губы.

— Когда Бог гневается — нечистая сила берет верх, и всех хоронит, сынок. Нам, сидящим здесь, не понять этого горя, а вот Матрениной дочери понять.

Мужик заржал как конь.

— Что за нечистые силы, дед? Ты в это веришь?

Дед лишь выдал легкий смешок и наивную улыбку.

— А ты нет?

Вновь нависла пауза. Старик, до этого облокачиваясь на срубленное полено, сел поудобнее и выпил залпом содержимое своей кружки, после окинул всех взглядом.

— Просто молодежь не застала еще. И молюсь, что не застанете. В мире много нечисти, сыновья, много. Я помню ее, видел собственными глазами. Дело было по моей молодости, ой как давно… Годы были голодные, холодные — лето жаркое-жарко, а зима суровая. Ни урожая, ничего не было. Люди грабить начали да колотить друг друга. Земли наши кровью пропитались да гнилью провонялись. И тогда смута пришла в жизни наши… Много тварей повылезало всяких. Я их не отличал даже, но разные все были. И не монстры як какие, а самые настоящие черти да демоны… Исчадья Ада, не иначе!

Все внимательно слушали рассказ старика.

— Они ж, сынки, не вами питаются… Хуже. Они души ваши пожирают. Ты вот, например — он указывал пальцем на первого мужика, — помрешь да переродишься новым молодцем или красавицей, коли душа у тебя есть. А эта бесовщина пожрет твою душу, и забудь про свою следующую жизнь. Нам это кажется сказками, но в то время и бабы меньше рожали, и мертвых рождалось много… Все катилось в пропасть.

— Так чего ж вы этих иродов не побили, старик? — с особым интересом и детской наивностью спрашивал один из сидевших.

Старик вновь выдал легкий смешок.

— Они бессмертны. Колоти сколь влезет — ему чхать, падали этой. У них нет жизни, есть душа только.

Все непонимающе взглянули на рассказчика.

— Так и как вы тогда колотили их да по смерть отправляли? — почти в один голос спросили все у костра.

— Как-как… Такими же тварями. Только кличут их иначе, и другие они, отличные от этой нечисти.

— Чем отличные, старче?

— Ну тем что они живые, такие же как мы, но с душей чернющей, как смола, дьявольской. Изгнанниками их кличут…

I. Иво Эль Гарден

— Эй, бать! Хлестни-ка еще мне в кружку!

В трактире было совсем тихо, лишь пара сидевших компаний скрашивали одиночество местного заведения — «Распутница». Люди были не из приличных — бродяги да пьянчуги, коих уже не сосчитаешь на окрестностях. Те, кто побогаче прочих, гасились в подобных местах, пока монета-другая позволяла.

— Батя, ты оглох что ли? Неси меду сюда, живо! — голос был груб, слегка охрипший, отчетливо пьяный.

В ответ не слышалось ничего.

— Э, Тихой? — пьяное тело пошатнулось и встало со стула, направив взгляд в сторону трактирщика, — ты оглох там штоль? Я сказал меду мне, сука!

Из-под деревянной балки аккуратно выглянуло лицо, старое, все седое и в морщинах. Взгляд был уверенным, старик не боялся засидевшегося.

— Хватит тебе пить. Ступай отсюда.

— Хватит? Ступай?

Он встал и направился в сторону трактирщика. Приблизившись так, что пьяный мог спокойно достать того рукой, на всю таверну послышался громкий звук, вызванный ударом кулака по стоявшему рядом столу.

— Ты мне, сука, не указывай…

Удар был приглушен громкой и достаточно отчетливой икотой.

— Посмотри на себя, хлопец. Перепил ты малясь, — старик смеялся и улыбался в ответ на злобу. — Ступай спать, а завтра приходи ко мне вновь — угощу всем, чем пожелаешь.

Пьяный резко схватил деда за свисающую седую бороду.

— Наливай. Или убью.

От испуга старик сглотнул слюну, пару секунд смотрел в обозленные глаза напротив. Невольно рука потянулась за высокой деревянной кружкой.

Прозвучал звук открывшейся двери. Все внимание трактира сразу же направилось туда.

Высокий мужчина среднего телосложения вошел внутрь. Голова его была прикрыта капюшоном, но хорошо были видны мерцающие в тусклом помещении голубые глаза. Свисающий до пола черный плащ скрывал абсолютно все тело, и лишь выпирающая рукоять меча указывала на потенциальное ремесло неизвестного. Походка была медленной, скорее аккуратной, шаги были размеренные. Войдя внутрь и захлопнув дверь, он быстро оглянулся.

— Добрый вечер. Есть что выпить?

Голос был в меру грубым, в меру «сладким», сравнить его можно было с хорошим старинным вином.

— Нет здесь пить. Мы закрыты, — ответил ему пьяный.

Таинственный путник прошел вперед, до середины трактира. Все время, что шел, не переставая смотрел вокруг и всегда останавливался взглядом на схватившем старика мужчине.

— Ты трактирщик?

— Считай, что я. Проваливай.

Мужчина в плаще засмеялся.

— Негоже старых так хватать и пугать. Отпустил бы, коль нет серьезной надобности.

Глаза того, что схватил деда, озлобились, покрылись капиллярами. Рука автоматически отпустила из захвата бороду и мужик смело, схватив лежавшую рядом вилку, ступил навстречу стоящему путнику.

— Сгинь, плешивый!

Он резко замахнулся вилкой и нанес грубый небрежный удар сверху. Обороняться путник особо и не собирался: он сделал шаг назад и выждал, пока атакующий повалится вперед. Как только это случилось, он схватил его плечи двумя руками и сильно ударил того коленом под дых. Чувство боли пьяному пришло не сразу, но по итогу он закричал и постарался выровняться, ударить в лицо. Но попытка оказалась вновь неудачной: мордой он встретил массивный кулак, летящий с большой скоростью прямо в нос. Такого удара выдержать не получилось, и мужик упал без сил и сознания на пол.

— Если ваш — убирайте его быстро. И больше чтоб здесь не появлялись.

Глазами он окинул сидевшую рядом компашку — «кучу тел», которые особо и не замечали, что происходит вокруг.

Сам таинственный подошел к старику.

— Ты как, батюшка?

Трактирщик, немного расчесав потрепанную от хвата бороду, взглянул на путника и немного неуклюже кивнул.