Единственный плюс — относительно хорошая мореходность за счет приподнятого полубака, и возможность стрелять при волнении. Но это слабая компенсация за массу серьезных недостатков, главный из которых один — эти корабли не могли противостоять противнику в боевой линии, ибо бортовой залп был вдвое меньше по весу, чем у того же «Микасы», флагмана адмирала Того.

«Собратья» погибшего «Петропавловска» строились долго, на них всячески пытались «экономить», и первым делом на водоизмещении. А корабль ограниченного тоннажа имеет и ограниченные боевые возможности. Русские кораблестроители постарались изощренно — вооружение оказалось солидное, точно такое же, как у иностранных образцов. Бронирование вышло намного толще, но так как плиты закаливали по старым методам, то способность противостоять попаданиям была не лучше, чем у того же «Ретвизана», да и площадь борта была прикрыта стальными плитами куда как в меньшей пропорции. Расплатились вдвое меньшей дальностью плавания, сократив запасы угля, и скоростью — «Полтава» едва набирала 16 узлов, а «калека» «Севастополь» ход и в 14 узлов держал плохо.

Эти два корабля были той самой пресловутой «гирей на ногах» — ведь скорость эскадры определена ее самым тихоходным кораблем. Так что ни догнать японцев, ни удрать от них, русские корабли не могли — а потому лучше в море не выходить, во «избежание», так сказать. Тем более, что в строю только трое — «Пересвет» и два «тихохода» — любой выход в море для них сродни самоубийству — ведь у японцев шесть броненосцев, качественно более лучших и сильных…

— Не победим мы, если только чудо не случится, — пробормотал капитан 2-го ранга. Елисееву уже исполнилось сорок лет, разменял пятый десяток, а это такой возраст, когда в чудеса уже не верят. Та обстановка, которая царила на эскадре, откровенно удручала. С гибелью адмирала Макарова боевой дух угас, потух как свеча. Даже «миноносники», что раньше рвались в драку, откровенно приуныли. Однако последнюю атаку брандеров все же отбили, потопив десять груженых пароходов, не дам им заползти под «Тигровый хвост» — тогда был бы конец эскадре. Ибо затопленные на фарватере транспорты наглухо перекрыли выход из внутренней гавани русским броненосцам, запечатав их там на долгие месяцы.

Сегодня ситуация кардинально ухудшилась. Появления массы вражеских транспортов у Бицзыво означало одно — десант блокирует Порт-Артур с суши, предстоит осада. Единственный шанс нанести потери вражеским войскам — это торпедировать транспорты с солдатами. Выходить в море с шестью «дестройерами» было страшно, но «соколы» 2-го отряда просто не дойдут до Бицзыво, вернее, не хватит угля на возвращение, если идти полным ходом. А такое более чем возможно — японские «дестройеры» всегда стремились догнать и уничтожить орудийным огнем своих русских «коллег», так как имели большую скорость, и вооружены были сильнее.

Так что потери на отходе могут быть серьезные, ведь при атаке возможны повреждения, и самое страшное получить снаряд в котельную установку. И маленький корабль водоизмещением в четыреста тонн, не только потеряв ход, но и снизив его до двадцати узлов, будет обречен — «затопчут в волны», если фигурально, а не матерно выражаться.

Но идти было необходимо, и они атакуют неприятеля, и первым делом транспорты — там солдаты, пушки, пулеметы, лошади и многие тысячи тонн снаряжения и боеприпасов. Это куда важнее отправить на дно, чем потопить даже вражеский броненосец. Тем более, что наместник заранее приказал оповестить команды, что шесть батальонов русских стрелков приняли бой с вражеским десантом и надеются на помощь. И он сам выйдет в море с быстроходными крейсерами, чтобы нанести по противнику удар.

— Сам погибай, но товарища выручай, — пробормотал Елисеев, и усмехнулся — его матросы снова рвались в бой, как при «дедушке». Тем более в минную атаку на Бицзыво они не одни пошли — от Дальнего первыми вышли два минных катера, и ударить должны точно по времени, согласованно, и до срока осталось всего полчаса.

Да и наместник все же не на убой их бросил — в случае повреждений миноносцам приказано идти к Талиенваню. Пройти через проходы в минном заграждении — там будут ждать две самых сильных канонерки — «Гремящий» и «Отважный». А затем уйти вглубь бухты, встав на якоря в порту, под защиту береговых батарей.

Вот только в глазах их командиров, капитанов 2-го ранга Николаева и Лебедева, Евгений Пантелеевич увидел животный страх — идти к Дальнему они оба не хотели. Но пришлось, когда адмирал Алексеев пригрозил позорным увольнением без мундира и пенсии. Деваться офицерам было некуда — если главнокомандующий сам идет в бой, ведет крейсера, то им тоже воевать надо, ведь за трусость можно и под суд попасть, а приговор будет безжалостный. Но еще хуже несмываемый позор!

Хотя кто знает — для людей, лишенных чести, и позор не страшен, но тогда зачем носить на плечах погоны?!

— Мы чужие на этом празднике жизни, — пробормотал Фок, старательно слушая звуки ночного боя, и впервые в жизни морского, ибо всю свою боевую молодость воевал исключительно на суше, крупные реки довелось не раз форсировать, а после войны через 28 лет и «большой канал». А вот слушать, а иногда видеть, морской бой ему еще не приходилось.

— Семь торпед взорвались, значит, цели нашли свои, у берега ничего не громыхнуло. Стрельба ведется из мелкокалиберных пушек и трехдюймовок, — для видавшего виды военного определить на слух калибр работающей артиллерии легко, а потому, когда зачастили тяжелые «взбухи», Фок понял, что русским миноносцам пришлось туго. Они нарвались на японские крейсера, что стояли в охранении многочисленных транспортов — 152 мм и 120 мм всяко разно отличишь от всякой «мелочи».

— Тяжело парням приходится, пора им ноги уносить…

Набег русских миноносцев (не китайцы же в ночной бой ввязались) на Бицзыво порядком удивил Фока — ведь в истории русские моряки сидели тихо в Порт-Артуре, как мыши под веником. Только сетовали на злую судьбу и утирали сопли, до дрожи боясь выйти в море. Хотя в составе русской эскадры были три быстроходных крейсера, что могли навязать бой легким силам противника, попытаться «раздергать» их.

Ведь по большому счету, соревноваться с ними в скорости могли только четыре японские «собачки», каждый из которых по отдельности была слабее не только «Баяна», но и «Аскольда». «Новик» тут можно не учитывать, но его шесть 120 мм орудий были смертельно опасны даже для крупных миноносцев, которым он почти не уступал в скорости — недаром этот крейсер именовали порой «чехлом для машины». А при небольшом волнении мог запросто догнать любой миноносец — все же три тысячи тонн водоизмещения и триста — есть разница?!

Но что было, то было!

Так что диверсии против транспортов с десантом не предпринимали. Впрочем, точно так же вела армия, выполняя строжайший приказ Куропаткина — в бой не ввязываться, чтобы не понести потерь. А те отдельные батальонные командиры, что по собственной инициативе пытались придвинуть свои роты к месту высадки, одергивались собственным начальством — самое худшее, что может быть для инициативных командиров. Странная война шла — в «поддавки». Причем только с одной стороны — русской, а противник такой дурью не маялся.

Трудно понять логику Куропаткина в этой войне — все, что шло во вред русской армии, он ухитрился проделать. Ведь любому военному ясно, что противнику нельзя давать ни малейшей возможности уцепится за плацдарм, нужно сразу же скидывать вражеский десант в море — атаковать и еще раз атаковать, бросая все, что под рукою — артиллерию, пехоту, танки. Понятно, если у врага подавляющее господство в воздухе, у берега линкоры, что лупят из 16-ти дюймовых орудий, а из танкодесантных кораблей по аппарелям сходит на берег бронетехника.

Тут ничего не сделаешь, лихим наскоком врага не уничтожишь! Так на дворе сейчас начало 20-го века, а не середина и тем более не окончание тысячелетия, иные реалии!