Оставшаяся часть года почти целиком была занята ежедневными визитами к Пихлеру и постоянным усовершенствованием «монстра» в надежде достижения достаточного комфорта для того, чтобы Фрейд смог разговаривать. В эти месяцы Фрейд также несколько раз облучался рентгеновскими лучами в лечебных целях. До нового года Фрейд не мог принимать каких-либо пациентов. Он ничего не зарабатывал в течение шести месяцев, а его расходы были значительными. Он настаивал на том, чтобы полностью оплачивать гонорар Пихлеру, как он это делал в отношении всех своих врачей.

Самой важной литературной работой этого года стала книга, которая прокладывала абсолютно новые пути, — «Я и Оно». Ее начало датируется июлем предыдущего года, одним из самых продуктивных периодов творчества Фрейда. Он написал Ференци: «Меня захватило нечто теоретическое, продолжение „По ту сторону принципа удовольствия“, в результате чего появится либо небольшая книга, либо вообще ничего». Позднее Фрейд сказал о ней Ференци: «Теперь, после исправления корректорских гранок, я нахожусь в хорошо знакомой мне депрессии и клянусь никогда больше не позволять себе ступать на столь скользкий лед. Мне кажется, что после написания „По ту сторону…“ кривая моего творчества резко пошла вниз. Та все еще была богата идеями и написана хорошим слогом. „Психология масс“ близка к банальности, а данная книга является просто невразумительной, составлена в искусственной манере и написана плохим языком… За исключением основной идеи об „Id“ и aperfu[170] о происхождении морали, мне абсолютно ничего в ней не нравится».

Фрейд написал в этот год несколько различных статей, предисловий и тому подобного. Обе работы, опубликованные в январе 1923 года, были написаны в предыдущем году: «Замечания о теории и практике толкования сновидений» и «Невроз чёрта в семнадцатом столетии». Самая важная работа, написанная Фрейдом в 1923 году, которую он скомпоновал в феврале, была опубликована в апрельском номере «Zeitschrift». Она была озаглавлена «Инфантильная генитальная организация».

1924 год был в основном ознаменован осложнениями, возникающими из-за критики Абрахамом Ференци и Ранка, и заметными изменениями в личности последнего. Фрейд всерьез намеревался приехать на конгресс в апреле, хотя выразил Абрахаму свои опасения по поводу того, что прослушивание пятнадцати работ станет для него чрезмерной нагрузкой. Фрейд взял себе за правило прослушивать каждую работу, зачитываемую на любом конгрессе, которые он посещал. Этому примеру позже следовала его дочь. Однако в марте у него был грипп с последующими неприятными осложнениями в слизистой оболочке носа и свищами — старой болезнью Фрейда, — поэтому он вынужден был отдыхать.

Фрейд возобновил свою профессиональную работу с шестью пациентами 2 января, но трудности, которые он испытывал при разговоре, сделали эту попытку крайне утомительной. «Вы принадлежите к тем, кто отказывается верить, что я больше не являюсь тем же самым человеком. Я на самом деле очень устал и нуждаюсь в отдыхе, едва выдерживаю свою аналитическую шестичасовую работу, после чего у меня нет сил сделать что-либо еще. Правильней было бы отложить в сторону всю работу и обязанности и ожидать в тихом углу естественного конца. Но искушение — противоречащее необходимости — продолжать кое-что зарабатывать, когда тратишь так много, слишком велико». Фрейда постоянно беспокоил «монстр», который приходилось модифицировать каждые несколько дней. Второй протез был сделан в феврале, а третий в октябре, но оба они оказались не очень удачными. Курение было разрешено, но для того, чтобы засунуть сигару в рот, ему приходилось, применяя силу, раздвигать челюсти с помощью крючка для одежды.

Очевидно, новости о серьезной операции, перенесенной Фрейдом, стали известны в Вене, и по отношению к нему были проявлены знаки внимания. 8 февраля «Neue Freie finesse» опубликовала о Фрейде похвальную статью, написанную Альфредом фон Винтерштейном. Затем Венский городской совет, в котором теперь преобладало социал-демократическое большинство, присвоил Фрейду в день его рождения звание Burgerrecht, сходное с британским титулом «Freedom of the City». «Мысль о том, что мое приближающееся 68-летие может оказаться последним, должно быть, приходила на ум и другим людям, так как городской совет Вены поспешил присвоить мне в этот день звание почетного гражданина, что обычно делают, отмечая 70-летие того или другого лица». Фрейд не упомянул Ференци о присвоении этого звания, а когда тот спросил об этом, последовал следующий ответ: «Мало что можно сказать о венском звании почетного гражданина, о котором Вы спрашиваете. В сущности, это довольно ритуальное представление, пригодное лишь для шаббата[171]».

Штекель, побуждаемый, возможно, аналогичными соображениями и возрождением старой личной привязанности к Фрейду, обратился к нему с предложением о примирении. Я не знаю, ответил ли Фрейд когда-либо на его письмо, — вероятно, нет; он определенно с ним не встречался.

24 апреля родился шестой и последний внук Фрейда, Клеменс Рафаэль — третий сын Эрнста.

лет тому назад проходил первый конгресс. Сразу после его окончания я поехал в Вену навестить Фрейда и сообщить ему о ходе работы конгресса; я пробыл там три дня. Конечно, нелегко было видеть значительные изменения в его внешности и голосе, приходилось привыкать к его манере поправлять протез и вставлять его на место с помощью большого пальца; все это, однако, через некоторое время производило впечатление философской сосредоточенности. Было очевидно, что ум Фрейда остался таким же живым и острым, как и всегда. Абрахам и Ференци прислали Фрейду полные отчеты о работе конгресса, и Фрейд с большим облегчением узнал, что конгресс прошел без каких-либо неблагоприятных событий; он опасался, как бы исходящая из Берлина критика в отношении Ференци и Ранка не вызвала более широкого разногласий.

Ромен Роллан навестил Фрейда 14 мая. Его привел в дом Фрейда Стефан Цвейг, и они вместе провели весь вечер. Цвейг выступал в роли переводчика. Временами Фрейду было трудно объясняться даже Да родном немецком, поэтому сделать то же самое на французском было выше его сил. То же самое произошло пару лет спустя, когда Фрейд навещал Иветту Жильбер в отеле «Бристоль». Он обратился к ее мужу с патетическим замечанием: «Мой протез не говорит по-французски».

Джорж Селдз прислал мне письмо с описанием деталей следующего инцидента, относящегося к этому времени. Двое юношей, Леопольд и Леб, совершили в Чикаго, по их словам, «совершенное убийство». Тем не менее они были найдены. Проведенное длительное расследование вызвало в Америке огромную сенсацию. Их влиятельные друзья и родственники сделали все возможное, чтобы спасти их от смертного приговора. В конце концов они добились этой цели. Селдзу, который работал в штате «Чикаго Трибюн» согласно инструкции полковника Мак-Кормика, было поручено обратиться к Фрейду: «Предложите Фрейду 25 000 долларов или любую сумму, которую он запросит, за поездку в Чикаго для психоанализа (т. е. для психоанализа убийц)». Фрейд ответил Селдзу письмом, датированным 29 июня 1924 года:

Ваша телеграмма шла длительное время из-за неправильного адреса. В ответ я могу сказать, что не рассчитываю, что буду в состоянии дать экспертное мнение об этих лицах и их деле, так как относительно него могу руководствоваться лишь газетными отчетами и не имею возможности провести личное расследование. Мне приходится отклонить приглашение приехать в Нью-Йорк на период судебного разбирательства по причинам своего здоровья.

Последнее предложение относится к поступившему от Хербста приглашению из Чикаго для Фрейда приехать в Америку для психоанализа двух этих убийц и, по-видимому, также для подтверждения того, что их не следует казнить. Он предложил Фрейду любую сумму, которую тот соблаговолит назвать, и, узнав о том, что Фрейд болен, выразил готовность зафрахтовать пароход, чтобы Фрейд смог туда поехать, не испытывая какого-либо неудобства от соседства с другими людьми.