ГЛАВА 29

Город встретил их лиловыми сумерками и потоками транспорта. На остановках толпились разъезжающиеся по спальным районам люди. Многие, не торопясь, прогуливались пешком, что-то на ходу жевали: чизбургеры или мороженое.

Дом ювелира на Кутузовском нашли быстро, с высоким цокольным этажом, еще довоенной постройки, с просторными подъездами и крохотными балкончиками. Сиур свернул во двор, а вишневая машина Влада, посигналив на прощанье, поехала дальше.

– Пойдем вместе?

Сиур не хотел оставлять девушку одну, всю дорогу он незаметно посматривал назад, не едет ли кто за ними. Ничего такого не заметил, но тревога, ставшая уже привычной, не проходила.

Во дворе сидели несколько благообразых московских старушек, с седыми, но аккуратно причесанными волосами, интеллигентного вида, и вели неспешную беседу. Дом был многоэтажный, поэтому особого любопытства к приехавшим не проявили, но на всякий случай посмотрели: кто, и в какой подъезд. Многие семьи здесь жили поколение за поколением, и знали, кто свой, кто чужой.

– К кому это? – Бабулька в круглых очках, похожих на пенсне, оглянулась, – К Евгению, или к Эдуарду Арнольдовичу?

В подъезде, куда вошли Тина и Сиур, проживал еще известный столичный профессор-уролог, к которому частенько захаживали пациенты. На его двери была прикреплена начищенная медная табличка с витиеватой надписью: «Эйдельман Эдуард Арнольдович, профессор медицины, академик». Ювелир жил как раз напротив, – таблички на его входной двери не было, но сама дверь оказалась железная, с непростым замком, и, по-видимому, двойная.

Хозяин долго рассматривал пожаловавших к нему посетителей в глазок, затем защелкали многочисленные запоры, цепочки, и молодые люди оказались, наконец, в просторной прихожей с высоким потолком, отделанной нелакированным светлым деревом.

– Евгений? Можно вас так называть?

Сиур с интересом смотрел на невысокого, крепкого, хорошо упитанного мужчину, темного брюнета с иудейскими, немного навыкат, глазами. Одет он был по-домашнему: в брюки из мягкого велюра и футболку с огромным вырезом, открывающую густо заросшую темными волосами грудь, в которых терялась массивная, витого литья золотая цепь.

– Конечно. Влад мне звонил. Чем могу быть полезен?

Из комнаты ленивым шагом выплыл огромный черный дог, ухоженный и лоснящийся, с дорогим металлическим ошейником, равнодушно посмотрел сытым взглядом и с чувством зевнул.

– Не бойтесь, он не кусается. На место, Рембо.

Дог махнул пару раз хвостом и с достоинством удалился, не проявив к гостям никакого интереса.

– Вот, называется, он меня охраняет! – Хозяин добродушно засмеялся. Видно было, что собаку он любит, несмотря на ее небойцовый характер и явную бесполезность в плане охраны.

Комната, обставленная, как офис, с кожаной мебелью и компьютером, сияла стерильной чистотой. Ничего лишнего.

– Присаживайтесь, – хозяин сделал приглашающий жест. – Коньяк? Кофе?

– Спасибо, я за рулем.

Сиур с удовольствием уселся, утонув в кожаном кресле, вытянул ноги. Пора было переходить к делу.

– А дама?

Ювелир взглядом знатока окинул Тину. Необычная женщина: вроде ничего особенного, а смотрел бы и смотрел.

– Нет, благодарю, – отказалась она. – Мы, собственно, по делу.

И голос у нее необычный, глубокий, – сразу видно породу, – не звенит, как пустышка. Евгению понравились посетители. С чем они пришли? Может, вещицу какую заказать для девочки? Девочка стоящая, что и говорить. И главное, непонятно, чем берет… но берет крепко, аж нутро переворачивается.

– Я весь внимание. – Он выпрямился и приготовился слушать.

В комнату вплыл дог, видно, соскучился сидеть один. Он вальяжно разлегся на дорогом ковре, вытянул лапы и положил на них громадную морду. Тина не удержалась и погладила его.

– Не могли бы вы проконсультировать нас по поводу одной вещи?

Сиур достал Будду и поставил на низкий черный столик.

Глаза ювелира сверкнули из-под густых длинных ресниц. Он взял фигурку в руки.

– Какая удивительная вещь! Первый раз вижу что-либо подобное. Работа очень древняя. Такую технику обработки камней и нанесения орнамента не используют пару тысяч лет, как минимум.

Он не задавал никаких вопросов, – клиенты этого не любят. Его дело оказать услугу. Но вещь действительно уникальная. Он откровенно любовался изгибами линий, изысканной пластикой, тонкостью работы. Неизвестный мастер не просто делал, он творил. Такое не каждый день увидишь.

Если захотят продать, куплю за любую цену, – решил Евгений. Вслух он сказал другое:

– Что, конкретно, вы хотите узнать? Цену? Историческую справку? Возраст? Место изготовления? Особенности работы? Или материал? Что?

– Все. – Сиур обратил внимание, как заблестели глаза хозяина, это ему не совсем понравилось. – Мы хотим узнать все, что вы сможете нам сообщить по данному предмету. – И добавил холодно. – Надеюсь, это конфиденциально?

– Это само собой разумеется. Если бы я не умел хранить тайны моих клиентов, то мой бизнес давно пришел бы в упадок.

Хозяин улыбнулся несколько заискивающе, он понял, что с этим посетителем шутить опасно.

Молчание и беспристрастность – вот залог безопасности, если занимаешься тем, чем он зарабатывал себе на хлеб с икрой. Первое ему удавалось неплохо, со вторым было похуже. Оставаться равнодушным и отстраненным при виде дорогих, а главное, красивых вещей, Евгению с детства не удавалось.

С течением времени он научился неплохо скрывать жадный блеск в глазах и невыносимый зуд в душе, но и только. Этот зуд был основным двигателем его процветания. Под его непрекращающимся воздействием ювелир пускался во все тяжкие; не спал ночами, дрожал от страха, – но шел на рискованные сделки, имел дело с авантюрными клиентами, – зуд был сильнее его. Нет, до сих пор он никогда не зарывался, но всегда был на грани. Трусость была его тормозом.

– Ну… м-м, – ювелир говорил не спеша, поворачивая в руках фигурку, – Похоже на изображение Будды, хотя… это, пожалуй, не Будда. Фантазия мастера далеко увела его от канонов подобных изображений. Индийские мотивы прослеживаются, это бесспорно. М-мм… очень изящная работа, тонкая работа, я бы сказал. Тут есть надпись. Но так просто не прочитаешь.

– Я знаю, что там написано. – Отозвалась Тина. До сих пор она сидела молча, слушала.

– Да? Это интересно, и что же? – Евгений перевел взгляд с девушки на мужчину. – Это не санскрит [40], насколько я понимаю. Кто вам переводил?

– Это не важно, – жестко сказал Сиур, давая Тине понять, чтобы она молчала.

– Ради Бога, я и не настаиваю. Кроме надписи, непонятна сама технология изготовления. Не представляю, как это сделано! Посмотрите на лотос – какие лепестки, сердцевинка, – поразительно!.. Мм-м… Огранка камней тоже необычная, да и сам подбор камней…м-м… нетрадиционный.

Евгений действительно удивлялся тем больше, чем тщательнее оглядывал божка. Что за странный Глаз изобразил мастер? Совсем не по-индийски.

– А вот это – мм-м…– Он показал Глаз Сиуру. – Это похоже на Око Гора, такой египетский символ. Диковинная это штука, символы, – изображают целые понятия одним условным знаком. Думаю, этот Глаз – и есть такой условный знак.

– Знак чего? – Сиур торопился, ему не хотелось ехать в полной темноте за город. Похоже, придется ехать в коттедж, спрятать там фигурку понадежнее.

– Если бы я знал… – Ювелир задумался. – Это ведь символ… мм-м… – вроде никто ничего не скрывает, все на виду, а попробуй, пойми. К тому же я не египтолог, – тут иная компетенция нужна. Но кое-что скажу, раз уж вы ко мне обратились.

Он помолчал.

– Бог Гор, Орел, Дух – заключает в себе всепроникающую жизненную силу. «Исполнись им, стань равным ему, покорись ему, и он унесет тебя на своих орлиных крыльях к твоей Цели».

– А что за цель? – Тина смотрела на пухлые руки хозяина, в которых уютно устроился Будда, который вовсе, оказывается, не Будда.

вернуться

40

Санскрит – древнейший письменный язык Индии, используемый как культовый язык брахманской религии. Принадлежит к индийским языкам идноевропейской семьи языков. Древнейшая форма санскрита – ведийское наречие, на котором написаны веды, священные гимны брахманской религии.