— Какое это может иметь значение — кто отец Ривен? — сердито поинтересовалась Сэл.

— О, огромное значение! — Тропос откинулся на стуле и сложил руки на животе. — А теперь, чтобы доставить тебе и себе удовольствие, я хочу показать тебе первую брачную ночь твоей госпожи.

Сэл широко раскрыла глаза и негодующе пискнула.

— Да-да! И не нужно этой ложной скромности, пиллаун. Нам ли с тобой не знать, как устроен этот мир?

Посмеиваясь над волнением, охватившим пиллаун. Тропос встал из-за стола и достал с полки широкую хрустальную чашу. Установив ее рядом с клеткой пиллаун он раскупорил флакон с какой-то жидкостью. Наливая жидкость из флакона в чашу, Тропос. промолвил:

— Это очень дорогое и редкое средство и я обычно берегу его. Однако ради такого случая, мне кажется, стоит им воспользоваться.

Голубая жидкость в чаше заволновалась и над ней поднялся светящийся пар.

— Смотри внимательно, птица, и ты увидишь, как наша счастливая парочка проведет эту ночь.

Броун шагал вдоль своей спальни, то и дело останавливаясь, чтобы поднять повыше подсвечник с зажженными свечами или поудобнее установить на столе поднос с бокалами вина. Бросив взгляд на песочные часы, он сцепил за спиной пальцы рук. «Скоро, — твердил он себе, — скоро служанки Ривен приведут ее ко мне». До сегодняшней церемонии в соответствии с традициями они были разлучены на несколько недель, которые должны были пройти между Оглашением и свадьбой, и Броун на все лады клял эти традиции.

Броун представил себе, что как раз в эти минуты Ривен должна была заканчивать церемониальное омовение, готовясь к наслаждениям этой ночи. Он не знал всех подробностей обряда, но догадывался, что это должно напоминать то, через что он только что прошел.

Вспомнив свое собственное купание и шутки, которыми перебрасывались помогавшие ему слуги, Броун улыбнулся. Один только Альбин хранил на лице мрачное выражение. К этому времени Броун уже догадался, что его посланник тоже был влюблен в Ривен, и, сжалившись над чувствами юноши, король отослал его переживать свое разочарование в одиночестве.

Глубоко вздохнув, Броун почувствовал сладкий аромат, который поднимался от огромного букета белых роз, установленного в изголовье его кровати. Эти розы напомнили ему нежную бархатистость кожи Ривен, которая была столь же приятна, как лепестки этих цветов. Сдерживая нетерпение, король бросил быстрый взгляд на дверь. Скоро в эту дверь войдет Ривен, одетая в такой же белый шелк, как и он сам, а ее атласные темные волосы будут свободно ниспадать на ее изящную, словно из кости выточенную белую шею.

В ту ночь в саду пахло ветром и травой. Он долго ждал Ривен, наполовину уверенный в том, что она не придет. Все же он решил подождать до рассвета, чтобы быть уверенным до конца, и Ривен сполна вознаградила его за терпение. Она скользила над травой медленно и плавно, словно лунатик, напоминая персонаж из сновидений в своей светлой рубашке, освещенная серебристым лунным сиянием. И она пала в его объятия так спокойно и в то же самое время так жадно, что страсть полностью овладела им.

Броун опустился в кресло и облокотился затылком на подголовник полированного дерева. После той ночи в саду он понял, что одна лишь Ривен должна быть его женой и королевой.

До того как он впервые увидел Ривен, обручение с Фидасией представлялось ему верным политическим шагом, но теперь возобладали иные соображения. Камни, которые он носил на голове, вытягивали из него жизненные силы, и ему пришлось прямо взглянуть фактам в лицо. Он все еще был силен и чувствовал себя вполне мужчиной, но сколько это продлится? Что, если к тому времени, когда Фидасия достигнет половой зрелости, он будет уже неспособен зачать наследника, который так необходим для полдержания стабильности Полуострова?

Необходимо было думать об обороне Полуострова. Броун никогда не доверял стьюритам. Теперь же, когда воспоминания о том, что случилось в Акьюме, сидели в памяти словно заноза, его недоверчивость вспыхнула с новой силой, активно подчитываемая еле сдерживаемой ненавистью. Король подумал о том, что для того, чтобы надежно защитить королевство, ему понадобится нечто большее, чем жена, взятая из стана врагов-варваров. Полуостров должен уметь защищаться.

Сплетя пальцы, король глядел в пространство. Он довольно долго и тщательно обдумывал эту проблему, и теперь ему казалось, что он нашел подходящее решение. Труднопроходимые горы защищали Полуостров с севера, и, таким образом, он был уязвим лишь с моря. Западное и восточное побережье — чем дальше на север, тем сильнее — были защищены многочисленными подводными рифами, скалами к коварными мелями так, что любой флот, попытавшийся приблизиться к побережью, непременно разбился бы в щепки. К югу от Джедестрома обширные песчаные банки и глинистые отмели делали высадку крупного морского десанта весьма опасным предприятием.

Только глубокие воды Акьюмы и второго порта к запада от нее — Аверы — вполне подходили для больших, глубоко сидящих в воде боевых галер стьюритов. Броун уже обсуждал со своими советниками и инженерами один план, согласно которому эти два глубоководных порта должны были быть отгорожены от моря дамбами с запирающимися впускными воротами и снабжены высокими стенами и сторожевыми башнями, укрывшись за которыми береговая охрана могла бы без труда отбить любое нападение с моря. Чертежи этих сооружений уже были готовы, и Броун надеялся, что к следующему лету они будут воздвигнуты.

Расцепив пальцы, Броун беспокойно забарабанил по подлокотникам кресла. Его армия не была огромной, но тем не менее была близка к тому, чтобы сравняться по своей мощи с любой армией на континенте. Может быть, жители Полуострова никогда не станут столь же свирепыми, как стьюриты или гатаяне, пли такими же безжалостными и хитрыми, как чианцы, но Броун был убежден, что добрая подготовка могла помочь им стать столь же боеспособными.

За три дня до Выборов невесты его алхимики сумели отыскать и вставить в головоломку недостающее звено. Его главный ученый-алхимик Вьер явился перед ним, опустив глаза, но с широкой улыбкой на лице.