— Откроется загс и сразу же пойдем, — холодно ответил Юра.

— И костюм снегурочки верни мне. Я за свои деньги его покупала!

— Верну.

— А тебе, — Алина вновь нашла меня взглядом. – Удачи. Он псих и ненормальный. Помешан на тебе. Беги, пока можешь. А то посадит в банку и заформалинит.

— Выход там, — Чудов открыл дверь и стоял, скрестив руки на груди.

— Не скучайте, ребятки.

Алина ушла, а я всё ещё поглядывала на связку ключей на пальце у Юры и не решалась спросить.

Он тяжело выдохнул и нервно взъерошил волосы.

— Я приберусь, подожди, и мы поговорим.

— Да уж… поговорить надо.

— Она в чем-то права. Я не бескорыстен. Я не ты, Надя. Это ты всегда была доброй милой девочкой, пока я… — он схватил себя же за руку, пытаясь унять внезапную дрожь. – Пока я не ошибся. Пока не забрал твою доброту и свет.

Чудов взял ведро со шваброй и принялся молча мыть полы, я же так и сидела в пижаме у него на кухне, не зная, как относится ко всему, что случилось. Одно ясно, никаких романтических отношений между ним и Алиной нет. Юра помог девушке получить гражданство, заключив фиктивный брак. Это в целом на него похоже. Надеюсь, обе почки у него на месте, и он никому не подарил одну. 

Он быстро управился с грязью на полу, машинально вытер несуществующий пот с лба и вылил из ведра воду.

— Ты поела? – к Юре вернулась прежняя нежность и она не была фальшивой.

— Не успела.

— Давай тогда сначала позавтракаем, а потом обсудим вс5.

— Время хочешь выиграть.

— Типа того, — признался Чудов. – Я пока вообще не знаю, с какого края мне начинать оправдываться.

— Я не голодна, и мне не за что на тебя злиться.

— Это плохо, значит, ко мне ты равнодушна, раз не злишься.

— Неправда! Я не равнодушна, иначе я бы так не расстроилась этим ключам от общаги. Я уже свыклась с мыслью делить с тобой один диван, вместе отмечать праздники, завтракать. Я дура, да?

Он придвинулся ко мне вместе с табуреткой и заглянул в глаза:

— Нет. Я тоже этого хочу.

— Тогда зачем договорился о комнате в общаге? – в горле застрял ком, и самое последнее, что мне хотелось это разревется перед Юрой.

— Послушай, тебе не кажется, что ключей тут больше? – он потряс связкой. – Этот от домофона, вот этот от моей квартиры, и только этот от комнаты в общаге.

— Не понимаю.

— Я не для тебя так старался утром. Для себя. Хочу убедиться, что со мной ты останешься, потому что сама захочешь, а не потому что тебе некуда пойти. Смотри, у тебя есть жильё, есть выбор. Теперь понимаешь?

Ком стал больше, и слёзы всё-таки хлынули наружу. Он точно дьявол, я не успеваю за всеми этими многоходовками, и то, что он со мной делает просто незаконно. Юра стремительно влюбляет меня в себя, и у меня нет ни единого шанса против.

— Можно я останусь?

— Конечно, — ответил с облегчением и положил мне ключи на ладони. – Я к другому ответу был не готов. Мне бы пришлось тогда под окнами у тебя с транспарантом стоять и надеяться, что ты вернёшься.

Рассмеялась сквозь слёзы и пододвинула свою табуретку ближе, так что теперь колени некуда было деть. Сидели, постоянно задевая друг друга ногами, касались, смущались.

— А про детскую любовь что скажешь? Я всё ещё не до конца понимаю.

— Это ты моя детская любовь. Я не врал.

— Тогда почему раньше в моей жизни не появился? – сколько он уже живёт с этим в сердце? Он даже из Курска уехал и не попытался объясниться. Как так?

— Видимо, я трамвая ждал, Надя. Ты простишь меня за это? За трусость и нерешительность?

— Я даже не успела обидеться. Но развод ты всё-таки получи поскорее. Как-то странно всё это...

Теперь и он рассмеялся, а затем снова пустил своих демонов в рубку управления.

— Непременно, а пока у тебя есть редкая возможность закрутить интрижку с женатым мужчиной.

Женатый мужчина вновь воспользовался своим целовальным преимуществом передо мной, схватил за плечи и усадил к себе на колени. Шаткая табуретка выстояла, пару раз опасно качнувшись, а вот я сдалась и позволила своему спасителю коснуться моих губ своими очередным крышесносным поцелуем, в котором сейчас не было горечи, а скорее что-то шкодливое и победное. Я выбрала его, а он дождался меня.

Юра

– Юра! – позвал меня её звонкий радостный голос.

На самом деле было чуточку не так. Она не выговаривала букву «р», поэтому моё имя звучало Юа. Тут же раздался смех дворовых мальчишек, когда Надя протянула мне руку в вязаной варежке, которая ей явно была велика. Помню торчащую из большого пальца нитку и узор снежинки. Я никогда не стыдился дружбы с этой девочкой. Меня не смущали шутки ребят и их улюлюканье, но я всё равно злился. Всякий раз слыша их издёвки над моей названой сестрой, я хотел раскидать всех вокруг, броситься с кулаками на тех, кто покушался на моё персональное солнце. Но кулаки всегда оставались в карманах и лишь дрожали от бессилия, множа мою клокочущую ярость. Я не хотел, чтобы она увидела меня жестокого, боялся напугать её. Я терпел, закипал, кусал губы и молчал.

– Юа! Где твоя шапка? Надень, а то замёзнешь. Пойдем на гоку, у меня новая ледянка. Покатаемся?

Новый взрыв хохота разразился, когда варежка поймала меня за ладонь. Я резко вырвался и вернул руку в карман.

– Нет!

Непонимание в глазах. Ты не видела зла, Надя. Не знала грубости, и я был первым, кто показал тебе это, но я не хотел, клянусь. Мне просто нужно было прогнать тебя, чтобы никто не глумился над нашим чувством. У нас же было что-то, Надя? Твой свет и моё молчание среди на берегу квакающего болота в летний день.

– Но ты же обещал.

– Да, Юа, ты обещал!

Они дразнили мою Надю, кривлялись.

– Ничего я тебе не обещал. Вали уже отсюда, надоело с тобой нянчиться. И пока к логопеду не сходишь, имя моё больше не произноси! Юра. ЮРА!

Не её я ранил гадкими словами, я себя на куски рвал. Даже мальчишки притихли от моей жестокости и перестали ржать.

– Ю…

Ты осеклась. Не решилась, просто смотрела. По глазам видел, ты не верила мне, искала там что-то. Затем сделала неуверенный шаг ко мне навстречу, и смешки снова стали доноситься со всех сторон. Тогда я грубо толкнул тебя. Ты даже не защищалась, просто шлёпнулась в сугроб, а после долго пыталась убрать мокрой варежкой снег с лица. Он таял. Стекал по щекам. Это же был снег? Я же не стал виновником твоих слёз? Скажи мне, Надя!

– Юрец, это перебор уже. Пойдём. Забей ты на неё.

Не мог. Хотел рвануть к тебе, поставить на ноги, отряхнуть и извиниться. Сказать, что глупо пошутил и, конечно, покатаю тебя. Веришь?! Скажи мне, Надя. Ты искренне целуешь меня сейчас, или ты просто забыла, какой нерешительной мразью я был? Как вместо обычного прости и люблю, я заморозил твоё сердце и разбил своё.

– Всё в порядке? – Надя трогала мой взмокший лоб. До сих не отпускает. Мой кошмар во сне и наяву. – Ты весь горишь.

– От таких поцелуев я не только горю, чувствуешь? – прижал её крепче, и мои губы расплылись в пошловатой улыбке, когда до Нади дошёл смысл моего жеста. Я тут же получил несильный удар в плечо, зато выиграл время. Духу не хватит объясниться с ней сейчас. Рассказать, почему я дрожу как в лихорадке. Я тогда заболел. Не сильнее чем ты, но тоже слёг. И даже в больнице не мог тебя навестить…

Она вскочила на ноги, опасливо поглядывая на мои джинсы, а я заставлял себя не смеяться над её смущением. Трусишка какая. А спать с нетрезвым парнем под одним одеялом вчера не боялась, сейчас-то что случилось?

– Дурак. Ещё раз подобное выкинешь, и точно съеду в общежитие.

– А по подробнее? Как именно мне не делать?

Встал с табуретки и снова сгреб свою гостью в объятья. Мне нравится это. Чувствую, как с каждым прикосновением что-то внутри меня меняется, затягивается дыра в груди, уходит страх. Она рядом, она жива и под моей защитой теперь уже навсегда.

– Так можно? – положил ей руки на поясницу и склонил голову на бок, как послушная собачка.