Производство компании Warner Bros., 1999.

Сценарий Дункана Кеннеди.

Продюсеры Брюс Берман, Алан Рич и др.

Режиссер Ренни Харлин.

В ролях: Самуэль Джексон, Сэффрон Берроуз и др.

1 ч. 37 мин.

----------------

Ученые — народ любознательный. Ради своей любознательности они идут на все и не могут остановиться. Вот и герои фильма «Глубокое синее море» решили поэкспериментировать с акулами на предмет получения лекарства от рака. Для этого, как выясняется, надо увеличить объем мозга акулы. Нетрудно догадаться, что добрее от этого морская хищница не стала, зато ума прибавилось. В итоге эта дрянь вместо того, чтобы тихо-мирно позволить ученым брать пробы из своего мозга, разносит морскую станцию в клочья. Железные стены под ее напором разрываются, как бумажные, толстенные стекла разлетаются вдребезги, хаос, кровища, челюсти… Есть эффектные сцены, но они почему-то вызывают усмешку — нас пугают, а нам не страшно. А когда огромная акула выпрыгивает на пандус, хватает человека и резво скачет обратно в воду — так это полный улет!

Игра артистов вызывает недоумение — кажется, будто они уныло разыгрывают эпизоды из запавших в душу «Чужих», «Челюстей» и т. п.

В финале ценой героических усилий и полного разгрома станции двух акул удается изничтожить, но третья, самая умная и злобная, пытается вырваться в глубокое синее море. Ан не тут-то было! Как мудро поясняет один из уцелевших персонажей, подводная часть станции была из железа, а вот сетка наверху — «из титанового сплава». Финальная схватка, бессмысленное самопожертвование героини — и последнюю акулу красиво взрывают в тот момент, когда эта кровожадная тварь вырывается на волю. Теперь-то она не сможет размножиться. Человечество спасено.

По сравнению с классическими «Челюстями» — это какой-то детский сад. Но, судя по пафосу, создатели фильма и не ставили задачу сделать «правильный» ужастик. Для научной же фантастики идея вполне достойная. Однако ее реализация — ниже всякой критики.

Адепты жанра

Я СВЕЧА, Я СГОРЕЛ НА ПИРУ

Ранней весной 1932 года Арсений и Маруся Тарковские отправились в утомительное по тем временам и рискованное путешествие из Москвы в село Завражье Ивановской области, где жили марусины мама и отчим. Отчим был врачом, и мама настояла, чтобы дочка рожала в его больнице. Но до больницы они доехать не успели, младенца пришлось принимать на обеденном столе в родительском доме.

Первенец по прозвищу Рыська был беспокоен и орал ночи напролет. Но молодой отец с энтузиазмом стирал пеленки и, укачивая сына, напевал шутливые песенки собственного сочинения. «Папа Ася — замечательно хороший папа и очень хорошая няня», — похвалит его в дневнике Маруся. К сожалению, семейная идиллия оказалась непрочной. Через несколько лет отец уйдет…

Родители Андрея закончили Литературный институт. Арсений Александрович Тарковский — талантливейший переводчик стихов, тонкий, ни на кого не похожий поэт — ушел в 41-м добровольцем на фронт и вернулся без ноги. Книжки его собственных стихов начали выходить, когда ему перевалило далеко за 50, и оценили их лишь избранные… Мария Ивановна Вишнякова всю жизнь проработала корректором в типографии, посвятив жизнь детям.

Для Андрея уход отца стал сильной травмой, породил в нем комплекс сиротства, болезненно отозвавшийся и в дальнейших отношениях с отцом, которого он боготворил, и в творчестве… Он перенял уникальный поэтический дар отца, но развил его в другом виде искусства.

Учился Андрей в московской школе, правда, во время войны семья на несколько лет вернулась в Завражье. Образование у него было традиционно гуманитарное: с семи лет музыкальная школа, с седьмого класса — художественная. Подростком он был трудным. Учился посредственно. Однако в 1951 году неожиданно для всех поступил в Институт востоковедения, но не закончил его. Возможно, причиной стало сильное сотрясение мозга, полученное на уроке физкультуры, из-за которого он отстал от курса. Возможно, его уже влекло в другую сторону. Весной 1953-го мать устроила его в научно-исследовательскую экспедицию института Нигризолота. Он почти год проработал коллектором в геологической партии на реке Курейке в Туруханском крае. По возвращении из экспедиции подал документы на режиссерский факультет ВГИКа и был принят в мастерскую Михаила Ромма. Дипломный фильм «Каток и скрипка» (сценарий написан вместе с Андроном Михалковым-Кончаловским, с которым позднее они напишут «Андрея Рублева») был трогательно безыскусен, он старательно рассказывал историю дружбы между молодым рабочим-асфальтировщиком и маленьким мальчиком-музыкантом. Невозможно было даже предположить, что следующей картиной станет столь самобытная, трагическая и страстная поэма о ребенке на войне «Иваново детство», которой потрясенное жюри Венецианского фестиваля отдаст главный приз — «Золотого льва». Зато после этой картины от Тарковского уже стали ждать многого…

Следующий фильм Тарковского «Андрей Рублев» (в оригинале — «Страсти по Андрею») имел очень сложную судьбу: заявку Андрей подал в 1961 году, в 1964 — запустился, в 1966 году фильм был закончен (но вышел только осенью 1971-го, после долгой и мучительной борьбы с кинобюрократами). Тарковскому было тогда 33 — возраст Христа… Уже в предыдущей картине молодой режиссер потряс зрителей поразительной убедительностью проникновения в иное время, реальностью детских сновидений. А в «Рублеве» нужно было «вернуться» не на четверть века, а почти на шесть веков назад. Тарковский вспоминает, насколько мучительно трудно было представить, «как там все было». При этом он сознательно уходил от «правды археологической и этнографической», от музейной достоверности деталей. Режиссер стремился восстановить пятнадцатый век для современного зрителя так, чтобы добиться «правды прямого наблюдения». Андрей хотел ощутить себя в той эпохе и нас перенести в нее. «Ваяние из времени» — вот что это было. Может, в достижении этого фантастического в своей реальности эффекта перемещения ему помогла прапамять?..

Еще в студенческие годы Андрей рассказывал случай, бывший с ним в геологической экспедиции. Лежит он в охотничьей избушке один, ночью. Воет ветер, скрипят деревья, надвигается буря. И вдруг он отчетливо слышит голос: «Уходи отсюда!» Андрей не шевельнулся. Голос снова: «Уходи отсюда!» Он не мог потом объяснить, что за чувство заставило его сорваться с постели и выскочить из избушки. И в тот же момент гигантская лиственница, переломившись, как спичка, рухнула, развалив тот угол, в котором только что лежал Андрей… Вспомните «Сталкера», тихий голос, остановивший Писателя, напролом ринувшегося к заветной цели: «Стойте, не двигайтесь». Порыв ветра, шум птичьих крыл… Ничего вроде зловещего, а мурашки по спине… Природа ужасного, страшного в фильмах Тарковского заведомо не укладывается в пределы познанного. Она проста, как страх городского ребенка из земного пролога «Соляриса», впервые увидевшего лошадь: «Что там такое стоит, стоит в гараже и смотрит?!» Вот ужас-то!..