— Надо было обо всем нас предупредить, друг мой, — сказал де Бранен. — У нас на Авалоне хватает кибернетиков, некоторые из них — выдающиеся умы. Вам бы обязательно помогли. Для вас нашли бы настоящих экспертов.

— Поймите, Кароли, я уже имел дело с экспертами! Дважды я приглашал на борт специалистов по сложнейшим системам. Первый сказал мне то, что я только что пересказал вам: единственный способ — полностью стереть все программы. Вторая стажировалась на Ньюхол-ме и была близка к решению проблемы, но мать с ней расправилась.

— Ты по-прежнему о чем-то умалчиваешь, — не унималась Меланта Джирл. — Я еще понимаю, когда кибернетический призрак способен открывать и запирать воздушные шлюзы и устраивать ловушки. Но как объяснить первое из наших несчастий — гибель бедняги-телепата?

— Это произошло по моей вине. Одиночество заставило меня совершить непростительную ошибку. Я решил, что смогу уберечь вас от неприятностей, даже если в компанию затесался телепат. Бывало, я перевозил пассажиров без осложнений: непрерывно наблюдая за ними, я успевал предостерегать их от опасных действий. Если мать пыталась вмешаться, я создавал для нее непреодолимые помехи, находясь у пульта. Так происходило не всегда, но чаще всего. До вас она убила пятерых, причем первых троих еще тогда, когда я был совсем мал. Именно тогда я и узнал о ней… В той команде тоже был телепат.

Однако все это меня не оправдывает. Свой жаждой жизни я обрек вас на смерть. Я переоценил собственные возможности и недооценил ее страх перед разоблачением. Почувствовав угрозу, она разит наповал. Телепаты для нее — главная опасность. Ведь они ее чувствуют, они твердят о каком-то темном, зловещем присутствии — ледяном, враждебном, бесчеловечном…

— Именно так он и говорил, — подтвердил Кароли де Бранен. — Он не сомневался, что на борту присутствует некто, чужой.

— Все правильно: телепат, привыкший к сознанию, заключенному в органику, воспринимает ее как нечто совершенно чуждое. Ведь ее разум не похож на человеческий. Не могу сказать точно, чем он является на самом деле, но в общих чертах это сложная кристаллическая сетка памяти, безумное переплетение взаимопроникающих программ, сочетание электричества и духа. То есть совершенно инообычное явление!

— Ты по-прежнему не объясняешь, каким образом компьютерная программа сумела превратить в гранату человеческую голову, — терпеливо напомнила Ройду Меланта.

— Ты когда-нибудь держала в руках «шепчущий алмаз»? — спросил ее капитан.

Она кивнула. В свое время у нее был свой «алмаз» — темный кристалл, заряженный воспоминаниями об исключительно удачном эпизоде разделенной телесной страсти. Зарядив свой «алмаз» на Авалоне, она наслаждалась им целый год: достаточно было до него дотронуться, чтобы ощутить могучий приступ желания и неги. Увы, со временем заряд ослаб, и в конце концов она потеряла свой кристалл.

— В таком случае ты знаешь о сохранении псионического заряда, — заключил Ройд. — В основе моей компьютерной системы находится резонирующий кристалл. Думаю, мать зарядила его перед смертью.

— Такое под силу только подготовленному специалисту, — напомнила Меланта.

— Вы ведь не спрашивали меня о мотивах, Кароли, — сказал Ройд.

— Ты тоже не догадалась задать этот вопрос, Меланта. Почему моя мать возненавидела род людской? Она родилась с особым даром. На Авалоне она могла бы получить первую категорию, выучиться, пройти практику и проверку, завоевать признание. Благодаря такому таланту ее носили бы на руках. Наверное, она стала бы знаменитостью. Она бы превзошла могуществом остальных обладателей первой категории. Но максимум силы она обрела только после смерти, соединившись с космическим кораблем в единое целое.

Не знаю, покажется ли вам мое объяснение убедительным… Она родилась не на Авалоне. На ее родной планете этот дар расценивался как проклятие, нечто темное, чуждое, опасное. Ее принялись лечить. Применяли медикаменты, электрошок, гипноз… В итоге любая ее попытка пустить в ход свой дар приводила к приступу острого недомогания. Сам талант навсегда остался при ней, однако была утрачена способность эффективно применять его, сознательно им управлять. Он стал ее неотъемлемой, но подавленной частью, источником боли и стыда. После пяти лет стационарного «лечения» мать чуть не лишилась рассудка. Неудивительно, что она возненавидела человечество!

— В чем же заключался ее талант? Она была телепаткой?

— Наверное, да, но в самой неразвитой, зародышевой стадии. Я читал, что все телепаты обладают в дополнение к благоприобретенным еще и врожденными способностями. Однако мать не могла угадывать мысли. Она умела поставить себя на место другого, однако варварское «лечение» причудливым образом исказило эту ее способность: чужие чувства буквально вызывали у нее тошноту. Но истинная ее сила, которая не была истреблена, несмотря на пять лет усилий, именуется телекинезом.

— Неудивительно, что она ненавидела гравитацию! — воскликнула Меланта. — То ли дело — телекинез в условиях невесомости!

— Совершенно верно, — согласился Ройд. — Гравитация на «Летящем в ночи» — мучение для меня, и она же ограничивает возможности матери.

За этим высказыванием последовало молчание. Все смотрели на темный цилиндр в помещении силовой установки. Наконец раздался обреченный голос Кароли де Бранена:

— Лингвисты не вернулись.

— Скорее всего, они погибли, — проговорил Ройд бесстрастно.

— Что же нам делать, дружище Ройд? Надо что-то придумать! Нельзя бесконечно ждать и ничего не предпринимать…

— Первый вопрос: что могу предпринять я сам? — отозвался Ройд Эрис. — Как видите, я говорю с вами совершенно свободно. Вы заслужили право знать все. Раньше неведение было вашей защитой, но это уже позади. Ситуация зашла слишком далеко. Ваши товарищи гибнут у вас на глазах. Теперь мать не допустит, чтобы вы вернулись на Авалон живыми.

— Согласна, — ответила Меланта. — Но как она поступит с тобой? Поставлен ли под сомнение и твой статус, капитан?

— Это тоже вопрос, — согласился Ройд. — Как всегда, ты смотришь на три хода вперед, Меланта. Только я сомневаюсь, что трех ходов достаточно. Твой противник в этой игре видит вперед, как минимум, на четыре хода, к тому же большинство твоих фигур уже сняты с доски. Боюсь, мат неизбежен.

— Но у меня еще остается шанс загнать короля соперника в угол.

Ройд ответил на это заявление грустной улыбкой.

— Если я буду с тобой заодно, она прикончит и меня.

Кароли де Бранен не поспевал за ними.

— Но что еще вы можете предпринять?..

— На моей шлюпке, в отличие от ваших, есть лазер. Я мог бы уничтожить вас обоих и тем самым вернуть утраченные позиции на корабле.

Шлюпки Ройда и Меланты разделяли какие-то три метра. Меланта встретилась глазами с Ройдом, ее рука легла на рукоять управления.

— Попробуй, капитан. Только не забывай, что усовершенствованную модель не так-то просто уничтожить.

— Тебя я не убью, Меланта Джирл, — серьезно ответил Ройд. — Я просуществовал шестьдесят восемь стандартных лет, но так и не жил по-настоящему. Я очень устал, а ты очень красиво врешь. Если мы проиграем, то умрем вместе. Если выиграем, то я все равно погибну, когда мы уничтожим «Летящий в ночи», или останусь калекой, вечным пациентом орбитального госпиталя, а подобную участь я никогда не выберу.

— Мы построим для тебя новый корабль, капитан, — пообещала Меланта.

— Опять ложь! — чуть ли не радостно ответил Ройд. — Что ж, лги дальше. Ведь моя жизнь — жалкое прозябание. Меня не пугает смерть. Если мы победим, вы снова расскажете мне о своих волкринах, Кароли. А ты, Меланта, сыграешь со мной еще одну партию в шахматы, и…

— Займусь с тобой сексом? — закончила за него Меланта, улыбаясь.

— Если пожелаешь, — сказал он тихо. — Я еще не испытал человеческого прикосновения. Мать умерла до моего рождения… — Он пожал плечами. — Она слышит каждое наше слово. Ей станут известны все наши планы, поэтому нет никакого смысла что-либо планировать. Мне больше не пройти в шлюз, подчиняющийся бортовому компьютеру. Все, что нам остается, — проникнуть, подобно вашим коллегам, через помещение силовой установки, а далее через шлюз с ручным управлением и покориться судьбе. Если я доберусь до пульта и восстановлю гравитацию, то мы, возможно, сумеем…