Двух ребят Вазген отрядил запрягать коньков. Стаса отправил к Юйе, все еще не оправившейся от встречи с кнорхианскими егерями. Остальных вооружил, чем придется, и расставил вокруг палатки.

Себе он взял ножик и пошел убивать Пойнтера.

До палатки оставалось несколько шагов, когда над головой блеснула молния, и чудовищный раскат грома обрушился на мир. Дальнейшие события произошли почти одновременно. Откинулся полог палатки, и показалась голова Пойнтера. Поскользнулся на мокрой траве Рыжий и, выронив камень, упал под ноги хозяину. А напуганный громом конек вырвался из рук державшего его мальчишки и, ничего не видя перед собой, ринулся на оцепеневшего Вазгена.

Пистолет остался в палатке, а достать стек Пойнтер не успевал. Он прыгнул навстречу коньку, вложив в это движение все силы и всю ненависть к несправедливому миру, где детей превращают в рабов, чтобы доить их удачу. Человек и зверь сшиблись в двух шагах от мальчишки и рухнули на землю. Конек вцепился зубами в бок Пойнтера, человек принялся наносить страшные удары по морде твари.

Вазген, опомнившись, бросился в палатку. Кобура с пистолетом висела у входа. Мальчик схватил непривычно тяжелое оружие и, повернувшись назад, открыл беспорядочный огонь по катающимся в грязи противникам. Он опустил оружие, лишь когда обойма опустела.

Конек, изорванный выстрелами в упор, умер сразу. Несколько пуль вошли и в Пойнтера, но когда ребята склонились над своим мучителем, он еще жил. Он лежал, глядя в черное от туч небо, откуда потоками лилась вода, и что-то шептал. Но даже Вазген, находившийся ближе всех, не мог разобрать ни слова.

— Сдыхай поскорее, сволочь! — закричал он и что было сил пнул умирающего врага.

А Пойнтер наконец понял, зачем он остался.

Безжалостные, как плети, струи дождя хлестали по глазам. Это было больно, и Пойнтер хотел зажмуриться, но сил не хватило даже на такую малость. Его тело умирало и не желало подчиняться. Смерть растворила все: бесконечную усталость последних лет, боль от ран, оставленных зубами конька и пулями, надежды и мечты, разум и память. Живыми оставались только глядевшие в дождь глаза. И ненависть.

Ненависть Пойнтера высыхала очень долго. Он вернулся из армии и узнал, что жена умерла, а дети проданы в рабство. Он чудом добрался до копей и лишь по счастливой случайности вышел на коменданта-наркомана, представившись свободным работорговцем. Потом нужно было вернуться за "взвесью" и пронести ее по всему опасному маршруту… А его детей так и не нашли. Комендант предложил десяток "удачников" с копей. И Пойнтер согласился.

Мысли путались, умирающая память подбрасывала сознанию лица уже незнакомых людей.

Какой все же везучий мальчик! И он почти догадался, как действует сетка. Только не понял, что удача питается человеческими эмоциями. Удовольствие, восторг, радость, гнев, страх. Но лучше всего — ненависть. Это знали хозяева копей, побоями и оскорблениями заставлявшие рабов искать дрейфующие кристаллы драгоценного геонтиста, который ни за что не пойдет в руки неудачливому "старателю". Это понимал и Пойнтер, придя к своему знанию после многочисленных ошибок и неудач.

Из первой группы выжила половина. Сначала все шло хорошо, но чем дальше, тем больше притуплялась радость освобожденных, блекли эмоции и изменяла удача. Люди гибли в когтях диких зверей, исчезали в охотничьих ловушках, вязли в болоте, попадались кнорхианам и кваграм. Уже тогда Пойнтер заметил, что дети выживали чаще взрослых. Они острее чувствовали, быстрее реагировали и даже самые незначительные события переживали сильнее. Их эмоциями было легче управлять. А проще всего давалась им ненависть.

Ненависть. Если бы Пойнтер получил сетку, он стал бы самым везучим человеком под этим солнцем. Не успел.

Наконец его глаза утонули в дожде. Но ненависть в них высохла немного раньше.

Бывшие рабы спешно сворачивали лагерь, пока Вазген обыскивал палатку хозяина. Старенький диктофон он нашел на самом дне рюкзака. От голоса Пойнтера он вздрогнул и испуганно огляделся.

"Кто бы ты ни был, если ты слушаешь эту запись, значит, добряку Пойнтеру пришел конец. Скорее всего, ты меня и прикончил. Поздравляю, ты самый удачливый из всех, кого я водил этой дорожкой. Ты ненавидел меня и этим питал свою удачу…"

Вазген проводил ребят до моста. Там он поцеловал исхудавшую, не похожую на себя Юйку, потрепал по голове Стаса, державшего под уздцы смирного конька, обнял Поюйю.

— Ты точно не пойдешь с нами? — в последний раз спросил Рыжий.

— Нет, я назад.

— Погибнешь.

— Я везучий.

— Ты ведь вернешься? — спросила Юйка. Вазген улыбнулся.

Маленький отряд не торопясь потянулся через мост. Мальчик смотрел ему вслед и продолжал улыбаться.

"Конечно, вернусь, как я могу тебя оставить, — думал он. — Но сначала мне нужно найти, где Пойнтер доставал "взвесь", а потом сходить на рудники и привести сюда новый караван, а потом… Но я обязательно вернусь — ведь я везучий, и я люблю тебя. А любовь сильнее всего. Даже ненависти".

Референт аккуратно положил на полированную поверхность стола крохотную телефонную трубку и, тщательно скрывая удивление, улыбнулся Андрею. — Господин Лемберт вас примет. У вас есть десять минут. Андрей выбрался из глубокого кресла, одернул костюм и повернулся к огромному, занимавшему всю торцевую стену приемной зеркалу. Пиджак ощутимо топорщился в плечах и под мышками. Купленный на распродаже галстук был завязан плебейским двойным узлом. Щеки, несмотря на утреннее бритье, отливали густой синевой. Больше всего человек, отражавшийся в зеркале, напоминал недавно за-кодировавшегося алкоголика.

Двери, ведущие в святая святых Восточноевропейской Инвестиционной Корпорации, распахнулись под мелодичный перезвон колокольцев. Андрей мысленно пожелал себе удачи и перешагнул порог.

— Здравствуйте, господин Лемберт, моя фамилия Царегородцев…

— Знаю, знаю, — нетерпеливо перебил его маленький, круглоголовый крепыш, восседавший за столом размером с футбольное поле. — Переходите к делу, пожалуйста!

— Как вам будет угодно. Вам знакома легенда о Синей птице? Лицо Лемберта окаменело.

— Что за чушь? В вашей заявке было написано, что вы хотите обсудить перспективный бизнес-план. Обычно такие вопросы решаются на уровне моих помощников, но вам, господин Царегородцев, необыкновенно повезло — для вас я сделал исключение. Видимо, я ошибся.

Андрей выставил перед собой ладони, будто пытаясь остановить натиск хозяина кабинета.

— Прошу меня извинить, но перед тем, как перейти к обсуждению бизнес-плана, я должен убедиться в том, что вы знакомы с темой — хотя бы в общих чертах. Итак, что вам известно о Синей птице?

— Что известно? — медленно багровея, проговорил Лемберт. — Черт возьми, да вы издеваетесь? Вы пришли поговорить со мной о пьесе Метерлинка? Вы что, театральный режиссер?

— Нет, что вы, — замахал руками Андрей. — Я орнитолог… изучаю пернатых… Вот вы упомянули Метерлинка — значит, вам доводилось слышать о том, что Синяя птица издревле считается существом, приносящим удачу. Помните, дети в пьесе поют песенку: "Мы длинной вереницей идем за Синей птицей?".

— К делу, Царегородцев!

— О Господи, как же можно быть таким нетерпеливым! Знаете, в нашей профессии терпение просто необходимо — чтобы подкараулить редкий экземпляр, приходится порой сутками, сидеть в засаде. А пернатые так пугливы… Хорошо, если уж вы настаиваете, я перехожу прямо к сути вопроса. Дело в том, что Синяя птица — не миф. Она существует и действительно способна приносить удачу…