— Дело! — воскликнул Мэнихен и, шатаясь, встал. — Что вы называете делом? Убивать больных раком китайцев в Сан-Франциско?! Вот уж дельце, нечего сказать, — добавил он с невесть откуда взявшейся иронией.

— Вы будете слушать или ораторствовать? — поинтересовался Тагека. — У меня есть для вас много интересных и важных новостей. Но я должен работать и не могу зря тратить время… Так-то лучше. Садитесь.

Мэнихен сел.

— И сиди, — приказал Крокетт.

— Как я говорил, — продолжал Тагека Кай, — вскрытие показало, что субъект умер естественной смертью. Никаких следов посторонних веществ в органах.

— Убийца! — простонал Мэнихен, обхватив голову руками.

— Я не могу выносить подобных выражений в своем доме, — заявил Тагека.

— Если желаешь вернуться в отдел моющих средств, Флокс, — равнодушно произнес Крокетт, не изменяя позы, — ты знаешь, где дверь.

— Именно это я и собираюсь сделать. — Мэнихен встал и направился к выходу.

— Ты лишаешь себя верного миллиона долларов, — заметил Крокетт.

Мэнихен замер, подумал и вернулся на место.

— Что ж, худшее я уже выслушал, — пробормотал он.

— Три дня назад я побывал в Вашингтоне, — сообщил Крокетт. — И заскочил к старому школьному другу Саймону Бунсвангеру. Вы о нем не слышали. О нем никто не слышал. Он в ЦРУ. Большой человек. Большой, очень большой. Я в общих чертах ознакомил его с нашим проектом. Бунсвангер проявил интерес. — Крокетт взглянул на часы. — Он вот-вот должен прийти.

— ЦРУ? — в полной растерянности переспросил Мэнихен. — Нас всех упрячут за решетку!

— Напротив, — покачал головой Крокетт. — Напротив. Спорю на два «Александра», что он появится с заманчивым предложением…

— Каким? — Теперь Мэнихен был убежден, что все эти компании и хроническое недосыпание окончательно повредили рассудок Крокетта. — Зачем им раствор Мэнихена?

— Помнишь тот день, когда ты ко мне пришел, Флокс? — Крокетт поднялся на ноги и в носках прошлепал к бару. — Я сказал: ответим на один вопрос, и дело в шляпе. Помнишь?

— Более или менее, — кивнул Мэнихен.

— Помнишь этот вопрос? — осушив стакан, продолжал говорить Крокетт. — Вопрос: «Чем желтым мы заполонены, как Австралия — кроликами?» Помнишь?

— Да, но что общего имеет ЦРУ с…

— ЦРУ, приятель, — весомо произнес Крокетт, — знает совершенно точно, что такое желтое и чем мы заполонены. — Он замолчал, бросил кусок льда в виски и помешал пальцем. — Китайцами.

Раздался звонок.

— Должно быть, Бунсвангер, — встрепенулся Крокетт. — Я открою.

— В последний раз имею дело с таким, как вы, Мэнихен, — ледяным тоном произнес Тагека. — Вы психически неуравновешенны.

Товарищ Крокетта производил впечатление человека, способного зарабатывать неплохие деньги в качестве исполнителя женских ролей в водевилях. Он был гибок и строен, с тонкими светлыми волосами и маленьким пухлым ртом, застенчив и стыдлив.

— Позволь познакомить тебя с моими партнерами, — бодро сказал Крокетт.

Он представил Тагеку, который молча поклонился, и Мэнихена, не посмевшего поднять глаз во время рукопожатия.

— Мне «Джек Дэниэлс», Крок.

Бунсвангер принял стакан и сел на стол.

— Что ж, мои парни считают, что вы славно поработали, — начал он. — Мы кое-что проверили, и мои парни считают, что вы правы на все сто. Какие-нибудь новости от Квельча?

— Результаты положительные, — ответил Тагека.

Бунсвангер кивнул.

— Неудивительно. Ладно, хватит ходить вокруг да около. Нам он нужен, раствор. Мы уже предварительно наметили цели. Исток Янцзы, три или четыре озера на севере, два притока Желтой реки, ну и так далее. У вас не найдется случайно карты Китая под рукой?

— Увы, — сказал Тагека.

— Жаль, — вздохнул Бунсвангер. — Сразу бы все стало ясно. — Он огляделся. — Симпатичная квартирка. Вам и в голову не приходит, сколько дерут за приличное гнездышко в Вашингтоне… Разумеется, русские нам помогут. Мы уже их известили. Так будет спокойнее. А то как представишь длиннющую границу с Сибирью и бесконечные делегации… Впрочем, в этом-то и прелесть вашей штуки. Без шума. Мы давно уже ищем что-нибудь эдакое — без шума. А вы, парни, довели до конца? Я очень торопился, но, по-моему, в ваших бумагах ничего нет.

— Довели до конца что? — спросил Мэнихен.

— Флокс, — утомленно вздохнул Крокетт.

— Мэнихен, — угрожающе сказал Тагека.

— До минимальной эффективной концентрации в «аш два о», — пояснил Бунсвангер.

— Пока не смотрели, Сай, — ответил Крокетт. — Мы работали только ночами.

— Адская эффективность! — Бунсвангер деликатно отхлебнул виски. — Мы кое-что проверили. Одна двухмиллиардная в пресной воде. Одна трехмиллиардная в соленой воде. — Он по-девичьи рассмеялся, вспомнив что-то свое. — Презабавное побочное действие: ваш раствор лечит желтуху. Можно основать фармацевтическую компанию и сделать бешеные бабки на одном этом. Строго по рецепту, разумеется. Ну вот, такая деталь. А теперь к делу. Мы платим вам два миллиона. Чистыми. Никаких записей, никаких регистраций. Вам не придется и гроша отдавать парням из налогового.

Мэнихен учащенно задышал.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — участливо спросил Бунсвангер.

— Отлично, — откликнулся Мэнихен, продолжая тяжело дышать.

— Само собой, — сказал Бунсвангер, все еще участливо глядя на Мэнихена, — нет гарантии, что мы когда-нибудь решимся. Хотя если дела пойдут так и дальше… — Он покачал головой и оставил фразу неоконченной.

Мэнихен думал о «феррари», о табунах девушек в лиловых шароварах.

— Еще одна деталь, и я исчезаю, — сказал Бунсвангер. — Завтра утром мне надо быть в Венесуэле. Слушайте. — Его голос стал непоколебимым, как дуло револьвера. — Двадцать процентов мои. Одна пятая. За услуги. — Он посмотрел вокруг.

Крокетт кивнул.

Тагека кивнул.

Мэнихен медленно кивнул.

— Я в Каракас, — игриво бросил Бунсвангер, допил виски и пожал всем руки. — Утром явится парень с деньгами. Наличными, конечно. Когда удобнее?

— В шесть, — сказал Тагшека.

— Заметано. — Бунсвангер сделал пометку в блокноте крокодиловой кожи. — Рад, что ты заскочил, Крок. Провожать не надо. — И он исчез.

Собственно, все было сделано. Оставалось пересчитать на денежное выражение компенсацию Тагеки за исключительные права на Карибскую акваторию и десятилетнее право на Северную Европу. Это не отняло много времени. Тагека Кай был таким же блестящим математиком, как и патологом.

Крокетт и Мэнихен вышли вместе. Крокетт спешил на встречу с третьей — текущей — женой мистера Паулсона.

— Счастливо, Флокс. Сегодня недурно поработали, — бросил он, садясь в «ланчию», и, напевая, сорвался с места.

Мэнихен сел в «плимут» и задумался о порядке действий. Наконец он решил, что сперва следует сделать главное, и со скоростью пятьдесят пять миль в час поехал домой, чтобы сообщить миссис Мэнихен о предстоящем разводе.

Наверху, у себя в квартире, Тагека Кай сидел в кресле и рисовал в блокноте аккуратные идеограммы. Через некоторое время он нажал на кнопку, и в комнату вошел слуга.

— Джеймс, — обратился к нему Тагека Кай, — я хочу чтобы завтра ты заказал по пятьсот граммов диокситетрамерфеноферрогена-14, 15 и 17. И пятьсот белых мышей. Нет, пожалуй, лучше тысячу.

— Да, сэр, — сказал Джеймс.

— И еще, Джеймс. — Тагека небрежно махнул рукой. — Соедини меня с японским посольством в Вашингтоне. Я буду говорить лично с послом.

— Да, сэр, — сказал Джеймс и снял трубку.

Стояло промозглое январское утро, мрачное и неприятное. Телефон в моей конторе за всю неделю ни разу не звонил. Я сгорбился за столом, страдая от тяжелого похмелья, и вдруг в комнату вошла роскошная блондинка. Ее платье навевало мысли о деньгах, а то, что скрывалось за ним, пробуждало мое другое увлечение — но для этого я чувствовал себя слишком скверно.