— Куда ты направлялся, когда вышел из дома? — резко спросил Габриэль.

— В м-мой, — искаженный голос мужчины дрогнул, — клуб.

Габриэля охватили сомнения.

Мужчина признался, что Виктория работала у него. Нанятая его женой.

А что, если это не тот человек…

— Если у тебя нет при себе ручки, Торнтон, я тебя убью, — медленно произнес Габриэль.

— О, у меня есть ручка, сэр! — поспешно заговорил мужчина. — В сюртуке! Смотрите!

Это могло оказаться уловкой.

Вместо ручки мог быть пистолет.

Существовал только один способ узнать правду.

— Достань ручку, — приказал Габриэль.

— Я не м-м-могу. Мое п-п-польто застегнуто.

— Так расстегни его.

— Я не м-м-могу, в моей щеке — пистолет, сэр.

Габриэль цинично скривил губы.

— Ты бы удивился, Торнтон, узнав, что может человек. — Человек может убить. А может и подарить жизнь. — Расстегивай пальто.

Мужчина завозился с пуговицами. Несколько мгновений спустя полы пальто распахнулись.

— Теперь лезь в сюртук. Медленно.

Торнтон полез внутрь сюртука. Медленно.

Габриэль большим пальцев взвел курок, смертоносный щелчок эхом отозвался в тумане.

Это ясно дало понять Торнтону, что если он достанет пистолет, то умрет.

Капли пота струились по щекам Торнтона и, поблескивая, скатывались на дуло пистолета. Мужчина медленно достал толстую бронзовую ручку.

Его била крупная дрожь.

Когда Виктория боялась, она тоже дрожала? — спросил себя Габриэль.

— Я хочу, чтобы ты кое-что написал, — резко сказал Габриэль.

Пришло время узнать, кто был настоящим автором писем.

— Я… у меня нет бумаги.

— Снимай левый манжет.

Габриэль отстранился настолько, чтобы позволить Торнтону поднять руку.

Он понял намерения Торнтона, прежде чем у того хватило времени их осуществить: Торнтон собирался удрать.

— Ты знаешь, что пуля делает с лицом человека с такого расстояния? — мягко поинтересовался Габриэль.

Торнтон сорвал свой левый манжет.

Медленно, Габриэль ослабил нажим пистолета; на правой щеке обозначился белый круглый отпечаток от дула.

— Если ты закричишь, я тебя убью, — отчетливо произнес он. — Попытаешься сбежать, тоже убью. Ясно?

— Да. — Дыхание Торнтона было прерывистым и частым. — Да, я понял, сэр.

— Bon. Я хочу, чтобы ты написал на манжете.

— Что? Что вы хотите, чтобы я написал? Я напишу, что угодно. Все, что вы хотите. Только скажите мне, что написать…

Габриэль быстро размышлял:

— Пиши: «вечный голод женщины».

На лице Торнтона не было следов узнавания, только страх смерти и готовность сделать все, что угодно, лишь бы избежать ее.

Зажав колпачок ручки в зубах и пользуясь левой рукой как подставкой, Торнтон быстро царапал слова на жестком белом манжете. Его дыхание клубилось в воздухе.

Когда он закончил писать, то поднял глаза с нетерпением ребенка, ожидающего похвалы.

— Держи манжет, чтобы я смог прочитать, — приказал Габриэль.

Сжимая в зубах колпачок ручки, Торнтон держал манжет, но рука дрожала, и черные строчки дергались.

Габриэль выхватил манжет из его пальцев.

Почерк на манжете не соответствовал почерку, которым были написаны письма Виктории.

Понимание скрутило внутренности Габриэля узлом.

Торнтон был не тем человеком, который писал письма Виктории Чайлдерс.

Глава 12

Жесткая белая ткань упала на льняную простыню, которую Виктория подтыкала под матрац.

Озадаченная, она подняла ее.

Это был манжет мужской сорочки. Сквозь него проступали черные чернила.

Виктория перевернула манжет лицевой стороной вверх.

«Вечный голод женщины» — ударило ей в лицо.

Сердце бухнуло о ребра. Резко выпрямившись, Виктория выронила манжет.

Он спланировал вниз. Теплое дыхание защекотало сзади ей шею.

Она повернулась кругом.

Габриэль стоял всего в нескольких дюймах от нее. От него пахло холодным воздухом и лондонским туманом.

Яйца, ветчина и круассан, жадно съеденные Викторией раньше, поднялись к ее горлу.

— Я встречался с вашим бывшим нанимателем, мадемуазель Чайлдерс.

Встречался с ее бывшим нанимателем…

— Человек, который написал записку на манжете — не мой наниматель, — сухо ответила она.

— Au contraire,[18] мадемуазель. — Дыхание Габриэля слабо пахло корицей. — Питер Торнтон, действительно, был вашим нанимателем.

Был ее нанимателем?

Габриэль имел в виду, что Питер Торнтон был ее прежним нанимателем? Или, что он прежде был нанимателем Питером Торнтоном?

Габриэль убил его?

Виктория подняла руку к горлу. Под пальцами предупреждающе застучал пульс: смерть, опасность, желание.

— Как вы узнали, что имя моего прежнего нанимателя — Питер Торнтон?

— Я послал одного из моих людей по различным агентствам по трудоустройству. — Теплота дыхания Габриэля резко контрастировала с холодностью его глаз. — Он говорил им, что имел встречу с гувернанткой по имени Виктория Чайлдерс, которую решил нанять, но потерял ее адрес. В агенстве «Уэст Имплоймент» нашли ваше досье. У них не было вашего теперешнего адреса, но они надеялись, что вашему прежнему нанимателю он известен.

Восхищение Виктории соперничало с ее негодованием.

— Вы очень дотошны, сэр.

Пугающе дотошен.

Мужчина, который написал письма, мог бы брать у него уроки.

— Невежество убивает, мадемуазель, — тихо ответил Габриэль. — Так же действуют и тайны.

Он знал об ее отце. И о брате.

У Виктории больше не было тайн.

Одна мысль быстро следовала за другой.

Виктория никогда не видела почерка Питера Торнтона, но если это не он писал письма, то кто же? Одновременно ее осенило, что она никогда прежде не видела почерка сереброглазого, сереброволосого мужчины, стоящего перед ней.

Laissez le jeu commencer.

Давайте же начнем игру.

Но кто актеры?

Неожиданная боль сжала грудь Виктории.

Габриэль не доверял ей. Но она доверяла ему.

Она не будет бояться.

Уронив руку, Виктория расправила плечи; ее груди напряглись под шелковым узлом.

— Итак, вы снова считаете, что я сообщница того… того человека, который, как вы утверждаете, преследует вас.

Горячее дыхание обожгло ей щеку.

— А разве это не так? — легко спросил Габриэль.

Она почувствовала вкус корицы.

Ресницы Габриэля были слишком длинными, слишком густыми. Лицо — слишком красивым. Слишком безучастным.

В воздухе сохранился запах горелой шерсти.

Виктория была одета в покрывало с кровати. Даже если бы у нее было безопасное место, куда можно убежать, она не смогла бы. Он сжег ее платье.

Она оказалась в ловушке. С одной лишь правдой в качестве спасения.

Правда не спасла ее от увольнения шесть месяцев назад.

— Нет. — Виктория стиснула зубы. — Я не сообщница.

— Мужчина, который написал письма, знал, что вы носили шелковые панталоны, мадемуазель.

Питер Торнтон был единственным мужчиной, которого она знала, кто имел доступ к ее спальне и интимному одеянию.

Кто еще мог знать…

— Я продала все, кроме одной пары панталон, на Сент-Джайлс Стрит. — Виктория не отрывала взгляд от этих опасных серебряных глаз. — Любой, кто следовал за мной, мог зайти после этого в магазин и купить то, что я продала.

Мысль, что незнакомец следил за каждым ее шагом, не успокоила Викторию.

— Это возможно, — признал Габриэль.

Но маловероятно, сказали его серебряные глаза.

Она не будет умолять. Плакать.

Ей не причинит боли то, что неприкасаемый ангел не верит ей.

Виктория повыше вздернула подбородок.

— Я не буду жертвой.

Чернота его зрачков поглотила серебро радужек.

— Вы уже жертва, Виктория Чайлдерс.

Осознание своих голой груди и плеч над светло-синим шелковым покрывалом и наготы под ним проползло по коже Виктории.

вернуться

18

Напротив (франц.)