В конце войны поступало много серьезных жалоб на грубое, даже жестокое обращение военных врачей при лечении военных неврозов, особенно в психиатрическом отделении венской больницы общего профиля, директором которой был профессор Юлиус Вагнер-Яурегг. В начале 1920 года австрийские власти создали особую комиссию для расследования этого вопроса и пригласили Фрейда и Эмиля Райманна (ассистента Вагнера-Яурегга) для составления и представления на рассмотрение комиссии докладной записки на тему о методах лечения пациентов в этом отделении. Помимо всего прочего, это являлось свидетельством научного авторитета, которым в то время обладал Фрейд в глазах властей в Вене. Его отчет был озаглавлен «Докладная записка о лечении электричеством военных неврозов».
Фрейд начал с замечания о различиях во взглядах, существующих среди медиков, о природе травматических неврозов, последовавших за железнодорожными и другими авариями. Некоторые медики придерживались мнения, что эти неврозы обусловлены непосредственными повреждениями нервной системы при аварии, даже когда эти повреждения явно не обнаружены; другие врачи считали, что это чистейшие функциональные расстройства при неповрежденной нервной ткани. Переживания на войне, особенно случаи военных неврозов, возникших далеко от фронта, без какой-либо физической травмы, например в результате бомбежки, решили этот вопрос в пользу второй точки зрения.
Психоанализ позволял заключить, что все неврозы восходят к эмоциональным конфликтам, по крайней мере, непосредственную причину военных неврозов видеть в конфликте между влечением к самосохранению, то есть потребностью избегать опасностей войны, и различными мотивами, которые не разрешают индивиду открыто признаться в этом, — чувство долга, привычка к подчинению приказам и т. д. Терапия, которая была разработана для лечения таких случаев сперва в немецкой армии, заключалась в применении электричества в таких дозах, что процедуры вызывали реакцию более негативную, чем мысль о возвращении на фронт. «Что касается использования этого метода в венских клиниках, лично я убежден, что профессор Вагнер-Яурегг никогда не позволил бы интенсифицировать такое лечение до уровня жестокости. Я не могу утверждать того же про других врачей, которых я не знаю. Психологическое образование врачей является в целом абсолютно недостаточным, и многие из них вполне могли забыть, что большинство пациентов, с которыми они обращались как с симулянтами, в действительности не являлись таковыми…
Великолепные первоначальные успехи лечения сильным электрическим шоком впоследствии оказались непродолжительными. С пациентом, которого приводили в норму и снова посылали на фронт, могла повториться та же самая история, и он мог заболеть этим же расстройством, посредством которого он, по крайней мере, выигрывал время и избегал непосредственной опасности. Когда он снова находился на передовой, страх электрических шоков уменьшался, так же как во время лечения снижался его страх перед действительной службой. Далее, ослабление духа народа и растущее нежелание продолжать войну ощущались все сильнее и сильнее, так что это лечение начало терять свою эффективность. В этих обстоятельствах некоторые врачи поддались характерному немецкому побуждению достигать своих целей совершенно безжалостными средствами. Произошло нечто, чего ни в коем случае не должно было быть: сила электрических шоков, так же как и жестокость лечения в других отношениях, возросла до невыносимого предела для того, чтобы лишить военных невротиков тех преимуществ, которые они получали от своих болезней. Никогда не оспаривался тот факт, что в немецких клиниках во время лечения имели место смертельные случаи, так же как и самоубийства, совершаемые в результате такого лечения. Однако у меня нет каких-либо сведений о том, что венские клиники также прошли через эту фазу терапии».
По мнению Фрейда, примеры чистой симуляции встречались не так часто. То, что он оказался прав в своем суждении, подтвердилось последующими исследованиями. Но большинство военных врачей определенно придерживались другого мнения. Даже Вагнер-Яурегг, который применял сравнительно слабый электрошок в случаях физических симптомов, таких, как страхи, записал в автобиографии: «Если бы все симулянты, которых я лечил в своей клинике, часто довольно жестокими мерами, предстали как мои обвинители, получился бы впечатляющий судебный процесс». К счастью для него, как он заметил, большинство из его прежних пациентов были разбросаны по всей бывшей Австро-Венгерской империи и не могли присутствовать, так что, в конце концов, комиссия решила этот вопрос в его пользу.
Фрейд был поставлен перед неприятной задачей давать показания перед комиссией, занимающейся расследованием жалоб на лечение военных неврозов. Эти жалобы сосредоточились на профессоре Вагнере-Яурегге, человеке, который в конечном счете нес ответственность за лечение. Фрейд сказал, что он намеревается, насколько это возможно, быть снисходительным к Вагнеру-Яуреггу, так как последний не являлся лично ответственным за что-либо из происшедшего. На собрании 15 октября присутствовали все венские неврологи и психиатры, приглашены были также представители прессы. Вначале Фрейд зачитал докладную записку, которую он составил восемью месяцами раньше, а затем высказал свою точку зрения спокойно и объективно. Вагнер-Яурегг утверждал, что все пациенты с военными неврозами попросту являются симулянтами и что он обладает гораздо более богатым опытом в обращении с ними, чем Фрейд, к которому никогда не попадали подобные больные. Фрейд сказал, что не может согласиться с таким мнением, поскольку все невротики в определенном смысле являются симулянтами, но только бессознательными симулянтами; между этими двумя точками зрения существует значительное различие. Фрейд также согласился, что в военное время трудно было применять психоанализ в таких случаях, но утверждал, что знание психоаналитических принципов оказалось бы более полезным, чем электрическая терапия. Он также указал на противоречие между обязанностью врача всегда ставить на первое место интересы своего пациента и требованием военных властей, чтобы врач главным образом был озабочен возвращением больного к военным обязанностям. За этим выступлением последовала горячая дискуссия, во время которой все члены комиссии яростно высказывались против мнения Фрейда, резко выражая свое недоверие психоанализу. Фрейд сказал впоследствии, что это собрание лишь подтвердило его мнение о неискренности и отвратительности венских психиатров.
Примерно в это время Фрейд узнал о слухе, который был широко распространен в Америке во время войны, относительно того, что тяжелые условия жизни в Вене побудили его к самоубийству. Фрейд сказал, что не может рассматривать этот слух как выражение сочувствия к нему.
В июле 1920 года Эйтингон договорился с венским скульптором Паулем Кёнигсбергером о том, что тот сделает бюст Фрейда. Фрейд был чрезмерно загружен работой в это время, но ни в чем не мог отказать Эйтингону. Фрейд предполагал, что скульптор будет раздражать его, но тот завоевал его расположение, и Фрейд считал его очень умелым. Фрейд и его семья остались довольны результатом: «Этот бюст производит впечатление головы Брута, с довольно ошеломляющим эффектом». Члены комитета собрали деньги, чтобы купить оригинал бюста в качестве подарка к 65-летию Фрейда. После этого бюст нашел пристанище в доме Фрейда как «призрачный, угрожающий бронзовый мой двойник». Но Фрейд жаловался, что его обманули. «На самом деле, я думал, что Эйтингон хочет иметь этот бюст у себя; в противном случае я не стал бы сидеть перед скульптором в прошлом году».
Как только окончилась война, мы начали размышлять о созыве следующего Международного конгресса. Очевидным местом для проведения такого конгресса представлялась нам нейтральная страна, и Голландия была предпочтительнее Швейцарии из-за больших трудностей путешествия через Францию. Весной 1919 года я надеялся, что нам удастся провести конгресс осенью, но уже первые приготовления показали нереальность осуществления этого намерения.
