Ксиль появился в конце коридора спустя ровно десять заполошных ударов сердца. Дэриэлл обернулся к нему с таким выражением на лице, с каким слепые следуют за солнцем.

— Дэйр, иди ко мне, — ласково попросил Северный князь, протягивая руку. Я только успела моргнуть — а целитель уже оказался там, рядом с ним. — Умница, — улыбнулся Ксиль, сгребая Дэйра в охапку. Тот не сопротивлялся, наоборот — с удовольствием прижался щекой к виску Максимилиана, словно наслаждаясь запахом. Впрочем, возможно так оно и было. — Найта, иди домой. Мы скоро вернемся, надо только покормить кое-кого… И не переживай, все будет в порядке, ты правильно поступила. Не каждый бы сумел сориентироваться вовремя. Иди.

Я развернулась, как во сне — и побрела по коридору. Сначала медленно, едва переставляя ноги, потом шаги стали все быстрее и быстрее, а под конец — я побежала, чуть не налетая на углы.

Может, мне и попадался кто-то навстречу. Не знаю. Взгляды и возгласы скользили по кромке памяти — мимо, мимо, мимо… Я думала, что стремлюсь домой, и когда выстывший воздух обжег легкие — удивилась.

Кроссовки со сбитыми мысами, широкие джинсы и кофта с капюшоном — не слишком подходящая одежда для прогулок по двадцатиградусному морозу. Дежурный маг таращился на меня из будки у ворот, как на сумасшедшую. Впрочем, он был недалек от истины. Где-то под сердцем поселилось тянущее чувство, дурацкое желание сделать себе плохо, чтобы потом пожалели.

Глупая обида на то, что нашлись закутки в жизни Максимилиана и Дэриэлла, где мне места не было.

Я сунула руки в карманы и, ссутулившись, побрела по дороге вниз, к порталу. С косы слетела резинка, и теперь волосы понемногу расплетались — с каждым шагом, мотаясь по спине и задевая свитер, копя статическое электричество.

Во мне тоже что-то копилось — мерзкое напряжение, от которого хотелось остановиться посреди пустой дороги и закричать в небо.

Эгоистичная я сволочь. Мне бы радоваться, что с Дэйром все в порядке, и Максимилиан помогает ему скрыть от окружающих «кровавое безумие». Но почему-то сейчас я ненавижу их обоих за то, что они вот так отсылают меня.

Кто искал лекарство для Максимилиана — и нашел?

Я.

Кто сидел у постели Дэриэлла, когда Найнэ сожгла ему руки иномирной пыльцой?

Кажется, я, разве нет?

Но почему-то все участие этих двоих в решении моих проблем сводится к советам «Не задумывайся об этом», «Лучше позволь решить за тебя».

А если хочу задуматься и не позволю решать?

Наэлектризованные волосы липли к свитеру, создавая иллюзию тепла. Больше всего мерзли почему-то ноги, несмотря на шерстяные носки и кроссовки с толстой подошвой. И совсем не было холодно голой шее.

Наверное, она уже просто онемела.

Голубоватая арка портала выплыла из-за поворота неспешно и неотвратимо, как айсберг навстречу кораблю. Я поднялась на постамент и прислонилась спиной к правому столбу, запрокидывая голову к безоблачно-синему небу. Чистому, какое бывает только высоко в горах.

Слепило солнце. Глаза слезились. Кажется, мне надуло ветром в уши, и они начинали болеть.

— Да ну вас всех в бездну… — устало выругалась я и шагнула в портал.

…В Зеленом, конечно, была метель. Это вам не укрытая между скал Академия. Люди сновали по улицам, пряча лица под капюшонами, и никому не было абсолютно никакого дела до угрюмой простоволосой девчонки в тонком свитере, бредущей куда-то на заплетающихся ногах.

Впрочем, добрела я только до ближайшей остановки. А потом бессовестно отвела глаза кондуктору и дальше ехала уже в душном тепле переполненного автобуса.

Снег медленно таял на волосах. Гул в ушах становился громче.

Наверное, вид у меня был жалкий. Иначе как объяснить этот ужас в маминых глазах, когда она открыла дверь?

— Найта, вечные боги… — Элен прижала пальцы к губам. — Что с тобой случилось?

— Замерзла, — с трудом разомкнула я онемевшие губы.

Мама хотела что-то сказать, но присмотрелась ко мне — и просто шагнула вперед, обнимая и прижимая к себе, как в детстве. Только сейчас ростом мы с ней сравнялись.

Изнутри поднимался лихорадочный жар. Шею и лицо щипало так, словно я окунулась в кипяток.

— Плохо, — пожаловалась я маме.

Она вздохнула, крепче сжимая руки.

— Горе ты мое, Нэй. Чудо ты мое ненаглядное…

Мама не стала ничего спрашивать, а я — рассказывать. Просто позволила проводить себя на кухню, усадить поближе к батарее и стянуть промокший свитер, заменяя его теплой пуховой шалью. Так же молча, с понимающим и усталым взглядом поставила передо мной кружку с горячим зельем — кофе, перец, пряные травы и лимон.

Я пила маленькими глоточками, и гул в ушах становился тише.

— Мама… А ты знаешь, кто такая Лайм?

— Конечно, — улыбнулась она. — Невеста нашего Хелкара. Милая девушка, держит его в ежовых рукавицах. Зуб даю, что у нее равейны были в роду. Хэл ее в гости привозил, на знакомство. Полтора года назад, когда ты у Дэриэлла летом училась.

— Понятно, — я вздохнула и поплотнее укуталась в шаль. — А вот со мной Хэл ее не знакомил.

— Наверное, думал, что тебе это будет неинтересно, милая.

И здесь то же самое. В итоге я оказываюсь на обочине. По своей вине? Не хотелось бы так думать.

— Он ошибся, мам.

— Не обижайся на него, — мама осторожно убрала прядку с моего лица и села напротив — без улыбки. — Вспомни, ты же сама такая. Ничего никогда не рассказываешь, даже эту историю с Северным князем из тебя как клещами тянули.

— Наверно, семейное.

— Наверное.

Мы помолчали еще немного, до тех пор, пока в кружке у меня не стало пусто, а в голове — легко. И тогда я задала тот вопрос, который уже давно крутился у меня на языке, но казался то несвоевременным, то бестактным.

— Мама… а ты не жалеешь, что вышла замуж за нашего отца?

Элен, наливавшая в кружку кипяток, стукнула носиком чайника по фарфоровому краю. Глянцевый белый бок рассекла уродливая трещина.

— Жалеть о чем-то, Найта, довольно глупое занятие, — мама очень осторожно отставила чайник на деревянную пластинку и только потом осторожно прикоснулась к чашке, сращивая трещину. Фарфор под ее пальцами светился розовато-желтым сиянием, как огонек ароматической свечи. — Если что-то случается в жизни — значит, это для чего-то надо. В конце концов, вы — его дети.

— А он сейчас…

— Я не знаю, Нэй, — Элен пожала плечами и поднесла полную чашку к губам. Заварка — пара шариков из скрученных плотно трав — так и осталась на столе, но мама этого не заметила, глотая пустой кипяток. — И не хочу знать ни про его «сейчас», ни про «потом». Пусть живет, как хочет. А я свою судьбу выбрала и отступать не буду. Иначе это было бы трусостью. Почему ты сбежала домой, Нэй? — спросила она внезапно.

— Струсила, — улыбнулась я.

Стоило это признать — и стало очень легко. Ведь если задуматься — я уже решила быть с Ксилем и Дэйром. Несмотря ни на что. Так зачем же метаться, выискивать себе проблемы?

Наверное, именно это стоило бы называть судьбой. То, что мы выбираем сами. То, чему так трудно следовать…

Айне вот боится выбрать. Но разве я позволю сделать это за себя? Конечно, нет. И с Ксилем не расстанусь, даже если точно буду знать, что он вынудит меня отказаться от дара…

Потому что это тоже будет только мое решение, как ни крути.

Мама сделала еще один глоток — и спохватилась. В изрядно поостывший кипяток полетели шарики из трав. Запахло ромашкой и липой.

— Струсила? — засомневалась она. — Или просто устроила себе передышку?

— Не знаю, — честно ответила я. Элен улыбнулась:

— А я не знаю, что у вас там произошло с Северным князем. Можно сделать вот как… Я собиралась печь пироги с вишней. Останешься помочь — и будем считать, что ты забегала пособить мне по хозяйству. Идет?

— Идет, — я достала со дна кружки горошинку черного перца и раскусила ее. Горько. — Я думала, ты против наших отношений с Ксилем.

— Я тоже так думала, Нэй, — непонятно объяснила мама. — Так как насчет пирогов?