Вообще местечко – чистая лажа. Среди официантов есть настоящие вампиры, но половина только притворяется. Для некоторых это просто работа, и они специализируются на пластиковых хэллоуинских клыках и шуточках на темы крови. Для других тут есть шанс изобразить из себя вампиров. У них зубные коронки на клыках, и они очень стараются выглядеть настоящими. Есть официанты, одетые мумиями, волками, чудовищами Франкенштейна. Насколько мне известно, единственные здесь монстры – вампиры. Если оборотень захочет выйти из подполья заработать денег, есть куда более экзотические и хлебные места.

Здесь всегда людно. Не знаю, то ли Жан-Клод жалеет, что первый до этого не додумался, то ли ему здесь действительно не нравится. Тут для него слишком declasse. А мне лично нравится. От саундтрека дома с привидениями и до бургеров «Бэла Лугоши» – все потрясающая редкость. Бэла – одно из немногих исключений в декоре, выдержанном в стиле кино шестидесятых и семидесятых. Трудно держать ресторан на тему «ужастиков» без Дракулы из оригинального фильма.

Если вы не были там вечером в пятницу на «Караоке страха», можете считать, что вообще не жили. Я привела туда Ронни. Вероника (Ронни) Симс – частный детектив и моя лучшая подруга. Отлично оттянулись.

Но вернемся к телу. Ладно, не к телу – к пострадавшему. Но если бы бармен замешкался с огнетушителем, было бы тело.

Командовал на месте детектив Клайв Перри. Высокий, худой, похож на Дензела Вашингтона, только без широких плеч. Один из самых вежливых людей, которых я знала. Никогда не слышала, чтобы он орал, и однажды только видела, как он вышел из себя – когда здоровенный белый коп наставил пистолет на «черномазого детектива». Это я тогда взяла на мушку озверевшего копа, а Перри все еще пытался договориться. Может, я перестаралась, а может, и нет. Никто тогда не погиб.

Перри повернулся ко мне с улыбкой, сказал негромко:

– Миз Блейк, я рад вас видеть.

– И я вас, детектив Перри.

Он всегда ко мне так обращался, бывал настолько вежлив, настолько уважителен, что и я начинала вести себя так же. Почему-то ни с кем другим это не получалось.

Мы были в баре, где над нами нависал восковой Кристофер Ли в роли Дракулы. Барменом был вампир по имени Гарри с длинными рыжеватыми волосами и серебряной заклепкой в носу. Он выглядел очень юным, очень современным и помнил, наверное, Джеймстаунскую хартию, хотя по британскому акценту можно было судить, что он появился в стране не раньше семнадцатого века. Сейчас он полировал стойку с таким видом, будто от этого зависела его жизнь. Несмотря на бесстрастное лицо бармена, я знала, что он нервничает. Что ж, его можно понять. Он здесь не только бармен, но и совладелец.

Сегодня в баре завсегдатай-вампир напал на женщину. Очень плохо для бизнеса. Женщина выплеснула ему в лицо содержимое своего бокала и щелкнула зажигалкой. Необходимость – мать изобретательности. Вампиры отлично горят. Но тихий бар, рассчитанный на заманивание семейных туристов, не совсем подходящее место для таких крайних мер. Может быть, женщина перестаралась от страха.

– Все свидетели говорят, что она была очень дружелюбна, пока он не придвинулся слишком близко, – доложил Перри.

– Он ее укусил?

Перри кивнул.

– Хреново, – сказала я.

– Но она его подожгла, Анита. Он сильно обгорел. Может быть, и не оправится. Чем она его могла облить, что так быстро дало ожоги третьей степени?

– Насколько быстро?

Перри посмотрел в свои записи:

– За секунды.

– Что она пила? – спросила я у Гарри.

Он не спросил, кто она, просто ответил:

– Чистый скотч. Лучший, что у нас есть.

– С высоким содержанием спирта?

Он кивнул.

– Этого должно было хватить, – заключила я. – Когда подожжешь вампира, он горит, пока не потушишь или не выгорит. Они очень легко воспламеняются.

– Значит, она не принесла с собой какой-нибудь там бензин? – спросил Перри.

– Ей не надо было. Мне не нравится другое – она знала: жидкость надо поджечь. Если бы это человек вышел за рамки, она бы просто плеснула скотчем ему в морду и позвала на помощь.

– Он ее укусил, – напомнил Перри.

– Если у нее такие проблемы насчет того, что вампир всадит в нее клыки, она бы не стала ворковать с ним в баре. Что-то здесь не складывается.

– Да, – согласился Перри, – но я не знаю что. Если вампир выживет, ему будет предъявлено обвинение.

– Я бы хотела видеть эту женщину.

– Дольф повез ее в больницу обработать укус, а потом в наш отдел. Он сказал, чтобы ты приехала, если захочешь ее видеть.

Было поздно, а я устала, но, черт побери, что-то здесь было не так. Я подошла к бару.

– Гарри, она тут кадрила вампиров?

Он покачал головой:

– Зашла позвонить по телефону, потом подсела к бару. Красотка. На такую сразу кто-нибудь клюнет. Не повезло, что это оказался вампир.

– Ага, – согласилась я. – Не повезло.

Он протирал стойку небольшими кругами, а глаза его смотрели на меня.

– Если она подаст на нас в суд, нам конец.

– Не подаст, – сказала я.

– Скажи это «Крематорию» в Бостоне. Там укусили женщину, и она их разорила по суду. А у дверей все время стояли пикеты.

Я потрепала его по руке, и он под моим прикосновением стал совершенно неподвижен. Кожа его была на ощупь почти деревянной, как бывает у вампиров, когда они не дают себе труда притворяться людьми. Я заглянула в его темные глаза, И лицо его было неподвижно и непроницаемо, как зеркало.

– Я поговорю с предполагаемой жертвой.

Он только смотрел – и все.

– Не поможет, Анита. Она человек, а мы – нет. Что бы ни делали в Вашингтоне, это не изменишь.

Я убрала руку и подавила желание обтереть ее о платье. Никогда мне не нравилось ощущение от вампиров, когда они твердые и потусторонние. Это на ощупь не кожа, а скорее пластик, как у дельфина, только тверже, будто под кожей не мышцы, а что-то вроде дерева.

– Я сделаю что смогу, Гарри.

– Анита, мы монстры. И всегда были монстрами. Я был бы рад иметь право ходить по улицам, как всякий другой, но это будет ненадолго.

– Или да, или нет, – ответила я. – Давай сейчас разберемся с этой проблемой, а следующей займемся, когда она появится.

Он кивнул и пошел расставлять стаканы.

– Очень заботливо вы с ним поговорили, – сказал Перри. Любой другой из группы сказал бы, что не в моих привычках проявлять заботливость. И конечно, любой другой уже не раз бы меня достал по поводу моего платья. А мне предстояло ехать в нем в отдел. Там будет Дольф, и Зебровски, наверное, тоже. Уж они-то найдут, что сказать насчет платья.

В три часа ночи я оказалась в помещении отдела Региональной Группы Расследования Противоестественных Событий. Нам ребята из другого отдела состряпали значки с аббревиатурой «ВП» – «вечный покой», капающей кровью на фоне красного или зеленого – на выбор. Зебровски их раздал, и все мы их носили, даже Дольф. Первый вампир, которого мы убили после этого, появился из морга с таким значком, приколотым к рубашке. Кто это сделал, так и не нашли. Я ставлю на Зебровски.

Он меня встретил у входа в помещение группы.

– Еще чуть-чуть укоротить это платье, и отличная будет рубашка.

Я его оглядела с головы до ног. Синяя рубашка выбилась из темно-зеленых штанов, галстук болтался, как ожерелье.

– Зебровски, Кэти на тебя злится, что ли?

Он перестал улыбаться:

– Нет, а что?

Я показала на галстук, не подходящий по цвету ни к штанам, ни к рубашке.

– Она тебя выпустила в таком виде на люди.

Он ухмыльнулся:

– Я одевался в темноте.

Я подергала его за галстук:

– Вот в это я верю.

Но обескуражить его мне не удалось. Он торжественно распахнул дверь в помещение нашей группы и просиял:

– Наша юная красавица!

Пришел мой черед хмуриться:

– Зебровски, что ты задумал?

– Кто, я? – сделал он невинные глаза.

Я покачала головой и вошла в комнату. На каждом столе стоял игрушечный пингвин. Люди говорили по телефонам, писали бумаги, работали с компьютерами, на меня никто не обратил внимания. Только пингвины на каждом столе. Почти год прошел, как Дольф и Зебровски побывали у меня дома и видели мою коллекцию пингвинов. Тогда никто не стал меня дразнить, и я решила, что проехало. А когда Зебровски после Нового года вернулся из отпуска по болезни, пингвины начали появляться на каждом месте преступления. На сиденье у меня в машине, в багажнике. Сейчас они их накупили на пару сотен долларов.