На мой прозаический ответ пришла почтовая открытка: «Очень благодарен Вам за любезное письмо. Боюсь, что я старею и легко поддаюсь переменам настроения. Вы избавили меня от дальнейшей критики». В следующем письме Фрейд писал:
…Мне приходится взять назад свое первоначальное подозрение, что вина за проволочку в переводе падает на Вас, и извиниться перед Вами… Меня глубоко взволновали слова, что Вы считаете выпуск моих книг на английском одной из самых главных задач своей работы, и надеюсь, что эти слова были сказаны Вами с легким преувеличением, вызванным неким внезапным импульсом, тогда как Ваша основная работа, несомненно, стремится к более высоким целям и не связана только с моими личными интересами. Все же я ценю Ваши слова как выражение постоянной доброты ко мне, на которую, как Вы знаете, я постоянно стремился ответить тем же.
После этого критика Фрейда по отношению ко мне, хотя и продолжалась еще время от времени, стала мягче, однако мои отношения с Ранком ухудшались. Теперь Ранк взялся порицать мое поведение в делах Международного объединения, как правило, на основании таких фактов, которые легко было опровергнуть. Вскоре, когда Абрахам стал секретарем Международного объединения, Ранк, не сообщив об этом ни одному из нас, разослал в различные общества циркуляры по вопросам, которые касались исключительно центрального исполнительного органа. Абрахам ответил на это Ранку в намного более резкой форме, чем это когда-либо делал я, и Фрейд написал нам обоим личное письмо, в котором защищал Ранка от нашей предполагаемой невротической обидчивости. Мы оба, естественно, оспаривали такое мнение Фрейда.
Дела нашей типографии и «Verlag» постоянно ухудшались. Хиллер наотрез отказался работать с Ранком и уехал. Без английского представителя в Вене не могло быть и речи о продолжении работы по-старому, и в конечном счете было решено, что наша типография при поддержке Института психоанализа, который тогда только что образовался в Лондоне, будет вести независимое существование.
Я надеялся, что разделение в деловых отношениях приведет к улучшению наших личных взаимоотношений, но с удивлением обнаружил, что враждебность Ранка ко мне проявляется все более открыто. Такое положение достигло критической точки на последней встрече Комитета, которую мы проводили вместе. Она состоялась в конце августа 1923 года. До этого Ференци и Ранк провели несколько месяцев вдвоем, заканчивая совместную книгу «Развитие психоанализа», над которой они работали два года.
Мы все встретились в Сан-Кристофоро, расположенном у озера Калданоззо в Доломитах, для того, чтобы находиться неподалеку от Фрейда, который проводил свой отдых в Лавароне, на две тысячи футов выше. Фрейд предложил, чтобы мы попытались провести пробную встречу без него и постарались достичь гармонии; если нам удастся это сделать, он с удовольствием встретится с нами позже. Кажется, я высказал какое-то критическое замечание насчет Ранка — я не могу сейчас вспомнить кому, — и этот недружелюбный жест с моей стороны сразу же стал известным. Я извинился за то, что оскорбил чувствительность Ранка, но он отказался принять мои извинения и потребовал, чтобы меня исключили из Комитета. Естественно, другие члены Комитета не соглашались с этим требованием, Абрахам особенно энергично защищал меня, но произошла очень болезненная сцена, во время которой Ранк не мог контролировать свой гнев, а я, озадаченный, хранил молчание.
Хотя гармония не была восстановлена, Фрейд согласился посетить нас, и я никогда не забуду ту любезную терпимость, с которой он пытался достичь некоторой степени примирения.
После этого болезненного события я постепенно исчез из поля зрения Ранка, а мое место «нарушителя спокойствия» занял Абрахам. Ференци и Ранк опубликовали свою книгу «Развитие психоанализа» к концу 1923 года. Этой примечательной книге суждено было сыграть роковую роль в этой истории. Она появилась внезапно, поскольку никто из членов Комитета, за исключением Фрейда, не знал о работе над ней, и уже это само по себе удивило остальных членов Комитета, которые сочли подобное обстоятельство неблагоприятным, резко отличающимся от наших обычаев и принятых совместных обещаний. Эта книга дает великолепное представление о многих аспектах психоаналитической техники, но в ней имеются противоречивые и необдуманные места. Кроме того, в ней звучала странная нота, как будто бы она возвещала о наступлении абсолютно новой эры психоанализа. Главной темой в ней являлась склонность пациентов отреагировать действием на свои бессознательные импульсы. Фрейд ранее посвятил особую работу этой теме, где выделил борьбу между этой склонностью и более аналитической задачей раскрытия первоначальных и в данное время вытесненных импульсов детства. Эта книга справедливо показывает, как анализ такой проявляющейся наклонности может сам по себе представлять огромную ценность, и Фрейд признал такое заключение как уточнение его предыдущего отношения и применяемой им техники. На самом деле, за прошедшие семь лет со времени написания работы, посвященной данной теме, Фрейд продвинулся вперед в технике психоанализа и стал больше использовать в своей практике наклонности отреагирования пациентов, чем делал это ранее.
Но в этой книге есть много мест, где предполагается, хотя и не всегда исчерпывающе, что анализ таких наклонностей может быть достаточным без проникновения в исторические источники в детстве. У меня это вызвало воспоминание об обвинении, которое я выдвинул против Юнга на конгрессе в Мюнхене в 1913 году по поводу того, что он заменяет анализ детства обсуждением лишь текущих ситуаций. Фрейд также испытывал подобное сомнение, хотя чувствовал уверенность, что оно не относится к авторам данной книги. Аналитики в Берлине, особенно Абрахам и Радо, менее благодушно отнеслись к данному вопросу, и время подтвердило справедливость их опасений.
Фрейд читал эту книгу до ее публикации и сделал множество замечаний и дополнений. Позднее он сказал Ференци, что она вначале захватила его, поскольку в ней придается большое значение прогрессу в технике психоанализа, разработанной им самим. Но с течением времени он начал все хуже и хуже к ней относиться. Он нашел ее «нечестной». За ней скрывались идеи Ранка о травме рождения и технический метод «активной терапии» Ференци, и то и другое в конечном счете было направлено на сокращение анализа, однако ни об одном из этих моментов не упоминалось в этой книге. 2 января 1924 года Ференци читал по этой книге доклад перед Венским обществом в присутствии Фрейда. Когда он спросил позднее мнение Фрейда о книге, Фрейд написал ему, что на аудиторию доклад произвел странное впечатление, так как Ференци не затронул главной темы — тенденции отреагировать воспоминания вместо их припоминания — и рассматривал лишь свою новую технику «активной терапии». Фрейд также заметил, что он не во всем согласен с содержанием книги. Ференци в ответном письме на десяти страницах, в частности, писал, что был «расстроен» этим замечанием Фрейда, и возбужденно заявлял о том, что он никогда не думал хоть на йоту отклониться от учения Фрейда. Фрейд ответил:
Что касается Вашей попытки оставаться со мной полностью в согласии, я высоко ценю ее как выражение дружбы, но не считаю такую цель обязательной и легко достижимой. Вы знаете, что я не очень податлив и с трудом усваиваю чужие мысли, если они не до конца согласуются с моими собственными идеями Требуется довольно длительный период, чтобы я смог сформировать о них свое суждение, поэтому в этот промежуток времени мне приходится воздерживаться от суждения. Если бы Вам каждый раз приходилось так долго ждать, наступил бы конец Вашей продуктивности. Так что это абсолютно не годится. Что Вы или Ранк можете в своих независимых полетах мысли когда-либо отступить от основ психоанализа, кажется для меня абсолютно невозможным. Почему тогда Вы не можете обладать правом пробовать, если Ваши работы будут находиться в границах того, о чем я говорил? Если при этом Вы когда-либо собьетесь с пути, Вы сами рано или поздно обнаружите это или я позволю себе вольность указать Вам на ошибку, как только стану в этом уверен.
