— Что ты имеешь в виду, Фелисити? — вскинулся Марк.

Я придвинулась к нему поближе и прошептала:

— Сам знаешь.

Он вспыхнул и оттолкнул меня.

— Для этого мне достаточно только свистнуть, — заявил он, — и сразу со всех сторон шлюхи сбегутся.

Я была вне себя от ярости. Я уже разбередила себя, впервые в жизни, а Марк — мужчина моей мечты — меня отталкивал.

Назад мы ехали молча. С тех пор я наотрез отказалась с ним встречаться, и мы расстались навсегда.

На следующий вечер, полная решимости все-таки выяснить, что такое секс, я отправилась в ближайший бар, где познакомилась с Тедом, высоким парнем в кожаной куртке. Я уже прежде встречала его на улице и решила, что он как раз тот, кто посвятит меня в это таинство. Мы разговорились, он предложил мне пройтись, и я охотно согласилась.

Мы дошли пешком до пляжа, и там Тед внезапно обнял меня, начал целовать, залез обеими руками ко мне под юбку, и мы упали прямо на песок. Я сгорала от нетерпения и желания. Тед с усилием вошел в меня, боль была ошеломляющая, но я. Стиснув зубы, терпела, а потом, когда он закончил и обмяк, не отпустила его. Он попытался встать, но я со всей силы вцепилась в него. Это было просто чудесно. Мы молча боролись, пока Тед не назвал меня сучкой и не сказал, что я делаю ему больно! «Делаю ему больно…»— это привело меня в полный восторг.

Так родилась новая Фелисити Браун. Мне было так хорошо, что хотелось летать! Я перепробовала всех и вся. Мне открылась совершенно новая жизнь, в Бурнмауте стало вдруг тесно, и я уехала в Лондон. Отец к тому времени уже был рад от меня избавиться, а мать, по-моему, пролила немало слез.

Итак, я прибыла в Лондон, высокая, худая, простоволосая — но преисполненная решимости. В двадцать два года я уже стала Фонтэн — классной фотомоделью. Кое-какие фокусы позволили мне превратиться в ослепительную блондинку и покорить весь Лондон.

Когда я познакомилась со своим первым мужем, Полем, денег и мужчин у меня было уже предостаточно. Поль был воплощением очарования. Высокий, стройный, расслабленный, с зелеными с поволокой глазами и прекрасным телом. Перебивался он, снимаясь в кино или в рекламных роликах, но главным образом зарабатывал на жизнь тем, что сопровождал богатых дам. В постели он был божествен и почти не уступал мне по части разных трюков. Это был первый мужчина, которым я по-настоящему наслаждалась.

В один прекрасный день мы поженились. Свадьба понаделала много шума — от газетчиков и фоторепортеров не было отбоя. Вскоре жизнь вошла в привычную колею — я работала, Поль прохлаждался: выпивал, играл в казино, изменял направо и налево, но я безропотно терпела — мне казалось, что я люблю его.

Все вокруг говорили, что я ненормальная. Но, должно быть, я все еще не могла расстаться с прежней Фелисити Браун и жила иллюзией, что брак мой еще наладится.

В двадцать девять лет, увидев себя как-то раз в зеркале, я всерьез призадумалась. Вот уже семь лет я была самой модной фотомоделью, а для моей профессии это огромный срок. Сколько я еще продержусь? Поль по-прежнему транжирил мои деньги. Не за горами было тридцатилетие. Долго ли еще журналы будут нарасхват печатать мои снимки на разворотах и обложках?

К тому же я устала. Хлеб у фотомодели вовсе не такой простой, как может кто-нибудь подумать. Постоянное напряжение, изнуряющее мелькание парикмахеров, гримеров, ослепляющие фотовспышки, тяжелые, противоестественные для тела позы…

Я, конечно, давно перестала хранить Полю верность — после полугода совместной жизни мы согласились, что ограничиваться только друг другом просто нелепо. Кстати говоря, мы довольно часто участвовали в «групповухах», получая от них огромное удовольствие. А что — занятие и в самом деле весьма увлекательное.

В конце концов я пришла к заключению, что Поль для меня — непозволительная роскошь, и начала поглядывать по сторонам в поисках более подходящей кандидатуры.

С Бенджамином мы познакомились в Сен-Морице. Меня привезли рекламировать меховые шубки, а Бенджамин отдыхал там со своей омерзительной женой и не менее отвратительными детьми. Встретились мы на какой-то званой вечеринке. Я уже знала, кто он такой. Нам удалось перекинуться парой слов.

— Могу я увидеть вас в Лондоне? — спросил Бенджамин.

Ростом он едва доходил мне до плеча. Я дала ему свой телефон.

Ровно пять недель спустя он сообщил, что готов подать на развод. Я вела свою роль исключительно осторожно и позволяла ему все, кроме самого главного. Бенджамин просто исходил от желания. У Тони есть похабное выражение: «У меня уже на тебя стоит, крошка!» Так вот, точнее нельзя описать состояние Бенджамина в то время.

Развод с Полем никаких сложностей не представлял. Бенджамин взял все расходы на себя, и Поль охотно согласился, поскольку получал совершенно невероятные отступные. С женой Бенджамина тоже обошлось без хлопот. Она безропотно согласилась. Еще бы — отхватила такой куш! И не только сама, но и детки. Мы с ней никогда не общались, а вот с Беном-младшим и с Александрой мне предписано время от времени встречаться. Зануды они страшные. Бену уже двадцать, он — укороченный отец. А Александра скорее всего пошла в мать, такая же унылая и бесцветная.

Вот и вся моя история. Наша с Бенджамином свадьба стала событием года. Медовый месяц мы провели на новой яхте, которую он приобрел специально по этому случаю. Бенджамин ни в чем не отказывает мне. Время от времени я завожу нового любовника, так что можно сказать, что я счастлива.

Куда только подевалась Фелисити Браун — вот вопрос.

К моему приходу Ванесса еще не оделась. Огромные груди колыхались под голубым халатом. Она уписывала тосты с медом и читала колонку светских сплетен.

В наших кругах очень важно, чтобы твое имя почаще мелькало в газетных столбцах. Ванесса — еще та штучка. Не будь она такой богатой, она стала бы первой потаскухой Лондона. Муж ее, Леонард, насколько мне известно, тоже содержит какую-то прошмандовку, для которой снимает квартиру, но я Ванессе об этом не рассказываю. Зачем?

Мы мило поздоровались, я заказала слуге-филиппинцу коктейль с шампанским и уселась на диван.

— Что нового, дорогая? — спросила Ванесса и зевнула.

Я сбросила жакет.

— Ничего особенного, только что повалялась с жеребчиком.

Мы расхохотались.

— Как он сработал, хорошо? — полюбопытствовала Ванесса.

Я почти убеждена, что она неравнодушна к Тони, хотя и пытается это скрыть.

— Да, — небрежно ответила я, — он верен себе. Всегда в отменной форме.

Мой ответ явно пришелся Ванессе не по вкусу. Ей-то приходится ждать, пока Тони соблаговолит обслужить ее. А я сама диктую условия.

Филиппинец принес мне коктейль. Холодный и восхитительный. По утрам ничто не может заменить коктейль с шампанским — только он заряжает хорошим настроением на целый день.

— Что ты оденешь сегодня вечером? — поинтересовалась я.

Ванесса передернула плечами.

— Не знаю, еще не думала.

Вот уж правда истинная! Именно поэтому она кажется такой неряхой. Я так за месяц вперед продумываю свои туалеты.

Мы еще поболтали о том о сем, и я отправилась к парикмахеру.

В семь часов к нам домой явилась Александра — прямиком из Швейцарии. Она не любит меня, и я ее на дух не выношу, но Бенджамин упорно этого не замечает. Как всегда, у нее был унылый, сермяжный вид. Я никогда не могла понять, как в наши дни молодая девчонка может ухитриться быть настолько неинтересной. Волосы зачесаны назад, никакого макияжа, бесформенное шерстяное платье. Ей всего семнадцать, но выглядит она гораздо старше.

Бенджамин так и расцвел, увидев ее. Александра держится с ним учтиво и дружелюбно, но я совершенно убеждена, что на самом деле она его ненавидит за измену «мамочке». Бенджамин основал для нее страховой фонд, так что в двадцать один год Александра получит кругленькую сумму. Только она принялась за свой апельсиновый сок, как, к счастью, прибыли остальные.