Ричард тронул меня за ногу, но было поздно. Он хотел усилить мое самообладание, как сделала для него я, но у меня уже не было над собой власти. Падма звал, и мунин ответил. Второй раз за час я вызывала Райну.

Сила заполнила кожу, и я встала, прижавшись к Падме, глядя на него с трех дюймов. Сила хотела коснуться кого-нибудь, кого угодно. Ей было все равно, а мне – нет. И на этот раз я смогла отказаться.

– Нет, – сказала я и оттолкнулась от него, падая на пол.

Падма полз за мной, трогая волосы, лицо, шею, когда я пыталась отползти.

– Эта сила по натуре сексуальна, брачный инстинкт, быть может. Как это интересно!

– Оставь ее, Мастер Зверей, – произнес Жан-Клод.

Он захохотал:

– А как ты думаешь, что случится, если я буду продолжать взывать к ее зверю? Думаешь, она мне даст?

– Мы не будем проверять, – сказал Жан-Клод.

– Если ты полезешь мне мешать, это будет вызов.

– Этого ты все время и хотел.

Падма снова захохотал:

– Да, я считал, что тебя надо убить за гибель Колебателя Земли. Но совет проголосовал против.

– Но если ты убьешь меня на дуэли, никто тебя ни в чем не сможет упрекнуть?

– Ты правильно понял.

Я скорчилась на полу, обхватив себя руками, пытаясь загнать силу обратно, но она не лезла. Ричард подполз ко мне, коснулся обнаженного плеча. Я отдернулась, как от ожога, потому что хотела Ричарда, хотела так дико и примитивно, что тело сводило судорогой.

– Пожалуйста, не трогай меня!

– Как ты избавилась от этого в прошлый раз?

– Секс или насилие. После этого мунин уходит.

Или после целительства, подумала я, но это тоже был своего рода секс. Сила Падмы проехалась по нас, как танк с шипастыми гусеницами. Мы вскрикнули, и с нами вскрикнул Жан-Клод. Кровь хлынула у него изо рта красным потоком, и я поняла, что сделал Падма. Ощутила, как он пытается сделать это со мной. Он ударил силой в Жан-Клода и что-то у него внутри порвал.

Жан-Клод упал на колени, кровь расплескалась по белой сорочке. Не думая, я оказалась на ногах, между Падмой и Жан-Клодом. Сила горела у меня на коже, и гнев мой питал ее, будто настоящего зверя.

– Отойди с дороги, женщина, или я сначала убью тебя, а потом твоего Мастера.

Сейчас быть так близко от Падмы значило то же, что и стоять в невидимой стене огня и боли. Он ослабил Ричарда, потом меня, сделав что-то с нашими метками. Без нас Жан-Клод обречен на поражение.

Я перестала сопротивляться прущей из меня энергии. Я отдалась ей, стала питать ее, и она вырвалась у меня изо рта смехом, от которого волоски на руках встали дыбом. Такого смеха я никогда не думала услышать по эту сторону адских врат.

Падма схватил меня за руки ниже плеч и поднял в воздух:

– Я имею право тебя убить, если ты вмешаешься в дуэль.

Я его поцеловала легким касанием губ.

Он настолько ошалел, что застыл на секунду, потом ответил на поцелуй, сомкнув руки у меня за спиной, так и не поставив на пол. Подняв лицо, он сказал мне:

– Даже если ты дашь мне здесь и сейчас, его это уже не спасет.

Снова смех полился из моих губ, и я почувствовала, как глаза заполняются темнотой. Холодная и белая часть моей души, та, где не было ничего, кроме безмолвия и шороха помех, та часть души, которой я убивала, открылась во мне, и Райна ее заполнила. Я снова ощутила сердце Натэниела у себя в ладонях, вспомнила миг, когда поняла, что могу убить его, что хочу убить его и убить хочу больше, чем исцелить. Это ведь настолько легче.

Сцепив руки на шее Падмы, я поцеловала его в губы. Я ткнула в него силой, как мечом. Тело его закаменело, он разжал руки, но я держала. Сердце у него было скользким и тяжелым, оно билось в силе, как рыба в сети. Я разбила эту силу, и Падма рухнул на колени, завопив прямо в мой целующий рот. Хлынула теплая, соленая волна крови.

Чьи-то руки вцепились в меня, стараясь оторвать от Падмы. Я вцепилась в него, обхватив ногами за пояс, руками за шею.

– Назад, или я раздавлю ему сердце! Все назад.

Томас упал на колени рядом со мной, по его подбородку текла кровь.

– Ты убьешь и меня с Гидеоном.

Убивать их я не хотела. Сила поползла в сторону, похороненная сожалением.

– Нет, – вслух сказала я.

И стала питать силу гневом, возмущением. Мунин раздался и заполнил меня. Я слегка стиснула сердце Падмы – почти ласково.

Прижавшись лицом к его щеке, я шепнула:

– Почему ты не сопротивляешься. Мастер Зверей? Где же твоя огромная жгущая сила?

Только учащенное дыхание было мне ответом. Я сдавила чуть сильнее. Он ахнул.

– Можем умереть вместе, – сказал он голосом, влажным от собственной крови.

Я потерлась об него щекой, и кровь с его губ размазалась у меня по лицу. Я всегда знала, что ликантропов кровь заводит, но никогда не понимала насколько. И дело даже не в ощущении крови, а в ее запахе. Горячий, металлический, сладкий – а под всем этим легкий аромат страха. Очень он боялся. Я это ощущала, чуяла.

Чуть приподнявшись, я заглянула ему в лицо. Это была кровавая маска. Где-то в глубине души я ужаснулась. А другая часть моей души хотела вылизать эту маску, как кошка вылизывает блюдце сливок. Но я только сдавила сердце чуть сильнее и стала глядеть, как быстрее побежала изо рта кровь.

Сила Падмы перехлестнула через меня теплой волной.

– Я еще успею убить тебя перед смертью, лупа.

Я держала его и чувствовала, как нарастает сила, еще ослабленная, но на заявленную работу ее хватило бы.

– А ты до сих пор верующий индуист? – спросила я.

В глазах его мелькнуло замешательство.

– И сколько плохой кармы накопил ты за этот оборот колеса? – Я быстро слизнула кровь вокруг его рта, и мне пришлось прижаться к нему лбом и закрыть глаза, чтобы не сделать того, чего хотел мунин. Что сделала бы Райна на моем месте. – И каково же будет достаточное наказание за злые твои дела в следующем воплощении, Падма? Сколько жизней понадобится, чтобы уравновесить на весах эту одну?

Я отодвинулась заглянуть ему в лицо. На этот раз я собой владела достаточно, чтобы его не вылизывать. Гладя в его глаза, я поняла, что права. Он боялся смерти и того, что будет после нее.

– Что ты готов сделать, чтобы спасти себя, Падма? Кого ты готов отдать?

Последние слова я шепнула.

– Что угодно, – шепнул он в ответ.

– Кого угодно? – переспросила я.

Он смотрел, не отвечая.

Жан-Клод попытался сесть, полулежа на руках у Ричарда.

– Между нами дуэль, и один из нас должен погибнуть. Настаивать на окончании дуэли разрешается правилами.

– Ты так рвешься умереть? – спросил Странник. – Смерть одного – это смерть всех.

Он стоял над нами и чуть в стороне, будто дистанцировался от нас – слишком кровавых, слишком примитивных, слишком смертных.

– На этот вопрос пусть отвечает Падма, не я, – сказал Жан-Клод.

– Какова твоя цена? – спросил Падма.

– Никаких наказаний за смерть Оливера. Он убит на дуэли, и делу конец.

Жан-Клод снова закашлялся кровью.

– Согласен, – сказал Падма.

– Согласен, – повторил Странник.

– Я вообще не собиралась их убивать за смерть Колебателя Земли, – сказала Иветта. – Согласна.

Жан-Клод протянул мне руку:

– Иди ко мне, mа petite. Нам больше ничего не грозит.

Я покачала головой и поцеловала Падму в лоб – нежно, целомудренно.

– Я обещала Сильвии, что все, кто ее насиловал, умрут.

Тело Падмы дернулось – наконец хоть какая-то реакция.

– Женщину ты получишь, но не моего сына.

– Ты с этим согласен, Странник? Ты, которого Лив теперь зовет Мастером? Ты так легко ее отдаешь?

– Ты убьешь его, если я откажусь?

– Я дала слово Сильвии, – сказала я. И я знала, что это для них что-то значит.

– Тогда Лив твоя, и делай с ней то, что сочтешь нужным.

– Мастер! – крикнула она.

– Молчи, – ответил Странник.

– Понимаешь, Лив, они всего лишь монстры. – Я глядела в окровавленное лицо Падмы и видела – страх заполняет его глаза, как вода заполняет стакан. Я смотрела, как он глядит мне в лицо и видит пустоту. Нет. Я впервые хотела убить – не ради мести, безопасности, не ради данного слова, а просто потому, что могла убить. Потому что где-то в темной глубине было невероятное удовольствие раздавить его сердце и пролить его темную кровь. Рада была бы я списать это желание на мунин Райны, но не знала точно. Может, у меня всегда это было, а может, это кто-то из мальчиков. Я не знала, да это и не важно. Я хотела, чтобы Падма это видел, и страх заполнял его лицо, проливался из глаз, потому что он понял.