— Не дергайся, хаосит, — промурлыкал кот и положил свою лапу на мою щёку. — Мара не обидит твоего друга. Она просто починит его сердца. Ты должен быть благодарен.
— Благодарен, мля? — произнёс я, стараясь справиться с паникой.
Напрасно. Голова гудела, словно развращенный улей. Но кот будто не заметил моей реплики и продолжил.
— Догадываюсь, тебе сложно успокоиться. Но прислушайся к своим чувствам, ты должен видеть, что страх не принадлежит к тебе. Это боятся те, кого я насильно вырежу из твоей головы.
Неожиданно, эти слова успокоили меня как хлесткая пощечина по мордашке истерящего ребёнка. Страх не ушёл окончательно, наоборот он сменился непониманием, как такое вообще возможно?
Заставив себя закрыть глаза, я прислушался к ощущениям. Действительно, паника, которая захлестнула меня, заставляя сдирать кожу о двимеритовые наручники, была на вождением. Истерикой демонов, осознавших, что сейчас их будут выдирать из насиженного места.
Стоило мне понять, что ужас не принадлежит мне, являясь всего лишь эхом эмоций моих демонов, как я успокоился. Всю жизнь я боролся с ними при помощи бабушкиной настойки, глушил симптомы, в то время как мне нужна была операция.
— И что будет дальше? — произнёс я почти спокойно. — После того, как вырежете из меня этих мозговых глистов?
— Ты сможешь управлять своими действиями самостоятельно, а не слушать с шепот порождений Геенны, — произнес кот и махнул лапой, призывая девочку начать операцию. — Но одного демона мы всё-таки оставим. Ведь никто не хочет, чтобы ты потерял связь с аспектом Хаоса.
— Приступайте, — окончательно смирился я и, чтобы побороть внутренний страх перед операцией и не видеть острый нож в руках девочки, закрыл глаза.
Вот только никто не дал мне трусливо спрятаться за закрытыми глазами. Мелкая, сунула мне в зубы ремень, а затем, одним движением, точно делала это каждый день, срезала веки. боль была невыносимой, но девочка извинилась, аргументировав свое действие тем, что глаза это зеркало души. Правда в моём случае это больше похоже на болото, из которого по одному придется вытаскивать мелких демонов.
Когда мелкая начала рисовать какую-то пентаграмму на моём лице, в глаза будто насыпали специи от красного доширака. Кровь от срезанных век смешалось со слезами, ощущения были такие, будто в глаза мне закапали раскаленный свинец.
Мелкая ловко доставала из моих глаз мелких демонов и, обрезая крылья, сажала в стеклянные банки. Иногда импы вырывались и убегали, тогда на помощь приходил Баюн. Кот не стесняясь жевал порождений скверны и сплевывалеще живых, но и изломанных тварей в их стеклянные тюрьмы.
А я? Я извивался, молил прекратить, рыдал, как брошенка, угрожал похлеще Рамзана Ахматовича, но кто бы меня послушал?
— Вот, — мелкая бесцеремонно сунула в мой рот желейную конфету восстановления. — А как вылечишься, прими конфеты с бодростью и не вздумай засыпать.
Произнесла она и, звеня банками, скрылась в домике Бабы-Яги. Борясь с болью от отрастающей кожи век, закинул в рот и желтого желейного мишку. Кстати, самому не получилось, но Пуговка об этом позаботилась. Стоило мне опереться на дрожащие руки, как рядом возникли две деревянные марионетки, одна из которых чадила дымом и искрами.
— Медвед, это ты? — поинтересовался я у куклы.
Деревянный болванчик кивнул. Мелкая всё-таки научилась переселять своего демонического импа в новые тела. Рад за неё.
— Куда дальше?
В ответ, немая марионетка покачала головой, мол, никуда сам ты не пойдёшь и взяла меня на спину. Приятный сервис. Надеюсь мы всё-таки сможем найти с Медведом общий язык.
Даже тряска на твердом горбе марионетки и зелье бодрости, которое Пуговка упаковала в желейную конфету, не помешали мне проспать всю дорогу.
Когда у меня получилось вновь открыть глаза, я чувствовал себя не только невыспавшимся, ну и разбитым. К тому же, уже зажившие глаза всё равно чесались, будто болячка которую так охото в сковырнуть.
Марионетка, в которую вселился демон, вынесла меня на край лесного озерца на котором кто-то развел костер. Хотя, почему "кто-то"? Зябкий влажный воздух нырял под одежду и заставлял ёжится, но жар от языков пламени согревал и расслаблял, от чего хотелось свернуться калачиком и вновь погрузиться в безмятежную негу сна.
Разумеется поддаться слабости и понежиться после слишком длинный ночи мне никто не дал.
— Вставай, — ласково, насколько это мог сделать скальный тролль, Копилка толкнул меня в плечо. — Ну давай же. Лежебока!
— Ну зачем ты так? — осадила его Марфа. — Пусть мальчонка спит. Он такой хиленький и слабый…
Ну да, для домовой, которая сейчас была большие Копилки и обнимала его за плечо, я казался таким же милым и беззащитным, как маленький котёнок. Да твою же мать! Почему домовая, которой по всем канонам сказки положено быть размером с табуретку, обладает такой силой?
Последние слова, я кстати, озвучил вслух и расправив, теперь уже опрятно заплетённые косы, Марфа, держа под руку моего здоровяка, решила ответить на мой вопрос. Всё равно, на поляне были только мы трое, и нужно было скоротать время, пока мы ждём остальных.
Как оказалось, все довольно просто и сложно одновременно. Если не вдаваться в затейливый говор Марфы, от которого откровенно попахивало седобородой древностью, то в отношении домовых всё было просто.
Домовые, это не отдельная раса или вид сапиенсов. В нашем языке нет грамотного слова, описывающего этих существ, но ближе всего по смыслу подходит классификация — телесные духи жилища.
Домовые являются антропоморфным воплощением не только домашнего очага, но и самого дома в целости. Что интересно, люди которые живут в этом доме не является его хозяевами. По мнению домовых, они всего лишь гости, которые проживают в доме домового, и никак иначе.
Но я немного отклонился от темы. Главное то, что мне удалось выяснить — домового можно убить. Они не имеют ни уровни, ни интерфейса и их сила прямо зависит от удалённости от собственного очага.
То есть, в своём доме или же поблизости от него, домовой практически всесилен. Его не волнует разница в уровнях ее аспектов, рядом со своим домом молодой домовой с лёгкостью упакует даже дракона!
Но сила этих духов одновременно является и их слабостью. Домовой не может надолго или далеко покидать родные хоромы. По мере удаления от очага, сила домового начинает угасать, вплоть до гибели. Как-то так.
Слушая рассказ этой дородной и наверное, даже привлекательной домовой, я не мог не заметить искры между ней и моим оболтусом Копилкой.
Странно, мне впервые было неловко начать разговор на щипетливую тему. Это из-за того, что несколько часов назад Пуговка вынула из моего котелка чертей? Не знаю. Может быть.
Знаю, это прозвучит как каламбур, но мне было неловко осознавать неловкость за то, что я хотел спросить у этих двоих. Может быть с изгнанием демонов в мою душу вернулась совесть?
От этих душевных терзаний из меня отвлек мерный шум двигателя. Но почему Ярослав не пришёл сюда пешком, а решил пробиваться через чащу на Патриоте?
— Кстати, что с тобой делала Яга? — вспомнил я, проборов крики ужаса моего друга.
— Не "Яга", а Морана Никитишна! — поправила меня Марфа, отстаивая честь хозяйки.
— Пусть так, — кивнул я, не желая ввязываться в полемику. — Так, что произошло? Ей удалось вылечить твоё мёртвое сердце?
— Починила-починила! Я сама его держала, чтобы не вырвался! — гордо ответила Марфа за моего друга.
Что получается, они только познакомились, а она уже им помыкает? Вот Копилка, вот подкаблучник!
— Ага, — с улыбкой ответил здоровяк и ударил кулаком в грудь. — Теперь оба сердце работают. Как часики!
— Было больно?
— Ни чуточки! — хорахорясь перед дамой, произнёс здоровяк.
— О! — оборвала нас домовая, указывая на свет автомобильных фар. — А вот и Морана Никитична пожаловала!
Глава 22
Машина без проблем перескочила через поваленное дерево, я остановился у костра, Ярик заглушил мотор. Парень, не поздоровавшись, поспешно выскочил и открыл дверь для своей леди. Златоглазка весёло хихикнула и попыталась выбраться из высокой машины, но её подвела координация, и великая Морана растянулась на сырой земле, принявшись смеяться.