– Доброе утро! – пропустив колкость мимо ушей, Бранов снова напрягся, готовясь к нападению на ничего не подозревающую рыбину. – А тебе голову, не напечет, Создательница? Стоишь тут на солнце…

Снова удар гарпуна и громкий всплеск. Брызги полетели в разные стороны.

Прикрыв уже порядком нагретую макушку обеими руками, я беззлобно засмеялась.

– Опять мимо!

Котята тоже покатились со смеху, но также беззлобно. Похоже, их одинаково радовал и успех, и неудача аспиранта.

– Поддержала бы, – в ответ хохотнул Ян, попутно слушая указания длиннолапого, тощего подростка с рваным ухом.

У того на верхнем конце шеста уже «сидела» пара-тройка серебристых рыбок. Местный чемпион, видать.

– Понял, – совершенно серьезно кивнул Ян. – Сейчас попробую.

Кот отошел, а аспирант замер. Дождался, пока муть осядет, прицелился и атаковал.

– Ха-ха-а! – счастливо озираясь, завопил Бранов.

Даже я подскочила и прихлопнула в ладоши.

Слабо трепыхаясь, улов наконец был пойман, и Ян, с довольным видом, выполз на берег. Сняв с острия рыбу и бросив ее в корзину, на дне которой уже с десяток таких же рыбех лежало, он улыбнулся Яфе, самоотверженно отгоняющей ребятню. Детвора егозила от нетерпения, так и норовя увести хоть одну пойманную чужестранцем рыбку и заесть сырьем.

Я нахмурилась, поджав губы.

Кошечкой Яфа была красивой. Аккуратные ушки и длинный гибкий хвост… вся в Шани! Она сегодня даже выглядела старше. Будто тот окровавленный, дрожащий комок в лесу и эта тонкая, желтоглазая кошечка, так преданно заглядывающая в глаза аспиранту, два совершенно разных существа. Кошачьи прикосновения и впрямь полностью исцелили ее.

А детвора уже вплотную обступила Яна. Те, что постарше, важно хлопали его по плечам и спине, поздравляя с победой, а малышня хваталась за ноги и висла, не давая и шагу ступить.

Забавно пошатываясь и хохоча, аспирант болтал ногой, качая самого ловкого и крепко держащегося котенка, как на качелях. Восторженный детский визг на всю округу стоял.

– Твой мужчина хорошо ладит с котятами, – Шани неслышно подошла на мягких лапах.

Я нахмурилась, все еще борясь с вдруг переменившимся настроением.

– Он не…

– А вот рыбачит этот мужчина не очень, – все так же лучезарно улыбаясь, перебил аспирант, самому себе дав отзыв. – Никудышный из меня вышел бы кошкот, Шани.

– Это неважно, – склонила голову кошка, поглаживая подбежавшую дочь по спине. – У нас мужи не ловят рыбу и не охотятся. Это женская работа.

Яфа в подтверждение кивнула.

– А чем же тогда они заняты? – с удивлением глядела я на стремительно приближающегося к нам вожака Джахо.

– Ткут, мастерят, плетут веревки, – начала перечислять Яфа, – строят лодки и мосты, обустраивают острова. У них много работы.

– И ведем войны, Создательница, – склонился вожак передо мной, ненавязчиво напомнив, кто есть коты на самом деле и немедля обратился к Бранову. – Мут сказала мне, что вы после заката отправляетесь к Камню Поклонения?

Натянув свою мятую, плохо отстиранную, с одним рукавом рубаху, Ян кивнул. Недолго думая, Яфа ухватила его за плечо и оторвала второй рукав.

– Так лучше, – лучезарно улыбнулась она, скомкав обрывок ткани и прижав его к груди.

Я отвела взгляд, сдерживая смех. Его она теперь до старости хранить будет. А вот аспиранту такое самоуправство явно по душе не пришлось. Он нахмурился и потер уже чуть покрывшееся красноватым загаром плечо.

– Раз так, – сурово топорща усы, пробасил Джахо. Его внешний вид аспиранта явно волновал куда меньше, чем Яфу. – Тогда я соберу отряд до захода солнца, и мы проводим вас. Те земли опасные.

– Да, это будет как раз кстати, – застегнул последнюю пуговицу Бранов. – Помощь пригодится.

– Добро, – кивнул кот и отправился по своим делам.

Шани посеменила следом, тепло улыбнувшись на прощание и пробормотав что-то о еде для людей в дорогу, а детвора на берегу выстроилась в ряд, с надеждой выглядывая друг из-за друга.

– Ты им определенно понравился.

– Еще бы, – хмыкнул Ян. – Ты все веселье проспала. Я показывал, как делать лодочки-оригами из листьев.

– Славу забрать мою хочешь? – шутливо возмутилась я, пихнув его в бок. – Не смей! Я тут звезда номер один.

Бранов поохал, кривляясь.

Солнце и впрямь пекло нещадно, поэтому мы потихоньку побрели в поисках тени. И если сперва я хотела уговорить его и Мут отправиться в путь пораньше, ведь тревога за Оксану никуда не исчезла, а с каждым часом простоя лишь усиливалась, то теперь понимала: с непривычки я и пары километров не пройду по такой-то жаре. Жахнет меня солнечный удар, и дело с концом.

– Может, все же нужно было утром выйти? – засомневалась я, присев на крыльцо чьего-то домика.

– В обед слишком жарко, – плюхнулся Ян рядом, отдуваясь. – Да и ты спала крепко. Не хотел будить.

От воспоминаний о прошлой ночи стало еще жарче. Он позаботился обо мне. Позаботился! Настроение стремительно покинуло пределы плинтуса.

Скрывая румянец, я закрыла щеки ладонями. Ян чуть задумчиво уставился на меня.

– Ты в порядке?

– Жарко просто. И за Оксану волнуюсь. С ней же ничего не случится?

– Мы успеем, – как-то не совсем уверенно отозвался Бранов, и мы оба уставились вдаль.

Закулисный мир моей сказки оказался буро-зеленым и надежно сокрытым от посторонних глаз. С дальнего берега широкой реки, заросшей от кромки воды на многие километры травой и ряской, и не углядеть кошачьи дома. Только если с воздуха, но, думается, самолетов-вертолетов здесь точно нет.

Основную группу островков, соединенных мостами-переходами, занимали жилые постройки. К тем островам, что подальше, путей прилажено не было. Хочешь добраться – на лодке плыви.

Коты неспешно бродили туда-сюда, переносили самодельные корзины, потрошили рыбу. Кто-то выделывал на растяжках шкуры, кто-то ковырял узловатыми палками землю, готовя ее под посадки. Каждый делом занят.

Напоенный запахом воды, сладкого дыма и трав воздух пьянил и будоражил кровь.

Я поерзала на месте, пытаясь загнать в легкие столько кислорода, сколько под силу будет. Хотелось каждый запах, каждое мгновение запомнить.

– Интересно, а сколько тут островов?

– Двадцать два жилых и тринадцать хозяйственных, – отчеканил аспирант.

Уже разузнал! Ну, дает.

Снова помолчали. А затяжное молчание всегда рождает во мне рой мыслей и, как правило, не самых приятных. Вспомнилось, как Бранов рьяно не хотел идти в книгу и как называл мои сказки глупыми и бездарными.

От блаженной неги вмиг и следа не осталось.

– А ничего такой мир у тебя вышел, – словно чудом прознав о моих мыслях, улыбнулся Ян, глядя на котят, все еще с надеждой поглядывающих на него.

– Да, наверное, – ответила, тоже найдя взглядом детвору.

Аспирант удивленно поглядел на меня.

– Ты случаем не заболела, Вознесенская? – он ни с того ни с сего, с совершенно серьезным видом приложил ладонь к моему лбу. – Куда пропала твоя героически-самоотверженная уверенность в своих трудах?

Я отстранилась. Брановская ладонь зависла в воздухе там, где еще пару секунд назад было мое лицо.

– Чего скисла, Матерь Котов? – снова попытался пошутить он, но на сей раз без прикосновений. – Если ты из-за моих слов, то я ведь…

– Нет, конечно! Мне все равно, кто и что думает обо мне. Просто…

– Просто, что?

Аспирант пытливо ковырял меня взглядом. Я же ковыряла выбоинку в дощатом настиле. Ян добурился до истины первым.

– Слушай, если тебе просто хочется посидеть вот с таким лицом, – он приподнял брови, изобразив мину скорби, – то я отстану. Ну, или просто составлю тебе компанию.

Я усмехнулась и мотнула головой.

– Нет. Не в этом дело. Просто я вдруг осознала, что ты был прав. Моя история и гроша ломаного не стоит, ведь этот мир, – я раскинула руки, словно все вокруг обнять хотела, – он потрясающий! Глубокий, живой и яркий! – огонь радости потух, а руки обессиленно опустились, будто костей вмиг лишились. – А я ведь создатель, – вышло чересчур громко, но голос свой контролировать становилось все сложнее. – Автор, творец этого мира! Как угодно назвать можно, но толку? Я… у меня ничего не вышло! Я и крохи о том, о чем должна была бы, не рассказала.