И если до этой секунды я чувствовала себя, словно в сказке, путешественницей в другой мир, не знающей ровным счетом ничего, то вдруг тонны информации вломились в мой мозг. Правда, систематизировать ее, чтобы она стала полезной, никак не удавалось. Ее слишком много… Хотя, может, так и должно быть? Быть может, чакра какая открылась, и мне просто нужно время для осознания?

– Что же с ним делать? – задумчиво протянул Бранов.

– Это… – я поперхнулась. – Это не он.

Аспирант уставился на меня с недоумением.

– Это не он, – повторила уже твердо, указав на излохмаченный тканевый передничек на кошачьей груди. – Она. И это еще совсем котенок. Маленький кошкот, – решила уточнить для пущей важности. – Ребенок.

Теперь я это знала. Невесть откуда, но знала.

Бранов не то застонал, не то протестующе замычал, уперев руки в боки. Помолчали. Затем аспирант щелчком сложил нож, убрал его в карман и безбоязненно приблизился к вновь захныкавшему в страхе котенку. Присел на корточки.

– Что же нам теперь делать? – вновь повторил он, напряженно хмурясь. – Я не думал, что эти существа разумные…

– Это очень плохо? – робко поинтересовалась я, все еще силясь усвоить и переварить происходящее.

Бранов помолчал, оглядывая копошащегося на сырой земле котенка.

– Не то чтобы плохо. Просто я информацию считать с него, вернее, – оправился аспирант, – с неё, хотел. Но с разумными у меня такая штука никогда не выходит.

– Считать информацию? – в страхе прижала я ладонь ко лбу. – Вы мысли, что ли, читать можете?

Аспирант распрямился и всем телом развернулся ко мне, недоуменно отшатнувшись.

– Где в моих словах ты услышала «читать мысли», Мика?

– Кто вас знает, – сердито пожала плечами я. – Впервые вас увидев, я и подумать не могла, что вы в книжки телепортироваться можете. А оно вон как оказалось. Так что правы мудрые люди, внешность бессовестно обманчива.

Бранов едва различимо цокнул и вновь опустился на корточки перед кошкотом.

– Расслабься, Вознесенская, – негромко, словно чтобы не пугать и без того перепуганный насмерть шерстяной комок, проговорил он. – Мысли я не читаю. Да и я же сказал: с разумными такое не прокатывает. А ты, я надеюсь, разумная. Хотя согласен с тобой, внешность штука обманчивая.

– Хорошо, если так, – с облегчением выдохнула я, мимо ушей пропустив язвительную шпильку. – Мои мысли, только мои. Нечего там посторонним делать.

Я едва не засмеялась. Подумать страшно, если бы аспирант мог залезть мне в голову и узнать, о чем я думаю! Там такой абстракционизм и кавардак, что точно бы вовек стыда не обралась.

Бранов тем временем, чуть повел головой, и я уверенна была, что он хитро скосился в мою сторону. В потемках и не разглядишь.

– Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Мика, что и мысли свои стыдно показать?

– Я вообще о вас не думаю!

Бранов многозначительно хмыкнул, а я поспешила сменить тему.

– Так что делать-то с кошкотенком теперь?

– Не знаю, – честно признался аспирант, а затем подался вперед, нависнув над тощим тельцем. – Эй, ты знаешь, где твои сородичи?

Но чуть успокоившийся ранее кошкот вместо ответа лишь вновь начал бессвязно молить о пощаде и заодно пытаться, насколько это возможно, отодвинуться от Бранова на безопасное расстояние, толкаясь задними лапами. Растревоженная сеть снова зазвенела, и котенок захныкал от боли.

– Не двигайся, – выставил ладонь Бранов. – Сеть сжимается и причиняет еще большую боль.

Кошкот замер, сопя. Похоже, он столько боли уже испытал, что… болью больше-болью меньше, все равно. Сказали замереть, значит замрет. Что угодно сделает, лишь бы не прирезали.

– Ян Викторович, что делать-то?

Все еще не выпуская рогатину, я принялась свободной рукой массировать висок. Голова разболелась, а череп словно в тиски взяли. Того и гляди треснет.

Аспирант, отвечая на мой вопрос, только плечами пожал и снова склонился над котом.

– Как тебя зовут, ты меня слышишь?

Но кошкот лишь стонал и греб передними лапами землю. Навряд ли он был в ясном сознании, сейчас работали лишь инстинкты и желание выжить любой ценой.

– Без толку. Она едва сознание не теряет, – мужчина поднялся, потирая подбородок. – Идем. Времени почти нет.

Я едва не охнула.

– Уйдем? Бросим живое существо на погибель?

В голове такое просто не укладывалось. Аспирант растерянно развел руками.

– Какой от него теперь прок? Считать его я не смогу, да и раны слишком серьезные. Чем мы поможем?

– И тем не менее, – упорствовала я, гневно воткнув рогатину в землю. – Мы не можем её бросить!

Бранов вздохнул и заговорил спокойным, профессорским тоном.

– Мика, это всего лишь книга. Сказка. Выдумка. Все здесь не по-настоящему.

Но для меня все было настолько реальным, что оставить эту кроху в лесу истекать кровью было выше моих сил.

– Может, попробуем забрать её в наш мир? Там хотя бы лекарства есть, бинты…

Я с жалостью посмотрела на окровавленные лоскуты на плече аспиранта. Ему тоже медицинская помощь не помешала бы.

– Нет, – сказал, как отрезал, он. – Если заберем кота, откроется тоннель, и все станет еще хуже. Нет, – нервно покусывая большой палец, повторил Бранов, – потеряем слишком много времени. Да и не факт, что я вообще сюда вернуться смогу. Не пустят.

Я горестно вздохнула. Выспрашивать подробности про «тоннели», кто эти таинственные, что нас обратно «не пустят», и прочую перемещенческую белиберду времени нет. Без того уже слишком долго стоим на одном месте. Оксана все еще не найдена, и черт знает, что с ней сейчас происходит.

В голове вновь что-то зашумело, заискрилось. Хлынул новый поток знаний. Виски заломило с удвоенной силой. В этой неразберихе едва удалось вычленить одну-единственную здравую мысль: кошкоты, вопреки моим представлениям, оказались разумными существами, а значит…

– Быть может, с ними договориться можно? – негромко предложила я. – Все равно, где Оксану искать, мы понятия не имеем, так может, они…

Я неловко умолкла. Идея, секунду назад горевшая в мозгу, вдруг показалась жутко глупой и безответственной.

Аспирант забубнил что-то, похожее на «действительно» и «я все равно брешь отыскать не могу», «не выходит почему-то, а они могут знать».

– Нужно взять котенка с собой, – подала я голос, прерывая поток бессвязных словосочетаний. – Ян Викторыч, оставлять здесь точно нельзя! Умрет. И пусть это всего лишь книга, – глядеть на аспиранта боялась, равно как и услышать его издевательский смех. – Если бросим котенка, я себе ни за что не прощу. Это же живое существо! Это убийству равносильно будет.

Удивительно, но Бранов не засмеялся. Даже не хмыкнул. Вместо этого вдруг решительно стянул с пояса свитер и расстелил его на земле.

– Когда скажу, перетяни свитер под котенка.

В нерешительности отложив палку, я кивнула.

Кошкот давно затих. Только тощая грудка прерывисто вздымалась, говоря о том, что жизнь пока еще в ней отчаянно бьется.

Аккуратно, стараясь не причинять боль, аспирант подсунул обе ладони под кошачью спину, приподнял тело. Секунда, и Бранов завернул котенка, как младенца в свитер. Благо, что рост кошкота был чуть больше метра.

Поднявшись со свертком в руках и прошептав: «Тише, тише. Мы тебе поможем», Бранов серьезно поглядел на меня.

– Ну, давай. Веди.

Я растерялась.

– Куда?

– К их селению или логову. Я не знаю, как у них тут…

– Вы с ума сошли? – завопила я, размахивая руками. – Отправиться прямиком в кошачье логово? Жить надоело?

– Ты же сама сказала, что с ними договориться можно.

Аспирант поморщился и перехватил кота поудобнее. Я же глядела на мужчину с тревогой.

– Я не говорила такого. Да и это всего лишь предположение! Я ведь не знаю… Мне просто кажется… Да и с чего вы решили, что я знаю, где они живут?

Снова помассировала висок. Идея вновь загорелась, а в голове такой кавардак творился! Будто я стою перед дверью аудитории и с минуты на минуту мне нужно войти и сдать самый сложный экзамен. Ну разумеется, я ничего не знаю и ничего не помню! Чего от меня требовать-то?