— Спасибо, мистер Крокетт. — Сторож закинул сахар в рот и стал сосать.

Роскошная «ланчия» Крокетта вырвалась на шоссе.

Солнце, Италия, высшее общество… Господи, подумал Мэнихен, вот это жизнь.

— Ну, — сказал Крокетт, — давай подсчитаем плюсы и минусы.

Они сидели в темном баре, украшенном витыми медными рогами, хлыстами и узкими треугольными вымпелами. Крокетт пил виски «Джек Дэниэлс». Мэнихен потягивал «Александр» — единственный алкогольный коктейль, который он выносил, потому что тот напоминал ему молоко.

— Плюс первый, — начал Крокетт. — Никакой пены. Колоссальное преимущество. Тебя прославят как национального героя.

Мэнихен начал приятно потеть.

— Минус первый, — продолжал Крокетт, залпом допив стакан и знаком заказав новый. — Минус первый: остаточные кольца. Недостаток, возможно, преодолимый.

— Вопрос времени, — пробормотал Мэнихен. — С другим катализатором…

— Возможно, — пожал плечами Крокетт. — Плюс второй: сродство, пока необъясненное, к живым организмам желтого цвета. Явно нечто новое. Поздравляю.

— О, мистер Крокетт, — проблеял Мэнихен, потея от еще большего удовольствия при таких речах из уст первого в своем выпуске. — Право же…

— Зови меня Крок, — сказал Крокетт. — Мы друзья.

— Крок, — благоговейно произнес Мэнихен, представив себе «ланчию».

— Минус второй, — продолжил Крокетт, принимая очередную порцию «Дэниэлса». — Раствор оказывается гибельным для организмов, к которым он проявляет сродство. Вопрос — минус ли это?

— Э… — выдавил Мэнихен, думая о восемнадцати окостеневших мышах в холодильнике.

— Негативные реакции порой оборачиваются позитивными, — весомо сказал Крокетт. — Все зависит от точки зрения. Нельзя упускать из виду.

— Да, — решительно кивнул Мэнихен, настроившись не упускать из виду.

— Коммерчески. — Крокетт говорил рублеными фразами. — Возьмем ДДТ. Миксоматоз. Бесценный в Австралии. Кролики. Не нравится мне тот карп.

Из аквариума на столе секретарши они позаимствовали золотистого карпа и в 12.56 опустили его сперва в чистый «Флоксо», а затем в раствор Мэнихена. Нельзя сказать, что «Флоксо» рыбке понравился — она встала на голову на дне большой чашки и резко вздрагивала каждые тридцать шесть секунд, — но жила. После двадцати секунд в растворе Мэнихена она испустила дух и покоилась ныне в холодильнике вместе с восемнадцатью мышами.

— Нет, — повторил Крокетт. — Не нравится мне тот карп. Определенно не нравится.

Они сидели в молчании, отдавая дань усопшей рыбке.

— Резюме, — сказал Крокетт. — Открытое нами вещество обладает необычными свойствами. Смехотворно дешево. Токсично для одних организмов, безразлично для других. Не знаю как — пока, — но тут пахнет деньгами. Идея… идея. Есть одно место, где мы можем… — Он замолчал, как будто не решаясь доверить Мэнихену свои мысли. — Желтый, желтый, желтый. Черт побери, чем желтым мы заполонены, как Австралия — кроликами? Найти ответ, и дело в шляпе.

— Что ж, — вставил Мэнихен. — Полагаю, мистер Паулсон оценит наш успех. На Рождество, наверное, получим премию.

— Премию? — Крокетт впервые повысил голос. — Ты что, спятил?

— По моему контракту результат работы принадлежит «Фогелю-Паулсону». У тебя разве не так?

— Ты что, пресвитерианин? — с отвращением выдавил Крокетт.

— Баптист, — честно ответил Мэнихен.

— Теперь понимаешь, почему нельзя было говорить в лаборатории?

— Ну, — произнес Мэнихен, бросив взгляд на трех дам в мини-юбках, — здесь уютней, атмосфера определенно…

— Уютней?! — воскликнул Крокетт и добавил грубое слово. — Слушай, ты владеешь компанией?

— Компанией? — ошеломленно переспросил Мэнихен. — Что мне делать с компанией? Я получаю семь восемьсот в год, а с вычетом налогов и страховки… А ты?

— Четырьмя, пятью, может быть, семью компаниями, — сказал Крокетт. — Кто их считает? Одна в Лихтенштейне, две на Багамах, одна на имя разведенной тетки-нимфоманки…

— В твоем возрасте… — восхищенно прошептал Мэнихен.

— О, иногда я бросаю Паулсону кость. Низкотемпературная обработка полиэстеров, процесс кристаллизации для хранения нестабильных аминокислот… подобные безделушки. Паулсон пускает слюни от счастья. Но если подворачивается что-нибудь серьезное… Господи, старик, где ты был? Только в Германии у меня четыре патента на отверждение стекловолокна. А уж…

— Не стоит углубляться в детали, — перебил Мэнихен, не желая показаться любопытным. Он начал догадываться, откуда берутся «ланчии», «корветы» и «мерседесы».

— Мы зарегистрируем компанию в Гернси — ты и я, — сказал Крокетт. — Может быть, нам понадобится кто-нибудь еще.

— Думаешь, сами не обойдемся? — тревожно спросил Мэнихен. За последние десять минут в нем проснулся инстинкт капиталиста, не желающего без необходимости делить доходы.

— Боюсь, не обойдемся, — задумчиво ответил Крокетт. — Без первоклассного патолога нам не удастся объяснить, каким образом раствор Мэнихена действует на ядро клетки. Нам понадобится биохимик. Ну и конечно, ангел.

— Ангел?! — До сих пор Мэнихен не предполагал, что религия является составной частью бизнеса.

— Денежный мешок, — нетерпеливо пояснил Крокетт. — Начнем с патолога. Лучший в стране патолог у нас под боком. Старый добрый Тагека Кай.

Мэнихен кивнул. Тагека Кай был лучшим в Киото, а потом лучшим в Беркли. Ему принадлежал «ягуар». Тагека Кай разговаривал с Мэнихеном. Однажды. В кино. Тагека Кай спросил: «Не занято?» Мэнихен ответил: «Нет». Он запомнил этот случай.

— Так, — решил Крокетт. — Поймаем Кая, пока тот не смотался домой. Время дорого.

Он положил на стол десятидолларовую банкноту и направился к двери, а Мэнихен засеменил следом, минуя трех дам у стойки. В один прекрасный день…

— Интересно, интересно, — приговаривал Тагека Кай, быстро перелистывая заметки Мэнихена.

Они находились в лаборатории Мэнихена. Крокетт был убежден, что его и Тагеки Кая комнаты оборудованы «жучками». Все единодушно согласились, что никому не придет в голову прослушивать отдел моющих средств, поэтому можно говорить свободно, хотя и на пониженных тонах.

— Интересно, — повторил Тагека Кай. Его английский — с легким техасским акцентом — был безупречен. — Так. Доли партнеров равны, но у меня исключительные права на Гватемалу и Коста-Рику.

— Кай! — запротестовал Крокетт.

— У меня есть определенные связи в Карибской акватории, — отрезал Тагека Кай. — Либо да, либо нет.

— Заметано, — сказал Крокетт. Тагека был куда ближе к Нобелевской премии, чем Крокетт, и владел компаниями в Панаме, Нигерии и Цюрихе.

Тагека Кай небрежно смахнул мышей и карпа из холодильника на алюминиевый поднос.

— Простите, — произнес Мэнихен. Только что его осенила мысль. — Не хотелось бы вмешиваться, но они — желтые. Мыши, я имею в виду. — Он вспотел от волнения. — То есть я хочу сказать, что по крайней мере до сих пор раствор… э-э… — Позже он научится говорить «раствор Мэнихена» не краснея, но пока это было выше его сил. — Одним словом, пока раствор проявляет токсичность только к… э-э… организмам, чей доминантный, если позволите так выразиться, пигмент некоторым образом может быть определен как… э-э… желтый.

— Что вы хотите сказать, партнер? — бесцеремонно перебил его Тагека Кай.

— Всего лишь… м-м… — Мэнихен уже пожалел, что начал говорить. — Ну, существует опасность… Резиновые перчатки по крайней мере. Полная асептика, позволю себе посоветовать. Поверьте, я меньше всего думаю о расовых… характеристиках, но если, не дай Бог, что-нибудь случится…

— Не беспокойтесь о своем желтом брате, партнер, — бесстрастно сказал Тагека Кай и удалился с подносом.

— Вот рвач! — горько вырвалось у Крокетта, когда дверь за патологом закрылась. — Исключительные права на Гватемалу и Коста-Рику! Восходящее солнце. Вперед на Маньчжурию. Как и в прошлый раз.

По пути домой Мэнихен отметил про себя, что, хотя они оперируют теми же фактами, Крокетт и Тагека Кай схватывают перспективы, совершенно для него скрытые. Вот почему они разъезжают в «ланчиях» и «ягуарах».