Фрейд считал, что все эротическое поведение имеет общую структуру, и относился к нему как к части человеческого поведения вообще. Такое бесстрастное исследование дало ему право стать основоположником нового отношения к человеку. Необязательно оспаривать или даже изучать идеи, изложенные в этих трех очерках, чтобы понять, как важна была эта работа. Гавелок Эллис признавал приоритет Фрейда в том, что он назвал вещи своими именами. По его словам, Фрейд описал сексуальное поведение спокойным и неизвиняющимся тоном — так, как никто никогда до него не делал в медицинской литературе.

Второй и третий очерк посвящены детской сексуальности и изменениям в пубертатный период. «Секс» для маленького ребенка — это сначала осязательное удовольствие, которое он получает от любой части кожи. Гениталии приобретают значение позднее. Этот личный мир аутоэротического, в конце концов связанного с мастурбацией удовольствия, теряется в потоке детской амнезии, которая «превращает детство каждого человека в некое подобие доисторической эпохи и скрывает от него начало его собственной сексуальной жизни».

Фрейд строит гипотезу за гипотезой. В подростковом возрасте, когда человек достигает половой зрелости, возрождаются забытые фантазии раннего детства. В это время в бессознательном могут проявиться детские эдиповы фантазии о любви к одному из родителей и ненависти к другому. Если человек не перерастает эти фантазии, в результате может возникнуть серьезный невроз. В несколько искаженной форме подобная идея давно существует в народной психологии: мужчины женятся на женщинах, напоминающих мать.

В этой же работе Фрейд вскользь упоминает, что «переоценил важность совращения по сравнению с факторами сексуальной конституции и развития». Он впервые и с неохотой начинает публично говорить о том, что его точка зрения о совращении в детстве изменилась. Прошло достаточно много времени. Фрейд отказался в личном письме от теории совращения менее чем через два года после того, как выдвинул ее, но с сентября 1897 года, когда у него открылись глаза, до 1905 года он молчал. И даже в этой работе он отрицает, что «преувеличил частоту случаев или важность совращения».

Фрейд кривил душой. Год спустя, в статье под названием «Сексуальность в неврозах», он признал то, что отрицал в 1905 году, и сказал, что «переоценил частоту подобных случаев». Кроме того, он наконец обозначил четкую связь с фантазиями, скрывающимися за рассказами пациентов о совращении. Он объяснил, что пациенты вводили его в заблуждение, бессознательно используя фантазии для того, чтобы скрыть воспоминания о своей детской мастурбации, а он принимая фантазии за реальные события.

Сначала медицинские обозреватели практически игнорировали «Три очерка», что, впрочем, не мешало психиатрам ругать работу между собой. Краус, в то время еще не разочаровавшийся в психоанализе, послал свой экземпляр романисту Отто Сойке. Тот в «Факеле» дал книге высокую оценку, хотя и выразил смущение. Он назвал работу «первым исчерпывающим объяснением чистой физики любви». Первый тираж в тысячу экземпляров продавался на протяжении четырех лет. Фрейду заплатали около трехсот современных фунтов.

В замечании в конце «Трех очерков» Фрейд говорит о взаимоотношениях между цивилизацией и «свободным развитием сексуальности» и выражает предположение, что одно может процветать лишь за счет другого. К этой теме Фрейд постоянно возвращался на протяжении многих лет, рассуждая о тяжелых последствиях для человека, ведущего ограниченную половую жизнь, и для общества, если человек ведет слишком свободную половую жизнь.

Сам Фрейд иногда колебался в своих выводах. У некоторых смельчаков, которые вскоре увлеклись психоанализом, было меньше сомнений или больше аппетитов. В широком смысле, именно сексуальная основа психоанализа привлекла к нему многих практически заочно, потому что это отвечало их собственным приоритетам. От этого они не становились сексуальными хищниками, равно как и Фрейд, но все же психоанализ был особенно привлекателен для людей с хищническими наклонностями.

Возможно, таких аналитиков притягивали и намеки на сексуальные вольности. Они надеялись, что процесс передачи эротической информации или просто физическая близость и природа обсуждаемых предметов сделают пациенток более доступными. О таких вещах редко говорили вслух, но в те времена они придавали психоанализу оттенок опасности и пикантности.

День встречи Фрейда с Юнгом — не красный день в психоаналитическом календаре. Он связан слишком со многими неприятными моментами, хотя в то время это было счастливое событие, знак прогресса. Когда доктор «Радость» и доктор «Молодой» встретились в Вене воскресным утром марта 1907 года, их союз казался очень многообещающим.

Доктор Карл Густав Юнг, швейцарский психиатр тридцати одного года от роду, на протяжении предыдущих двенадцати месяцев восхищался Фрейдом (которому тогда было пятьдесят) на расстоянии. Вечером 2 марта он приехал в Вену на поезде из Цюриха со своей двадцатипятилетней женой Эммой, дочерью богатого промышленника. С ними был один из учеников Юнга, приятный молодой врач по имени Людвиг Бинсвангер, сын Роберта Бинсвангера, главного врача клиники «Бельвю».

Первоначально этот визит был запланирован на Пасху, конец марта, когда у Фрейда пациенты занимали бы меньше времени. К его досаде, Юнг изменил договоренность незадолго до своего приезда, чтобы не нарушать своих дальнейших планов по посещению Будапешта и затем отдыха на Адриатике. Так что их первая встреча произошла так, как было удобно ученику, а не учителю.

Их отношения были вызваны потребностью Фрейда в таком человеке, как Юнг, как он написал в одном из своих первых писем. Его уверенность («будущее принадлежит нам и нашим взглядам, а также тем, кто моложе») тут же сменялась горечью по поводу беспощадной Вены, «где, как вы знаете, меня систематически игнорируют коллеги и периодически смешивают с грязью какие-нибудь писаки». Еще до личной встречи Фрейд принял решение, основываясь на их переписке (начатой Юнгом), длившейся одиннадцать месяцев: «Я не знаю… никого более способного и желающего сделать так много для этого дела, чем вы».

После завтрака Юнг вышел из гостиницы и отправился на Берггассе, где нашел невзрачный дом под номером 19. В магазине на первом этаже все еще сидел Зигмунд-мясник, а на лестнице работали штукатуры. Юнг был у Фрейда к десяти часам и провел там весь день, причем Фрейд сначала позволил вести беседу ему.

Юнг был крупного телосложения, с широкими плечами и мясистым лицом. С ростом 184 сантиметра он возвышался над многими людьми, и Фрейд (170 сантиметров) был гостю по подбородок. Протестант из пасторской семьи, Юнг был религиозным человеком в широком смысле слова, как позже оказалось, христианским мистиком, хотя в общении с Фрейдом эта сторона его натуры не проявлялась. Он говорил резко и угрожающе. Если Фрейд использовал искусство нюансов. Юнг предпочитал кирку с лопатой. Он говорил то, что думает, и прямота была его главным методом работы. «Моя жена богата», — писал он Фрейду за несколько месяцев до того, чтобы тот смог объяснить его сон. Однажды, описывая свою ежегодную службу военного врача в швейцарской армии (чем он просто упивался), он рассказал Фрейду, как поучителен был осмотр пенисов пятисот солдат. Фрейд не делал ничего подобного для австрийской армии, а если и делал, то никогда не упоминал об этом. В личной жизни Фрейд вел себя осторожно, а одной из черт Юнга была опрометчивость. Если Фрейд хотел смело и четко выразить свои мысли, он садился за книгу. Юнг же писал менее понятно, чем говорил.

Центром швейцарской психиатрии была государственная психиатрическая больница на окраине Цюриха, «Бургхельцли», которая относилась к университету и служила для научных исследований и терапии, а не в качестве тюрьмы для забытых пациентов. Ее называли «монастырем» (врачей) и «фабрикой» (пациентов). Юнг работал там с 1900 года и научился устанавливать отношения с пациентами, душевнобольными из рабочего класса, многие из которых страдали серьезными заболеваниями, в отличие от буржуазных невротиков Фрейда. Юнг считал, что с пациентами необходимо общаться независимо от их психического состояния, и идеи Фрейда о психотерапии попали в Цюрихе на более благодатную почву, чем в Вене.