На мостике «Лиллиан» наступило долгое молчание, глубокая и гнетущая тишина. Но через три минуты Кроу приказал рулевому стать на новый курс. «Лиллиан» повернула и стала на курс 97 градусов, направившись за 500 миль к востоку на помощь пострадавшему «Гаспару».

На борту «Лейчестера» никаких перемен к лучшему не наблюдалось — он полз по земному шару с бесконечно малой скоростью. Вся команда собралась на палубе, закутавшись во все, что смогли прихватить с собой в первые минуты бедствия. Сейчас уже никто не осмелился спуститься вниз, чтобы взять личные вещи. Все сгрудились на правом боку лодочной палубы, где ощущалось тепло от послеполуденного солнца, да и ближе к двум оставшимся лодкам. Так, на всякий случай, мало кто верил, что от лодок будет толк. Лаусон решил, что пора сооружать плоты. Люди собрались под присмотром боцмана и офицеров и выполняли их распоряжения. Дела оказалось не так много. Пустые бочки связывали вместе, нашли запасные доски для крышек на люки, из них на самодельных поплавках сделали помосты. В 14.00 один из плотов был спущен на конце веревки, чтобы проверить его мореходность. Но уплыл он недалеко. Первая же волна, ударившая в него, разорвала в клочья веревки и отправила бочонки и доски гулять во все стороны. После этого энтузиазм к строительству плотов быстро угас.

Делать в действительности было нечего, оставалось одно — ждать. Ждать чего? Ждать в слабой надежде (и она с каждым часом, по мере того как «Лейчестер» все дальше удалялся к юго-востоку, становилась все слабее), что на горизонте может появиться другой корабль. Или ждать момента, когда корабль перестанет выступать против законов равновесия и в конце концов опрокинется.

В 18.30 в правый борт ударила особенно крутая волна. Корабль сильно накренился влево. И еще больше влево. Целую непередаваемую по напряжению минуту он не делал никаких попыток вернуться в прежнее положение. «Неужто конец?… Разумеется, конец» — так подумали все. Но они ошиблись. Корабль вернулся в стабильное положение — ужасно медленно, но вернулся.

И Лаусон принял решение.

— Мы не можем больше ждать, — сказал он, обращаясь к Бейли. — Мы должны попробовать спустить лодки с правого борта. Море немного успокоилось, и они выдержат, если только нам удастся не разбить их о корпус корабля и не перевернуть. Во всяком случае, попытаемся.

Это была душераздирающая минута и бессмысленная цель. Когда шлюпка № 1 повисла и стала раскачиваться за бортом, она тут же ударилась о наклоненный корпус судна, от удара у нее разворотило оба планшира. Удержать ее подальше от корпуса могли только люди. Но кто решится сесть в такую шлюпку? После часа адского труда удалось опустить шлюпку всего на сорок футов, после чего она ударилась о выступ бокового киля и перевернулась. При этом в море упало все лежащее в ней снаряжение.

Все понимали бесполезность своих усилий, но что оставалось делать — в любой момент «Лейчестер» мог получить новый крен, выйти из которого уже не удастся. Поэтому они работали, ругались, обливались потом, иногда и кровью — и так до наступления темноты.

Когда свет померк, по небу над кораблем понеслись серые облака. Это к перемене погоды. Северо-западный ветер усиливался в течение нескольких часов, пошла серия мощных ударов встречных волн — этого страшного наследия урагана.

Обессиленные люди, которые уже почти на ощупь возились с лодками правого борта, стали готовиться к смерти. Все были убеждены, что, если разразится еще один шторм, никаких надежд на спасение у них не останется. Темнота усилилась, в порванных снастях завывал все крепчающий ветер.

21.00. Низкорослый моряк-кокни кое-как пробрался в коридор, освещая себе путь спичками, чтобы добыть сухарей и мясных консервов, — он хотел накормить своих товарищей. Когда он вышел из коридора и уже собирался повернуть на трап, ведущий на лодочную палубу, то, обернувшись назад, в сторону родной Англии, он заметил огни. И тут же закричал:

— Огни! Там огни!

Все головы тут же повернулись к нему, и все глаза уставились туда, куда он показывал рукой.

Из далекого черного моря показался тусклый белый свет, неподвижный, словно свет звезды. Это был мачтовый огонь идущего корабля.

За несколько секунд Лаусон и Бейли распаковали ракетницы и факелы, и вскоре небо над «Лейчестером» ожило от вспышек.

Лица людей, стиснувших ограждение правого борта, горели румянцем, они выглядели как обитатели ада, но в их глазах была надежда.

Вахтенный офицер «Сесиль Н. Бин» почти со страхом смотрел на пиротехнический спектакль, разыгравшийся над темнеющим морем.

— Это выглядело, — рассказывал он впоследствии, — как Четвертое июля в Вашингтоне! Парни старались действовать наверняка, чтобы их нельзя было не заметить!

Ответные ракеты пускали с «Сесиль» даже после того, как она изменила курс.

Через час корабль лег в дрейф в четверти мили от пострадавшего судна. Из-за того, что волнение моря усилилось, а ветер все крепчал, капитан «Сесиль» решил ближе не подходить. Он не хотел без нужды подвергать риску свое судно, а решил спустить две спасательные лодки с подветренной стороны «Лейчестера». Поскольку потерпевшие находились с наветренной стороны, капитан намеревался маневрировать своим судном так, чтобы иметь возможность подобрать лодки, когда они снимут людей с «Лейчестера», прикрывая их от ветра.

Задача не из легких. Корабли по десять тысяч тонн весом не рассчитаны на то, чтобы ими маневрировать как яхтами, особенно при предштормовом ветре с сильными боковыми волнами. «Сесиль» с трудом стала боком к ветру, чтобы спустить свои лодки. Первую спустили благополучно, но вторая пострадала настолько, когда волна стукнула ее о свое же судно, что ее пришлось поднять обратно на борт. Капитан решил не рисковать двумя оставшимися лодками без крайней необходимости — он заботился о собственной команде, а им предстоял еще долгий путь до Бермудских островов.

Разумеется, лодка, идущая к «Лейчестеру», шла не на прогулку. Те, кто следил за ее продвижением в лучах прожектора с капитанского мостика «Сесиль», часто совершенно теряли ее из вида, когда она попадала во впадину между волнами.

Когда же лодка наконец добралась до «Лейчестера» и попыталась зайти с подветренной стороны, волна так ударила ее, что руль соскочил с рулевого крюка и исчез, лодка сразу же стала почти неуправляемой.

В это время она находилась в пятидесяти ярдах от «Лейчестера». Рулевой, сложив руки рупором, крикнул громко, покрывая грохот волн, чтобы оттуда передали запасной руль. Матрос Мейр тут же снял руль с крюка одной из оставшихся на «Лейчестере» шлюпок и, обвязав страховочный линь вокруг талии, прыгнул в бушующие волны. В одной руке он удерживал руль.

Хотя лодка с «Сесиль» стала вновь управляемой, она не смогла подойти к «Лейчестеру». Корабль так сильно качало, что любая попытка пристать к нему наверняка оказалась бы роковой. Лаусон велел своим людям прыгать в лодку и сам помог им спуститься с круто накренившейся кормы.

Десять моряков решились на это, и лодка взяла курс на «Сесиль». Только десять, остальные остались ждать своей участи.

А на помощь «Лейчестеру» спешил второй корабль. Это был «Троперо», с борта которого также увидели ракеты «Лейчестера». «Троперо» тут же спустил две лодки, и они подходили к пострадавшему кораблю.

А шторм тем временем уже набрал силу. В темноте безлунной ночи, ослепленные каскадом брызг и ветром, и спасаемые, и спасатели в равной мере боролись за жизнь. Далеко не всем в эту ночь повезло.

К полуночи лодка с «Сесиль» получила столько повреждений, что ее тоже пришлось взять на борт. Лишь одна лодка с «Троперо» все еще выдерживала волны, хотя и не осмеливалась приближаться ближе чем на несколько сот футов к лежащему в дрейфе «Лейчестеру», вокруг которого бурлил прибой и вода кипела, словно у торчащего из воды рифа.

На борту «Лейчестера» все еще находилась половина экипажа. Борясь за жизнь, один за другим они бросались во вспененное море. Кое-кто стремился доплыть до лодки с «Троперо», но не все смогли найти ее в мрачной бушующей тьме, поэтому поворачивали к ярко освещенной «Сесиль», которая лежала почти в миле с подветренной стороны. Другие добирались до лодки с «Троперо», и их поднимали на борт.