И, пожав Камарели руку, он вышел из комнаты.

Еще одна новая тайна!.. Только бы не была она связана с экраном, а уж все другое он одолеет, выдержит. Только бы избавиться от неизвестности! Неужто предстоит ему самое худшее: видеть в зеркале любимую, слышать ее голос, и, как ночная бабочка, биться о стекло, ломать крылья, но так и не преодолеть преграду; надеяться, что достаточно отворить дверь, чтобы прижать к груди любимую, коснуться ее светлого лица, услышать биение ее сердца, ощутить ее дыхание… и знать, что в действительности вас разделяют сотни миллионов километров и никогда-никогда ты не сможешь приблизиться к ней: знать — за экраном не эта комната, не эта женщина, а леденящая душу черная бездна глядит суровыми глазами вечности.

В комнате постепенно темнеет. Вайсман в глубокой задумчивости сидит у открытого окна. На вечернем небе четко вырисовываются черные верхушки кипарисов.

Солнце уже скрылось, но розовато-сиреневая вуаль заката еще окутывает вдали облака и горы. Звезды, как белые цветы, белые пышные хризантемы, падают, осыпаются.

И среди них — кроваво-красный цветок…

Серебристый декабрьский мороз заглядывает в распахнутое окно, но Вайсман не чувствует холода. Он смотрит на красную хризантему. В руках его — огромные черные очки. Он ритмично постукивает пальцами по черным стеклам, и этот несложный аккомпанемент сопровождает вихрь его мыслей.

На мгновение вихрь затихает, и тогда в сердце его просыпаются тревожные воспоминания.

— Каро! Тебя посылают! — слышит он радостный шепот.

— Решилось?

— Почти единогласно! — Лба его коснулись нежные бархатистые волосы Геды.

— Ты должен осуществить задуманное, чего бы это ни стоило!

Его согревает горячее дыхание женщины, но в сердце маячит черная тень. И тень эта вопрошает: «Для кого, для кого горят эти глаза?»

— Я исполню все.

Она дрожит, как пойманный в силок дрозд.

— Ты слишком волнуешься, Геда, — ласково говорит он. — У тебя жар. Тебе нужен отдых. Верь мне, я выполню все. Хоть и знаю, куда устремлены твои мечты. Геда, зачем ты губишь себя?

— Каро, мой Каро! — шепчет женщина. — Да, я перед пропастью, но далеко-далеко я вижу счастливую звезду и слышу зов несказанного, жгучего счастья…

— Я выполню все, — повторяет он, пристально глядя в ее глаза. — Но если погибнет мечта? Если манящая издали Обра вдруг обернется зверем?

— Тогда погибну и я, — едва слышно шепчет женщина.

В дверь постучали.

Вайсман надел очки, закрыл окно и включил свет.

— Войдите!

Пришел Камарели.

— Я заставил вас ждать?

— Нет, нет, я как раз отдыхал. У меня сегодня свободный вечер. — Вайсман разложил на столе книги, бумаги.

Камарели сел против него.

— Я хочу побеседовать с вами об одной комете, — заговорил иностранец, раскрывая толстую книгу.

— Появилась новая комета? — поинтересовался Камарели.

— Нет, комета старая, комета Биэлы.[15]

— Мне известна ее история.

— И все же я попрошу вас внимательно выслушать то, что я расскажу. Вайсман, казалось, был несколько взволнован.

— Кое-что о комете Биэлы я должен прочесть вам из книг, — продолжал он.

— Все, что вы сейчас услышите, вам, конечно, давно знакомо, но думаю, конец моего повествования вас удивит.

Камарели насторожился.

— Я слушаю вас с величайшим вниманием.

— Комета Биэла была открыта в 1772 году; затем, 10 ноября 1805 года, она была обнаружена вторично. — Вайсман торопливо перелистал книгу и, найдя нужную страницу, начал читать. «Бессель и Гаусс вычислили по Понсу ее орбиту и период обращения, который оказался равным шести с половиной годам. Комета должна была вновь вернуться к Солнцу 1826 году. Зная об этом, чешский астроном Биэла, находившийся в Богемии и внимательно следивший за движением кометы, 27 февраля 1828 года сумел засечь ее появление. Поэтому комета была впоследствии названа его именем. В 1832 году комета появилась снова, в точно предсказанный срок; однако на этот раз ее появление вызвало панический страх, так как, по расчетам астрономов, орбита кометы пересекала орбиту Земли. Считали, что стоило комете и Земле одновременно пройти точку пересечения их орбит, как катастрофа была бы неизбежна. Встревожился весь мир. Особенно волновался Париж. Достаточно сказать, что в Академии отменили публичную лекцию известного астронома Лаланда, когда распространился слух, что Лаланд якобы предвещал гибель мира».

Вайсман принялся листать вторую книгу.

— А вот, что пишет астроном Вольф: «Слухи породили страшную панику. Весь Париж с ужасом ожидал судного дня. Резко участились случаи нервных заболеваний. Этим пользовались бесчестные служители церкви, которые за неслыханно большую мзду обещали отпущение грехов обезумевшим от страха людям».

— Знаменитый геометр Лаплас, — обратился Вайсман к выдержке из третьей книги, — так описывал возможную катастрофу: «Среди множества комет солнечной системы может появиться и такая, которая столкнется с нашей планетой Результаты подобного столкновения не трудно себе представить. Изменится характер вращения Земли, изменится угол наклонения ее оси. Моря и океаны покинут свои ложа и устремятся к экватору; люди и животные все равно погибнут во всемирном потопе, даже если они уцелеют при страшном толчке в момент столкновения Земли с кометой. Погибнут все народы, погибнет все, созданное человеческим разумом и трудом…»

— Паника, как видите, была вызвана отнюдь не суеверием! — сказал Вайсман, откладывая книгу. — Ведь несущееся со скоростью нескольких километров в секунду, даже сравнительно небольшое, скажем, радиусом в 500 метров, небесное тело, столкнувшись с Землей, способно вызвать опасные последствия.

— Но опасения оказались беспочвенными, — заметил Камарели, — комета, как известно, прошла своим путем, а мы остались целы и невредимы.

— Действительно, — подхватил Вайсман. — страх оказался напрасным, и директор Венской обсерватории Литтров тогда же весьма справедливо указал на причину ошибки перепуганных ученых: «Хотя Земля и будет проходить точку пересечения с орбитой кометы Биэлы, столкновение между ними возможно лишь в том случае, если комета окажется в перигелии 25 ноября.[16] А такой случай, как показывают точные расчеты, возможен только один раз в 2500 лет».

— Отсюда и начинается то «новое», о чем я должен вам поведать, — и Вайсман снова взялся за книгу. — Литтров пошел дальше: он вычислил, что столкновение можно ожидать в 1933 году. Что вы скажете на это?

— Расчеты его были верны, — подтвердил Камарели, — но в 1872 году с кометой что-то произошло: она исчезла. 27 ноября, когда Земля миновала точку пересечения орбит, появился целый караван метеоритов. Ученые сочли их осколками погибшей кометы.

— И это была ошибка, какие мало помнит история науки, — прервал его Вайсман, откидываясь на спинку кресла. — Да, 27 ноября 1872 года Земля прошла точку пересечения орбит, но где тогда должна была находиться комета? Когда она должна была пройти точку пересечения? Расчеты показывают, что комета прошла ее 16 сентября. Значит, к 27 ноября комета уже обошла Солнце и со страшной скоростью мчалась к орбите Юпитера. Что же касается дождя метеоритов, который разразился в атмосфере Земли 27 ноября, то это была всего лишь обычная «ноябрьская группа» метеоритов, так называемые «Леониды». Ни о каких остатках кометы Биэлы, даже если с ней и произошла катастрофа, в данном случае говорить не приходится.

— Но куда же исчезла комета?

— Комета не исчезала. Она продолжает двигаться по своей обычной орбите и, по вычислениям гениального Литтрова, пересечет орбиту Земли 25 ноября 1933 года.

Камарели в упор посмотрел на Вайсмана.

— И в это время Земля будет как раз в точке пересечения орбит, — розным голосом закончил Вайсман.