— Риган — он сургач, то бишь дрессировщик. Кликуха у него — Акулий Хрящ. Так вот Хрящ считается лучшим наставником для свежаков…

— А Шило тогда кто? — вяло спросил Бренн. Он понемногу глотал густую пресную густую кашу, запивая травяным отваром.

— Хис Яппар всего лишь воспитатель, ну, навроде помощника сургача, — просветил его синеглазый.

— А этот Хрящ… он такой же, как Шило?

Такой же говнюк? — чуть было не добавил Бренн, но промолчал, однако Микко прекрасно его понял.

— Не, — хмыкнул он, — Хрящ, он само собой, тоже хрен лютый, если что не по его идет, но свежаков зазря не калечит, наказывает только за дело, а не так, как Шило — ради кайфа… Этому и баб не надо, дай поизмываться вволю…

— Между прочим, в молодости Джерг Риган был порхом, — энергично хлебая месиво из чечевицы с чесноком, вмешался в разговор Гайр. — В семнадцать его продали в Казаросса, но он выкарабкался и стал знаменитым кортавида-ныряльщиком. Тогда у него и прозвище Акулий хрящ появилось…

А вот это было интересно… Бренн с трудом повернул закостеневшую шею, стараясь не пропустить ни слова из рассказа Гайра.

— А ты не заливаешь, староста? — недоверчиво проворчал Бакир, потирая выбитое плечо и зло расчесывая тело вокруг ожогов.

— Да не хрена подобного… Я тоже не сразу поверил, но Ригана будто сам Перу-Пели за собой тащил — удача за ним прям хвостом тянулась. Правда, Акулий Хрящ и сам не пальцем деланный, — соглашался на бои чаще, чем другие кортавида, — так сильно мечтал подняться. Рисковал по-крупному, вот ему и удалось выкупиться всего за три года…

— Если за три года, то чего же он до сих пор в Казаросса торчит? — хмуро спросил Микко, сгорбившись на лавке — и ему тяжело досталась вчерашняя дрессировка.

— Остался в Казаросса как вольноотпущенный, чтобы набить мошну потуже, — объяснил староста, — и ведь добился, чего хотел…

— Хрящ и правда такой умелый боец-ныряльщик? — решился спросить Бренн.

— Кто бы его назначил сургачом, если б это было не так, — дернул плечом Гайр, — он зубы проел на этом деле…

— А я вот слыхал, как Хнор со своими базарил да и брякнул, что мол у Хряща в башке что-то сдвинулось от того, что он слишком часто и долго под водой бывал… — вмешался Коста, с ехидством глядя на хмурого Микко, — и еще, что мол до деньги шибко прожорливый стал, и нынче даже Тухлый не переплюнет его в жлобстве… Хрящ ведь до сих пор ни бабу себе не завел, ни спиногрызов, — и все потому, чтоб на семью деньгу не тратить…

— Может и так, — не стал спорить Гайр, — но только нынче Джерг Риган живет себе припеваючи на верхнем ярусе Свартрока, как лучший наставник, имеет самых свежих хуср, собственных порхов, и ни в чем себе не отказывает. Поговаривают, скоро и собственный дом заведет в Грайорде.

— Сургач этот, он заговоренный, — прошептал сидевший справа парень с причудливыми татуировками на груди и спине, — он ведь с Тейгу, как и я, а у нас там много гнилых старух водится — настоящих прожженных урхуд, которые своей яджу умеют и не такое делать… Не зря у него по всему телу особые партаки набиты… я уж малость в этом разбираюсь… Заговоренный он!

— Может и так, — опять кивнул Гайр, — кто знает… Только хорош балакать про такое… пока тебя в сраный карцер не загнали, — повысил он голос, и порх уткнулся в миску.

— Гайр, я слышал, что подводные бои длятся чуть ли не полчаса, — поднял голову Микко, сменив тему, — я сам ныряльщиком был и знаю, что так долго продержаться под водой никто не может… — Синеглазый явно был озадачен.

— Ты видать не в океане, а в корыте нырял, — скривился в ухмылке Коста. — Все кроме тебя знают, что кортавида-подводники в особых масках сражаются. А маски мастера Непорочных по заказу Тухлого Краба делают. Больших денег стоят — ведь на них жрецы кучу яджу тратят. Так в масках этих можно дышать под водой аж двадцать минут… Ведь так, Гайр? — Коста вытянул толстую шею, пытаясь заглянуть старосте в лицо.

— Так и есть, — подтвердил Гайр, не глядя на бледнокожего, — только ныряльщикам все равно тяжелее всех приходится. Как только яджу, что в маску залили, стухнет, то сразу надвигается большая мокрая жопа, и боец держится под водой только за счет мастерства. Минут пять, не больше…

— Минут пять?.. — растерянно повторил Микко, — но это долго, очень долго…

— Долго для нас, да и для кортавида тоже долго, тут ты прав, а вот для сраных зрителей — всего ничего… И потому, если б не маски, никто бы из них столько не платил за подводные бои, которые длятся несколько жалких минут, — добавил Гайр, поднимаясь из-за стола.

***

Акулий хрящ ждал новобранцев на Скотном дворе. Уже издалека был виден широкий разворот плеч и выпуклая грудная клетка сильного пловца и ныряльщика. Вблизи привлекало внимание множество татуировок и грубых шрамов, покрывавших тело и лицо Джерга Ригана. Бренн исподлобья внимательно рассматривал наставника. Черные, мелко вьющиеся блестящие волосы, стянутые на затылке в низкий хвост. Широкая переносица, чуть приплюснутый нос, узкий, как трещина в скале, рот с твердыми губами, выступающий тяжелый подбородок.

Вздернутая углом бровь придавала лицу Ригана насмешливо-надменное выражение. Хотя возраст дрессировщика приближался к полувеку, под плотной кожей играли выпуклые твердые мышцы. И Бренн почуял, что обманчиво ленивые движения Джерга Ригана скрывают стремительную хищность тсаккура. Одет сургач был очень просто — в свободные холщовые штаны и безрукавку, на ногах — короткие мягкие сапоги со шнуровкой, на поясе — широкий ремень с петлей, где висел короткий чекан.

Серые глаза, казавшиеся очень светлыми на фоне темной татуированной кожи, цепко обежали шеренги порхов. Дрессировщик, не напрягаясь, начал говорить в небольшой медный рупор, и его низкий хрипловатый голос слышали все.

— Чтобы стать кортавида, порхи проходят два этапа. Первый этап — это свежаки. То есть, сырое мясо. Этап дрессировки свежаков длится около полугода, — размеренно произносил Джерг Риган из раза в раз повторяемые слова.

— Это время отпущено свежаку, чтобы приобрести нужные умения. Тот, кто выдерживает, переходит на второй этап и становится живцом, то есть, червем, кормом для рыб, — сургач вскинул подбородок, равнодушно глядя на стоящих вокруг бассейна юношей. — Приобретенные во время дрессуры навыки порх показывает на Игре, и если он уцелеет и не покалечится, то вместо номера ему дается кличка. Это значит, что живец перешел в разряд кортавида. Таким образом, из-под земли, где ползают черви, он имеет возможность выйти на свет, где живут люди.

Говоря последние слова, Хрящ посмотрел вверх, где над Скотным двором стояли казармы и дома бойцов. — И потому, чем больше порх выкладывается на дрессировке, тем больше у него шансов уцелеть на Игре и получить статус кортавида. Дальше все зависит от способностей, удачи и воли Жизнедателя.

Сургач повернулся к воспитателям и надсмотрщикам, отдавая приказы. Рабов разделили на группы по двадцать «голов», и к каждой группе слуги притащили длинные тюки из грязной холстины. Судя по тому, что тюк несли двое мужчин, Бренн понял, что он довольно увесистый. Что там может быть? Тренировочное оружие? Зачем его заворачивать? В это время Джерг Риган начал ходить между отдельными группами, что-то объясняя порхам, которые стояли на коленях, плотно сгрудившись вокруг тюков. Остальным свежакам, ожидающим урока наставника, Шило приказал отжиматься и заниматься растяжкой. Мышцы, уже вчера дошедшие до предела, взвыли. Бренн не смог отжаться даже полсотню раз, и, как остальные, хрипел под сапогом надсмотрщика, вдыхая вместо воздуха песок. Мучения закончились, когда к ним, наконец, подошел Хрящ и велел встать вокруг свертка на колени. Бренн напрягся, увидав на грязной холстине темные бурые пятна…

— Баба дышит животом, как животное, — начал дрессировщик, не повышая голос, — а мужчина, как человек, — грудью. Свежаку-порху, чтобы дольше продержаться под водой, надо научиться дышать, как баба. — Наставник внимательно обвел взглядом лица учеников-порхов: — Чтоб лучше понять, надо увидеть.