Айвен отстранился, осторожно отодвинул меня лапой и встал. Посмотрел в сторону валяющегося на тропе загрызенного противника. Ой… вообще-то у медведей не принято биться до смерти, в природе достаточно более слабому уступить, обратиться в бегство, и никто не будет его преследовать, а тут… о чем я думаю?!

Мохнатая гора, в которую превратился мой… то есть Золотинкин, муж несколько секунд стояла, по-медвежьи покачиваясь с лапы на лапу, а потом молча двинулась в сторону зимовья. На меня Айвен даже не оглянулся.

Как больно. Я все понимаю, правда! Для него Золотинки не стало вот только что, и часть вины за ее смерть самым дурацким образом теперь на мне. Скрыла, обманула, заняла чужое место. Еще и непонятно, с какой целью втерлась в доверие и притворялась умершей женой.

Но я же не нарочно! И я не хотела! Сначала не хотела. Я просто старалась спасти его и Кристинку. Ну и себя заодно, признаю. Я не хотела обманывать. Я не хотела его любить! Я не хотела.

Я не знаю, почему все так получилось, я же не сама своей волей сюда перенеслась! Меня позвали. И я старалась изо всех сил.

Но это все оправдания, нелепые и ненужные сейчас мужчине, который только что потерял любимого человека.

Он ушел и оставил меня одну на лесной тропинке, рядом с мертвым медведем. И я даже обижаться на него не могу за это. Пусть меня другой медведь загрызет, мне почти все равно уже.

— Золо… черт, не знаю, как тебя зовут. Чего ты ждешь? Тут опасно оставаться, тем более если ты больше не медведица. Пойдем домой, Крис там одна. Она же там?

— Да, конечно! — Я торопливо стерла слезы ладонями, глядя в глаза вернувшемуся медведю. Он угрюмо опустил голову почти к самой земле и посматривал на меня исподлобья. — Пойдем скорее!

— Тогда поедем. Садись верхом, не дело девушке бегать по лесу босой. И холодно уже.

— Папа, ты дурак и ничего не понимаешь. — Насупленная Крис забралась ко мне на колени, обхватила руками за шею и прижалась всем телом. — Это мама!

Большой, просто гигантский, барибал, прямо с хорошего гризли величиной, едва мог развернуться в избушке, поэтому, чтобы не снести нашу утлую и скудную мебель, сидел прямо на полу у порога и старался не шевелиться.

Поначалу, когда мы только пришли, Крис ему страшно обрадовалась и бросилась тискать большого папу-мишку так же радостно, как раньше тискала меня. Я в это время осторожно обошла большую меховую гору, забралась на лежанку и укуталась в парусиновое одеяло. Нет, не от холода, просто шастать в одной короткой куртке перед чужим, по сути, мужчиной мне было некомфортно. Он так смотрел… не то чтобы с брезгливостью или неодобрением, все же Айвен не дурак и понимал, что выбора у меня нет, мы не посреди города с одежными лавками с полным кошельком денег, чтобы я могла прикрыться как положено леди.

Но мои голые ноги его явно смущали и нервировали. А вместе с ним неловкость начала испытывать я. Вот вроде пока он считал меня своей женой, никаких таких мыслей в помине не было, а тут полезли, как тараканы из всех щелей.

Ну так вот. Кристинка с папой пообнималась, а потом прилипла ко мне с писком про маму. И Айвен с большого ума не нашел ничего лучше, как ляпнуть про то, что я — не мама.

Ну вот мозги есть, нет?! Я что, в постель его тащу, орясину мохнатую, прямо сейчас? Или зарплату отдать требую? Зачем он это ребенку сказал? Ей сейчас что с этой информацией делать, рыдать и биться в истерике?!

У меня аж все чувство вины разом облиняло, такая злость на придурка взяла. Гринч, не Гринч, а идиот все равно!

Так что с диагнозом Кристины, который она озвучила, ничуть не смущаясь папиным авторитетом, я была полностью согласна. И даже, обняв девочку и прижав ее к себе, выразительно покрутила пальцем у виска, глядя медведю прямо в глаза. Чтобы он знал, что я о нем думаю, и хоть немного использовал мозги, прежде чем рот открывать.

Ребенка я успокоила по-быстрому, плюнув на собственную полуодетость — не недоумков же стесняться, в самом деле (у-у-у-у, медведь тупой, сидит таращится), — соорудила ей ужин из крошеной рыбы и дробленых орешков. Накормила, укачала, рассказала сказку про репку — Крис ее почему-то особенно полюбила. Усыпила, короче, а потом, тщательно укрыв малышку и решив про себя, что раз больше двух недель это была моя дочь, то и дальше так будет, что бы некоторые там себе ни думали, решительно сунула ноги в недошитые Айвеном шлепанцы из кожи оленя и потянула так и просидевшего неподвижно медведя за ухо на выход.

— Пошли! Поговорить надо.

Не знаю, что он там в котелке своем гигантском варил, но пошел за мной без препирательств. Снаружи под навесом уже стемнело, все наши приключения съели вторую половину дня и вечер за один укус, вот вроде только-только в полдень малинкой баловались, ам — и уже ночь.

Я поежилась и прихлопнула комара на бедре, полюбовалась выползающей из-за зубчатого гребня холма щербатой луной и только потом обернулась к Айвену.

— Кристину-то зачем напугал? Что ты этим доказать хотел? Да, я не Золотинка. Но теперь я ее мать, и только попробуй вякнуть что-то против, не посмотрю на твои габариты и начищу медвежью харю к чертям! Понял?!

Погорячилась слегка, да… но уж очень сильно я обозлилась. И вообще! Я тут как проклятая всех спасала, оказавшись не в своем теле, не в своем времени и без никакой помощи, какие ко мне претензии могут быть? Я не его жена? Ну извините! Я старалась!

Медведь молчал. Пялился в темноту, и ни звука. О чем он там думает?

— Послушай, — я немного успокоилась. — Да, я не сказала сразу, что я не Золотинка. Но я не знала, как это сделать. Это первое. А второе… она меня позвала, понимаешь? Чтобы спасти тебя и Кристину. Меня выдернуло из моего мира, из моей жизни, я очнулась — ничего не понятно, и я медведица. А рядом ребенок на елке плачет, и откуда-то четкое знание, что ребенок мой. Крис тогда в медвежьем теле была. Я вообще решила, что переродилась в барибала и сама ее родила. Это потом она превратилась и все стало еще непонятнее. Пока не пришла твоя жена и не объяснила все.

— Золотинка?! — Застывший недвижной черной скалой медведь вскинулся и развернулся в мою сторону с пугающей быстротой и легкостью. Грация дикого зверя завораживала, несмотря на то что такое стремительное движение не могло не напугать. — Приходила?! Куда?!

Главное сразу вычленил, рыло мохнатое. Шок от известия о смерти жены у него никуда не делся, но соображает Айвен с каждой минутой все трезвее.

— Во сне приходила, — вздохнула я и отвернулась. Все понимаю, он любил другую, он чужой, вообще-то, муж, но мне-то почему так больно? Что я успела себе напридумывать за эти две недели, мы ведь даже… а я поверила, дурочка, что он почти что мой. Ну как так, а?! Где были мои собственные мозги?

— Во сне, — как эхо повторил Айвен. И весь как-то сник. Стал смотреть на упорно карабкающуюся по лесенке из звезд луну и в своей неподвижности почти слился с ночной темнотой, на секунду мне показалось, что он в ней растворился, исчез.

— Прости, мне очень жаль, — прозвучало от всего сердца. — Правда. Я…

— Ты ни в чем не виновата. Это я не успел. Не спас. Это из-за меня и моей глупости и жадности все. Пропади оно пропадом, это золото, не зря ба говорила… впрочем, неважно.

Айвен встряхнулся, шумно и размашисто, напугал какую-то ночную птицу, с диким криком сиганувшую с навеса в кусты, и повернул большую медвежью морду ко мне. Вгляделся блестящими среди шерсти глазами в мое лицо.

— Как тебя зовут? Мне надо знать. Ты права. Если Кристинка считает тебя своей мамой, я буду идиотом, убеждая ее в обратном. Ребенку нужна мать, а ты… ты ее спасла, и не один раз.

— Хорошо, — тихим эхом откликнулась я. — Значит, ради Крис мы…

— Да, будем делать вид, что все как раньше. Я научусь превращаться обратно в человека, теперь окончательно понятно, что это все не сказки, не бред, а объективная реальность. Значит, справлюсь. Увезу вас в нормальное цивилизованное место, в дом бабушки и дедушки. Разберусь с родителями. В общем, жизнь наладится. А когда Крис уже будет у родни, когда о ней будет кому позаботиться, я тебя отпущу.