— Так ударить им в переднюю часть! Нужно проучить гордецов как следует! — заорал Блэк.

В тот же момент раздался выстрел из переднего орудия и ядро ударило в нос парохода в нескольких шагах от брашпиля. Щепки и осколки взвились высоко в воздух, до нас донеслись шум и крики.

— Ну, что они говорят теперь! — спросил Блэк.

— Говорят, что если вы явитесь к ним на судно, то не иначе, как за своей головой, и что они вздернут вас на виселице, а сами не сбавят хода до тех пор, пока вы не перепортите им выстрелами машин.

— А! Крепколобая мразь! — прошипел Блэк. — Дать по ним второй выстрел, в середину судна!

Со вторым выстрелом все наше судно содрогнулось, но он пропал даром, так как море разволновалось и нас сильно качало, вследствие чего снаряд перелетел на другую сторону. Следующий за ним выстрел тоже был неудачным. Это вывело капитана из себя и он грозно скомандовал:

— Полный вперед! Готовь средние бортовые орудия!

Это был поистине чудный момент, нельзя в том не сознаться. Волнение охватило даже меня. Я чувство-вал, как все наше громадное судно содрогнулось при резком звонке, поданном капитаном в машину, и затем устремилось вперед, пеня и рассекая волны своей мощной грудью с такой быстротой, о какой я до сих пор не имел никакого представления. Это проявление невероятной силы и быстроты действовало на меня как-то опьяняюще, да и на остальных, по-видимому, так же. До этого времени мы держались несколько позади пассажирского парохода, теперь же пронеслись мимо него с быстротой курьерского поезда, обгоняющего товарный, и, описав громадную дугу, устремились, подобно ястребу, на свою добычу.

Наши бортовые орудия были уже наготове; прислуга толпилась около них, готовая открыть огонь по первому слову капитана. Прежде чем я успел уловить план маневра Блэка, наше судно проходило в каких-нибудь пятидесяти ярдах от «Беллоники».

В этот момент наши люди как будто превратились в бешеных, диких зверей, завидевших добычу и готовых пожрать друг друга для того, чтобы овладеть ею. С диким, неистовым криком отворили они затворы главных бортовых орудий, и целый град снарядов посыпался на беззащитное судно. Страшные проклятия, вопли и крики огласили воздух. Я видел, как рослые, здоровые мужчины падали, пораженные насмерть, слышал, как стонали, плакали и рыдали женщины и жалобно кричали дети.

Страшное дело было сделано и сделано разом: от одного удара победа осталась за нами, так как на пароходе спустили флаг и последовало приглашение явиться на судно. Теперь оставалось только забрать свою добычу и поделить ее между собой.

— Спустить шлюпку! Эй, Джон, — крикнул Блэк, — забрать там каждый грош и все, что только найдется ценного, потом вздернуть на мачте негодяя-капитана, этого дерзкого безумца!

— К вашим услугам, капитан! — отозвался Ревущий Джон. — Клянусь небесным громом! Эй, ребята, спускай шлюпку!

— Я бы советовал вам отправиться с ними на «Беллонику», — проговорил доктор Осбарт, обращаясь ко мне, — это будет весьма интересно для вас! — и он обратился с этим предложением к Блэку.

Тот был чрезвычайно нервно настроен в этот момент, хотя и казался совершенно спокойным.

— Да, он отправится с нами, — решил он. — Если нас повесят, то пусть и его повесят вместе с нами, этого проповедника христианской нравственности, этого самодовольного бездельника! Пусть он отправится на судно, не то я сам швырну его в шлюпку!

Меня тошнило при одной мысли о тех ужасах, какие ожидали меня на судне, но отказаться не было никакой возможности — это было бы равносильно смертному приговору самому себе. Меня втолкнули в шлюпку и, когда мы подошли к пароходу, втащили вслед за собой на палубу, где нас встретил сам капитан со своими четырьмя офицерами. Нас же было семеро.

То, что я увидел, превзошло даже все мои ожидания: мертвые лежали грудами на палубе: судовой врач не успевал со своими двумя помощниками перевязывать раненых. Стоны и вопли стояли в воздухе, душераздирающие картины встречались на каждом шагу. Вся палуба представляла собой сплошное поле битвы. Казалось, будто судно находилось под неприятельским огнем в течение нескольких часов.

— Чего вы хотите от меня и что вам надо здесь, на моем судне? — спросил молодой капитан, на что Ревущий Джон ответил ему со злобной усмешкой:

— Мы явились сюда, чтобы прежде всего повесить вас, затем...

Но тут я не дал ему договорить.

— Ах вы негодяи! — воскликнул я. — Если вы только посмеете тронуть здесь еще кого-нибудь, я уложу вас всех на месте! Или это ваше ремесло — убивать ни в чем не повинных детей?!

Я указал рукой на труп убитой девочки-подростка и навел на них захваченный с собой револьвер.

Не знаю, кто из двух был более удивлен моей выходкой, молодой капитан «Беллоники» или Джон.

— Ах ты, мальчишка! — крикнул последний. — Да если ты скажешь мне еще хоть одно слово, я с тебя живого сдерну шкуру!

— Господа, — продолжал я, не обращая внимания на его слова, — отдайте этим людям все, что вы имеете, все до последней копейки, и тогда я вам даю слово, что они не тронут вас.

— Клянусь Богом, — воскликнул молодой капитан, — вы поплатитесь за это жизнью! Я вручаю вам все наличные деньги и драгоценности, но помните, что не пройдет недели, как половина военных судов Европы будет преследовать вас по всем морям!

С этими словами он отошел в сторону, а прибывшие со мной на пароход негодяи осторожно спустили в свою шлюпку деньги, сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, и мешок с разными драгоценностями. Джон, как бы смущенный моим поведением, обходил пароход, громко крича: «Эй, посторонись!» каждый раз, когда встречал какого-нибудь пассажира, но не тронул никого.

Я остановился на мостике, не выпуская из рук свой револьвер, безмолвным и безучастным свидетелем всего происходившего. Когда же наша шлюпка отчалила, нагруженная золотом и драгоценностями, мне казалось, что я только что пережил страшный сон.

Шутки и намеки пиратов оставляли меня теперь совершенно безучастным, но я не выпускал револьвера из рук, не доверяя своим спутникам, и только тогда вздохнул свободно, когда мы вступили на палубу нашего безымянного судна и подошли к капитану, стоявшему на мостике.

Джон с негодованием передал Блэку, как я позволил себе воспротивиться его намерению повесить капитана «Беллоники», и я думал уже, что настал час моей смерти.

— Ах ты, дерзкий щенок! — воскликнул Блэк, но более спокойным тоном, чем я ожидал, хотя тон его был строг и грозен. — Как ты смеешь вмешиваться в мои дела и распоряжаться?!

— Я сделал это, чтобы спасти вас от самого себя! — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Знаете ли вы, что там, на судне, вы убили ни в чем не повинных детей? Или это не новость для вас?

У Блэка была в руке большая подзорная труба, и он занес ее над головой, так что я думал уже, что он ударит меня ею, но все-таки продолжал смотреть ему в глаза, и рука его точно застыла в воздухе. С минуту он молчал, затем опустил руку и, мрачно сдвинув брови, проговорил:

— Иди в свою будку и не смей показываться сюда до тех пор, пока я сам не вытащу тебя оттуда! — И он сердито отвернулся от меня.

Я был счастлив, что он хоть на время отсрочил грозивший мне страшный приговор, и поспешил уйти в свою каюту, но не без того, чтобы яростные крики и ропот команды не убедили меня, что и на этот раз Блэк немало рисковал из-за меня. Даже когда дверь моей каюты закрылась за мной, до меня доносились вызывающие голоса команды, кричавшей Блэку: «Да ты его как будто боишься!», «Может, он будет руководить тобой, капитан?!» Затем еще долго продолжался шум и крики на палубе. И тут я услышал звуки, похожие на удары плетью. Но ко мне никто не приходил, кроме старого негра, в обычное время молча приносящего мне мой обед.

Возникшее было волнение среди людей улеглось, как мне вечером сообщил доктор, благодаря тому, что на горизонте появилось другое пассажирское судно. Гул единственного выстрела, раздавшегося с нашего судна, которым они остановили этот пароход, потряс меня до глубины души. Все картины только что пережитых мною ужасов с новой силой воскресли в моем воображении. Долгое время я не решался подойти к окну своей каюты, а когда, наконец, взглянул в него, то увидел красивое большое судно на расстоянии не более тридцати сажень от нас и нашу шлюпку у его борта. На палубе судна я различал фигуры наших людей, занятых грабежом пассажиров.