Никита посмотрел вдоль дороги, глянул на небо, на запрокинутый ковш Большой Медведицы и прибавил шагу. А дома бабушка встретила его ласковым ворчаньем.

— Ночь-полночь, а он все бродит, все бродит. И что бродит, поди, сам не знает, — приговаривала она, пока Никита, отряхивая веником снег с валенок, топтался в сенях.

— Во-первых, бабушка, до полночи еще целых три часа, — баском возразил Никита. — А во-вторых, нигде я не бродил, я в школе был, на совете дружины.

— Ишь, советчик какой выискался… Без тебя, поди, и посоветовать некому. Ну, мой руки да садись. Я тебе шанежку с яичком спекла. Покушай, да и спать. Вот тебе мой совет, самый правильный.

Бабушка загремела заслонкой. Из печи пахнуло жаром и сладким запахом топленого молока… Никита вымыл руки, сел к столу и, с аппетитом прихлебывая горячее молоко, принялся за шаньгу.

Бабушка села рядом, взяла чулок. Послушные спицы засверкали в ее руках. Она посмотрела на внука, на его румяные с мороза щеки, на глаза, глядевшие куда-то мимо стола, и теплая улыбка осветила ее собранное в морщины лицо.

— И об чем же ты с дружиной своей совет держал? — спросила она, помолчав.

— Ну, мало ли, бабушка… Всякие у нас дела…

— Да, у вас, я знаю, всё дела… Учились — дела. Отучились — опять дела. Нет, чтобы погулять, отдохнуть. А дела-то какие теперь затеяли? Или, может, тайные и спросить нельзя?

— Да нет, какие тут тайные! Мы, бабушка, в Ленинские дни будем ребят в пионеры принимать. Нам с Леной Сорокиной поручили зал оформить. Чтобы все как следует было, торжественно, красиво…

— Ну, Лена-то, — перебила бабушка, — Лена, верно, красоту понимает. А от тебя уж и не знаю, какая красота. Вихры вон отрастил, скоро косы будем заплетать.

Никита глянул в зеркало, небрежно поправил сбившиеся русые волосы.

— Вихры, бабушка, к делу не относятся. А Лена без меня тоже не справится. Елки развесить, нарисовать да написать — это лучше Лены во всей школе никто не сумеет, а я не по этой части, я по электричеству. А мы хотим всю сцену осветить и портрет Ленина чтобы весь в лампочках был.

— А то вам свету мало! — перебила бабушка. — Прошлый год с керосиновой лампой сидели, в самый раз было. А теперь вон какая благодать! — бабушка посмотрела на электрическую лампочку, висевшую над столом, и зажмурилась. — И так глаза слепит, а им все бы еще посветлей.

Посмотрел на лампочку и Никита. Посмотрел, помолчал и сказал, подумав:

— Тут, бабушка, не в свете дело. Свету хватит. А тут, как бы тебе объяснить… Ну, вот хоть наша лампочка… Про нее тридцать лет назад Владимир Ильич Ленин с товарищем Сталиным вместе думали. Ты, небось, и не мечтала, что у нас такой свет будет. А Ленин тогда еще знал, что у нас тут станцию построят и в каждый дом электричество проведут.

— Ну, пускай так, — перебила бабушка. — Да тебе-то откуда знать, про что Ленин со Сталиным думали? Тебя тогда и на свете не было.

— А об этом нам Корней Петрович рассказывал. Об этом, бабушка, и в книгах написано. Ну вот мы на совете и решили: будем принимать ребят в пионеры, расскажем, как Ленин со Сталиным о нынешнем дне мечтали, и покажем, как эта мечта сбылась. Как ребята скажут «Всегда готовы!» — сразу включим, и все лампочки на сцене загорятся.

— А ты, выходит, за главного, за мастера?

— А что же такого, не сумею, что ли?

— Да кто вас знает, по мне, так уж больно все это мудрено. Ну, да ведь мы-то в темноте росли, а вы теперь люди ученые, вам все доступно, — и, протянув руку, бабушка погладила Никиту по голове, как маленького. — Учиться-то будешь сейчас? А то я хотела радио послушать. Обещали нынче про царя Салтана.

— Включай, бабушка. Не помешает.

Никита управился с шаньгой, вытер руки и раскрыл книгу.

Со стены, из черного диска репродуктора полились чудесные звуки. Бушевало море, качалась на волнах тесная бочка, вился коршун над белой лебедью, щелкала золотые орешки озорная белка…

Потом музыка смолкла, послышался неясный шум большого города. Где-то прогудела машина… другая… И в наступившей тишине поплыли удары кремлевских курантов.

Никита захлопнул книжку. Ему представилась далекая Москва — и Красная площадь и рубиновые звезды на башнях Кремля…

С утра было много дел. Никита наколол дров, принес воды из колодца, почистил коровник. Потом торопливо позавтракал, оделся и вышел во двор. Достав из-под крылечка лыжи, он прочно подвязал их к валенкам, надел рукавицы и, оттолкнувшись палками, во весь дух помчался огородами, петляя между плетнями. Он перешел реку по льду, «елочкой» поднялся на крутой берег.

Впереди, золотистые и стройные, бесконечной цепочкой, в затылок друг другу, стояли новенькие столбы электропередачи. Опираясь на них, обросшие пушистым инеем, бежали над полем три провода.

Никита размахнулся и ударил палкой по столбу. Столб загудел звонко, как колокол. Провода, сбросив сверкающие хлопья инея, заблестели на солнце.

Никита полной грудью вдохнул морозный воздух и помчался вперед по хрустящему насту.

Он пересек поле, перешел плотину и поднялся на взгорок, к светлому домику электростанции. Сняв лыжи, взошел на крылечко, позвонил.

Дверь открыл сам заведующий — Семен Сергеевич.

— Ты, Никита? — сказал он. — Здорово, заходи, раздевайся! У меня, брат, тепло, — и, пропустив Никиту вперед, пошел наверх, к щиту управления.

Внизу выводил свою монотонную песенку генератор. Черные стрелки, чуть вздрагивая, покачивались на приборах щита. Справа череп, пробитый красной молнией, строго предупреждал: «Не трогать! Смертельно!» А слева контрольные лампочки весело подмигивали зелеными огоньками, сигнализируя о благополучии.

Все тут было чисто, спокойно, уютно. Только где-то глубоко, под полом, глухо стонала и билась обреченная на вечную неволю река.

— Вот так и живем, — сказал Семен Сергеевич и, усевшись к столу, скрутил толстую папиросу. — Печей не топим и на мороз не жалуемся. Ну, а ты с каким горем пришел?

— Никакого горя, Семен Сергеевич. Про?вода нам метров тридцать да изоляции нужно. Зал оформить к сбору, к Ленинским дням.

— Это можно. Выручу. — Семен Сергеевич окинул взглядом щит и поднялся. — Пошли…

Они спустились вниз, в кладовую. Семен Сергеевич достал с полки охапку старых проводов.

— На? вот, — сказал он. — Бери сколько нужно. Только сращивай хорошенько. Ну, да тебя-то учить нечего, не первый раз. А за лентой пойдем наверх, там она у меня.

— Ну, как дела, Никеша, достал? — спросила Лена, не успев поздороваться.

— А то не достану! — Никита вытащил из-за печки большой лист фанеры, поставил к столу.

— Свет тебе так удобно падает? — спросил он. — Ну, тогда все. Действуй.

Он достал из-под стола ящик с инструментами и тут же на столе разложил свое хозяйство.

Бабушка, с неизменным чулком в руках, смотрела, как умелые руки ребят быстро управляются с работой.

Часам к восьми все было готово. Никита укрепил патроны, ввинтил лампочки и, протянув через всю комнату провода, включил ток. Лампочки вспыхнули.

— Ничего, — сказала Лена и отступила на шаг полюбоваться своей работой.

— Здорово! — согласился Никита.

— Ой, хорошо! — подтвердила и бабушка. — Молодец ты, Леночка, руки у тебя золотые.

— Знаешь, Никешка, — Лена прищурила глаза. — А вот тут нужно немножко поправить. И хорошо бы еще дать красный свет. Хоть немножко, чуть-чуть.

— А чего же, это можно. Я мигом. В школе красные лампочки есть. — И, набросив полушубок, Никита выскочил за дверь.

Лена и бабушка постояли еще, посмотрели. Потом Лена тронула кое-где углем рамку, отступила на шаг, еще на шаг. Вдруг что-то стрельнуло у нее под ногой. Маленькая голубая молния мертвенным светом на мгновение осветила комнату, и все лампочки разом погасли.

Из всех окон хлынула в избу густая, холодная тьма. Сделалось вдруг тихо-тихо, и слышно стало, как в трубе сердито посвистывает ветер.

— Это что же теперь будет-то, доченька? — вполголоса спросила бабушка.