— Геда Нуавэ! — опять повторил Камарели, словно наслаждаясь звучанием загадочного имени.

— Разрешите и мне представиться вам, — и Вайсман снял очки. — Вот и исчезла маска, так тяготившая вас, — усмехнувшись, добавил он.

Перед Камарели предстал совершенно другой человек. В нем было что-то и от прежнего Вайсмана, но что-то одновременно резко изменило его лицо. Камарели вдруг понял: глаза! Да, глаза меняли его. Они сияли, горели необыкновенным огнем, они напоминали что-то очень знакомое… Словно он когда-то, где-то видел эти глазка… Камарели взглянул на Геду Нуавэ. Неужели?.. Да, да, с экрана на него смотрели такие же необычайные, странно лучистые глаза! Камарели еще раз взглянул на Вайсмана, и потом — на марсианку. Нет никаких сомнений! Вайсман пришел оттуда, откуда глядела на него Геда Нуавэ!..

Мысли стаей вспугнутых птиц закружились в голове. Надежда, радость, восторг волной захлестнули его и умчали в неведомые дали мечты. Фантазия становилась реальностью, сновидение — явью… Лицо Камарели пылало, в ушах шумел эфир — или это кровь бушует и бьется, как морской прибой?.. И вдруг опять зазвучал голос, мелодичный, грудной голос Геды. Камарели никогда в жизни не слышал такую красивую английскую речь, никогда еще не пели так мягко, звонко и нежно тяжелые английские слова.

— Вайсман ушел вместе с черными очками, — говорила Геда. — Рядом с вами Ленгор Каро, марсианский инженер, организатор первой Обрайн-экспедиции.

— Ленгор Каро! — повторил Камарели, оборачиваясь к Вайсману.

Вайсман почтительно склонил голову, как это обычно принято при первом знакомстве.

— Теперь разрешите вас оставить, — с улыбкой сказал он. — Беседуйте без меня. — Вайсман подошел к столу, выдвинул ящик, вынул из него толстую синюю тетрадь. — Вы, безусловно, хотите получить объяснение всего происходящего. Вот мой дневник, — он указал на тетрадь. — Прочтите его — и с тайны упадет последний покров.

Когда Вайсман покинул лабораторию, Камарели снова обернулся к экрану. Оттуда ему улыбалась Геда Нуавэ.

— По-вашему было 11 сентября, — услышал он.

— Да, помню.

— Теперь вы хорошо себя чувствуете?

— Хорошо, спасибо.

— Вас спасла диванная подушка, не то вы бы сильно ушибли голову. Я тогда очень испугалась. — Она вдруг смущенно потупила взгляд.

Камарели еще ближе подошел к экрану.

— Скажите мне, хотя бы в двух словах, с какой целью Каро был послан на Землю? — голос Камарели звучал умоляюще.

— Вы узнаете это из его дневника.

— Не со злым умыслом пришел он к нам?

— Прочтите его дневник.

— Ну, хорошо, скажите хоть, вернется ли Каро на Марс?

— Вернется.

— Когда? После 25 ноября 1933 года?

— Прочтите его дневник, и вы узнаете, что думают обо всем этом санорийцы.

— А кто такие санорийцы? — вопросам Камарели, каталось, не будет конца.

— Марсиане, обитатели Марса.

— Санор — это Марс?

— Да.

— А что такое Обра?

— Ваша планета, Земля.

— А обран?

— Обран — люди Земли.

Молчание.

— Кто вам Каро? — внезапно спросил Камарели.

— Я не понимаю вашего вопроса…

— Каро ваш брат, друг, коллега, — кто он вам?

— Прочтите дневник, — снова сказала Геда и улыбнулась.

Камарели тоже улыбнулся, глядя на нее счастливыми глазами.

— А кто я вам? — спросила в свою очередь Геда.

Ему хотелось сказать ей что-то очень значительное, важное, что-то такое, что сразу бы раскрыло перед ней его чувства, Он просто не понимал, как вмешало его сердце столько счастья. Но, казалось, он вдруг забыл все слова на свете.

— Геда Нуавэ!.. — только и смог произнести он.

— Гурген Камарели! — медленно, чуть нараспев, отвечала Геда.

— Геда! — шептал Камарели.

— Камарели!.. Что такое Камарели? — вдруг спросила.

— Фамилия.

— А что она значит?

— Ничего. А Нуавэ?

— По-вашему это — «девятиокая».

— Почему вас так называют?

— Прочтите дневник Каро, — последовал все тот же ответ.

Камарели хотелось сейчас же, не откладывая, прочесть этот таинственный дневник, но он никак не мог оторваться от экрана.

— Вы знаете, почему я потерял сознание тогда, 11 сентября? — спросил Камарели, и сердце его дрогнуло — столь многого ждал он от ее ответа.

— Знаю. — Геда с нежностью смотрела на него.

Казалось, их разделяет лишь это вот стекло, толщиной в десять сантиметров. Так ясно Камарели видел каждую черточку ее лица, так близко от него были эти яркие полные губы, эти полыхающие огнем глаза, тонкие брови и белый высокий лоб с пышными, темными с позолотой волосами. Трепетали ее черные ресницы, бились тонкие голубые жилки на висках… Камарели даже слышал ее дыхание.

Это было непостижимо — женщина, отдаленная от него миллионами километров, стояла сейчас так близко от него, что, казалось, протяни руку — и коснешься ее одежды, ее нежной белой кожи… Но ты ведь знаешь, хорошо знаешь, что ощутишь кончиками пальцев лишь холодную поверхность экрана.

Это было какое-то фантастическое свидание.

— Я люблю тебя, Геда! — неожиданно для самого себя произнес Камарели.

— Я люблю… тебя!.. — донеслось до него из эфира три самых великих слова, какие только создал человек. Внутренним взором увидел он бездну, разделяющую две планеты, но простор этот уже не поражал его, как обычно, — три слова вечной молодости, одинаково прекрасные на всех языках, одинаково сильные в устах юноши и в устах зрелого мужа, победили вечное безмолвие.

СД-17-9

Сегодня я снова встретился с ней. Потом читал очень древнюю книгу. Удивительно, как велика разница между старым и новым, и в то же время, как сохранились в нас некоторые черты старого.

Подожду еще. Где-то, пока неясно, мерцает свет…

Да, я подожду еще. Время даст мне ответ.

17–11

Встреча была как будто бы обычной, но наша беседа приобрела новый оттенок.

— Ты заметил, как прекрасна сегодня Обра? — спросила она меня, и радость звучала в ее голосе.

— Да, Обра приближается к нам.

— А я еще не совсем к этому готова.

— Чего же тебе не хватает? Ведь твой рефрактор действует отлично!

— Да, но я жду твоей помощи.

— Моей помощи? — удивился я.

— Твоей помощи. Сколько раз ты был на Эдоне?

— Трудно и сосчитать!

— А на Гуанэ?[19]

— Тоже много раз.

— И каждый раз ты убеждался, что воздуха там нет?!

— К сожалению…

— Наоборот, к счастью.