Затем в двух томах Брюкке дает подробное описание того, что в его времена было известно о трансформации и взаимосвязи физических сил в живом организме. Дух и содержание этих лекций достаточно тесно перекликаются со словами Фрейда, которые он использовал в 1926 году для характеристики динамической стороны психоанализа: «Прежде всего она сводит все психические процессы… к игре сил, которые помогают или препятствуют одна другой, друг с другом соединяются, вступают в компромиссы и т. д.»
Эволюционистская ориентация Брюкке находится в тесной взаимосвязи с этой динамической стороной его физиологии. Не только организм является частью физического мира, но и сам мир организмов представляет собой единую семью. Его видимое разнообразие есть результат дивергентного развития, которое началось с микроскопических одноклеточных — «элементарных организмов». Эта семья включает в себя растения, низших и высших животных, а также человека — от антропоида до его высшей точки развития в современной западной цивилизации. В этой эволюции жизни совершенно ни при чем никакие духи, сущности или энтелехии, никакие высшие планы или конечные цели. Воздействия осуществляются исключительно — каким-то образом — посредством физических энергий. Дарвин показал, что в недалеком будущем можно будет надеяться постигнуть то, «как» именно все происходило в процессе эволюции. Оптимисты были убеждены: Дарвин сделал нечто большее — то есть в действительности представил уже готовый ответ. Пока скептики и оптимисты спорили друг с другом, исследователи занимались тем, что составляли генеалогию организмов, заполняли пробелы, заново классифицировали таксономические системы растений и животных согласно их генетическому родству, открывали стадии превращения и за мнимым многообразием находили гомологические соответствия.
Личность Брюкке как нельзя лучше подходила к бескомпромиссным идеалистическим и почти аскетическим воззрениям, характерным для школы Гельмгольца. Он был невысоким человеком с большой и интересной головой, ровной осанкой и со спокойными, сдержанными движениями, с тонкими губами и знаменитыми «ужасными голубыми глазами». Он был застенчив, угрюм и в высшей степени замкнут. Протестант, со своим прусским произношением, он должен был казаться чужеродным телом в беззаботной католической Вене, посланцем из другого и более серьезного мира — каким он и был на самом деле. Добросовестный и неутомимый труженик науки, он предъявлял те же требования к своим ассистентам и ученикам. Приведенная ниже история вполне для него характерна. В одной из своих работ студент написал: «Поверхностные наблюдения показывают…» Брюкке перечеркнул это предложение и, написав на полях: «Нельзя наблюдать поверхностно», вернул работу. Он был одним из самых строгих экзаменаторов. Если студент не мог ответить на первый вопрос, молчаливый и непреклонный Брюкке безучастно сидел последние 10 или 12 минут предписанного экзаменационного времени, оставаясь глухим к мольбам студента и декана, который также должен был при сем присутствовать. В общественном мнении он слыл человеком холодным и предельно рассудочным. Даже потеряв в 1873 году любимого сына, он совершает неимоверное усилие над собой и своими чувствами, чтобы сохранить привычный облик. Он запретил своей семье и друзьям упоминать имя умершего сына, убрал все его фотографии и работал еще напряженнее, чем прежде. Этот человек был крайне далек от тщеславия, интриг и стремления к власти. Для способного студента он оказывался самым благосклонным отцом, помогая словом и делом, причем не только в научных делах. Он с уважением относился к оригинальным идеям своих студентов, побуждал их к самостоятельной работе и покровительствовал талантам, даже если их суждения не совпадали с его собственным мнением. Говорят, что его никогда не предал ни один из его учеников или друзей.
Нередко утверждается, что психологические теории Фрейда восходят ко времени его совместной работы с Шарко или Брейером. Напротив, можно доказать, что те принципы, на которых он строил свои теории, были им выработаны в студенческие годы под влиянием Брюкке. Освобождение от этого влияния заключалось не в отречении от самих принципов, а в достижении способности применять их эмпирически к психическим процессам, отказываясь в то же самое время от какой-либо анатомической основы. Это стоило ему тяжелой борьбы, но его истинный гений проявил себя именно в том, что на всем протяжении жизни из подобной борьбы он всегда выходил победителем.
Однако Брюкке был бы, мягко говоря, изумлен, если бы ему довелось узнать, что один из его любимейших учеников, явно обращенный в строгую веру, позднее в своей знаменитой теории исполнения желаний снова возвратил в науку понятия «стремления», «намерения» и «цели», которые незадолго до этого были повсеместно устранены. Мы знаем, однако, что когда Фрейд на самом деле вернул эти понятия в науку, он оказался способен примирить их с теми принципами, на которых его воспитали; он никогда не отказывался от детерминизма в угоду телеологии.
Осенью 1876 года, после своего второго пребывания в Триесте, когда его все еще интересовали зоологические исследования, он получает должность стипендиата-исследователя в Институте физиологии. Помещение, в котором располагался этот знаменитый институт, ни в коей мере не соответствовало ни его высоким целям, ни великолепным научным достижениям. Институт располагался на первом этаже и в темном, пропахшем плесенью, подвале бывшей оружейной фабрики. Больших комнат было всего три: лекционный зал, служивший одновременно и хранилищем для микроскопов, и две комнаты поменьше, одна из которых являлась кабинетом Брюкке. Помимо трех больших комнат было несколько маленьких комнатушек, частью без окон, переоборудованных в химические, электрофизиологические и оптические лаборатории. Там не было водопровода, газа и, конечно, электричества. Для подогрева использовали спиртовую горелку, а воду приходилось носить из колодца. Во дворе института находился маленький сарайчик, где в ужасной тесноте располагались подопытные животные. Тем не менее этот институт, посещаемый огромным количеством известных ученых и студентов со всего мира, являлся гордостью медицинского факультета.
Брюкке поощрял самостоятельную исследовательскую работу своих студентов, для тех же, кто, в силу своей неопытности или недостаточного кругозора, не мог самостоятельно выбрать тему исследования, Брюкке определял ее сам. Именно по причине неопытности Фрейда он сам посоветовал ему выполнить работу по гистологии нервных клеток.
В это время многие ученые умы, в том числе и коллеги Брюкке, ломали себе головы над вопросом о сходстве и различии элементов, являющихся «строительным материалом» для нервной системы у высших и низших животных. Данный вопрос был крайне спорным. Вероятность его воздействия на философскую и религиозную сферы сильно волновала ученых. Не заключаются ли различия в разуме низших и высших животных лишь в степени сложности? А тогда, быть может, человеческий мозг отличается от мозга какого-либо моллюска не по сути, а по количеству нервных клеток и сложности их волокон? Ученые искали ответы на подобные вопросы в надежде получить достоверные сведения о природе человека, существовании Бога и смысле жизни.
К этой обширной и волнующей области исследования принадлежала та скромная проблема, которую Брюкке поставил перед Фрейдом. В спинном мозге Amoecetes (Реtromyzon)[26], относящейся к низшим позвоночным животным Cyclostomatae[27], Рейснер обнаружил своеобразные крупные клетки. Повторные исследования природы этих клеток и их связи с системой спинного мозга результатов не дали. Брюкке поручил Фрейду прояснить гистологию этих клеток. Благодаря усовершенствованию техники препарирования Фрейд окончательно установил, что клетки Рейснера являются «не чем иным, как спинальными ганглиозными клетками, остающимися внутри спинного мозга у тех низших позвоночных животных, у которых перемещение эмбриональной трубки центральной нервной системы к периферии еще не завершено. Эти разбросанные клетки отмечают путь, проделанный клетками спинальных ганглиев в ходе всего филогенетического развития». Данное решение проблемы Рейснера было триумфом точного наблюдения и генетической интерпретации, маленьким звеном в длинной цепи результатов исследований, которые в конечном счете убедили ученых в эволюционном единстве всех организмов.
