— Нет! — Эйприл села на постели. Лицо ее было перекошено от страха. — Нет! Только не в больницу! Они меня разрежут! Мне не нужна операция! Да я в жизни не была в больнице!
О'Хара обнял девушку за плечи и заставил снова лечь.
— Может, я вовсе не больна? Возможно, у меня просто болит живот, и все! Мистер Брэнсон не пустит меня назад. Раз в жизни выпадает такая удача, и вдруг все бросить! И, кроме того, я ужасно боюсь операции!
— У вас не просто так болит живот, детка.
— Вы можете вернуться, мисс, — успокоил девушку Брэнсон. — Но только в том случае, если будете слушаться нас с доктором, — он кивнул на дверь и вышел.
О'Хара вышел следом.
— Как по-вашему, что с ней?
— Врачам не полагается обсуждать диагноз пациентов с посторонними, — доктор сделал вид, что теряет терпение. — Я вам вот что скажу, Брэнсон. Вы можете получить полмиллиарда долларов и при этом стать народным героем. Такое случалось и прежде, хотя, наверное, не в таких масштабах. Но если девушка умрет из-за того, что вы не позволите доставить ее в больницу, вас возненавидит вся Америка. Власти не успокоятся, пока вас не поймают. ЦРУ займется этим. И можете быть уверены, эти ребята не станут тащить вас в суд. Брэнсон терпеливо выслушал О'Хару.
— Не нужно мне угрожать, доктор. Мы немедленно отправим вашу пациентку в больницу. Я только хотел попросить вас об одном одолжении.
— Конфиденциально?
Брэнсон кивнул. Доктор продолжал излагать свою точку зрения.
— Не нужно быть врачом, чтобы понять — эта крошка в опасности. Но аппендицит ли у нее? Угрожает ли ей перитонит? Я в этом не уверен. Люди болеют по-разному. Малышка очень возбудима, она из тех, кто живет на нервах. В такой стрессовой ситуации, как здесь, у таких пациентов бывают эмоциональные срывы. Их психическое состояние может спровоцировать симптомы вроде тех, что мы только что видели. Это бывает не часто, но все же бывает. Медицине известен так называемый мальтузианский синдром. Подобные больные невольно симулируют симптомы различных болезней, которыми они не больны. Если в нашем случае мы столкнулись с подобным заболеванием, пациентка невольно симулирует аппендицит. Постарайтесь понять мою точку зрения — я не хочу рисковать. Девушке могут потребоваться консилиум или услуги психиатра. Будь у меня соответствующее оборудование, я многое мог бы сделать сам. Что касается остального — я не психиатр. В любом случае надо ехать в больницу. Мы теряем время.
— Я вас не задержу. Вы не против, если мы обыщем вашу машину?
О'Хара удивленно посмотрел на Брэнсона.
— На кой черт вам это нужно? Я что, по-вашему, скрываю здесь трупы? Или наркотики? Ну, наркотиков у меня и правда много. Подумайте сами, что я могу увезти с моста или привезти сюда? Я врач, а не агент ФБР.
— Ладно, оставим это. Еще один вопрос. Вы не против, если мы пошлем с вами охранника для наблюдения?
— Можете послать дюжину охранников. Они все равно ничего не увидят.
— Что вы хотите этим сказать?
— Хочу сказать, что Харбен — главный хирург больницы, относится к своему отделению, как к новорожденному младенцу. Ему наплевать на вас и на ваш мост. Если ваши люди попытаются войти в приемную отделения «скорой помощи», он тут же вызовет дюжину снайперов. Не шучу — я это видел.
— Ладно, забудем, это не так уж важно.
— Сейчас важно другое. Нужно позвонить в больницу и попросить их подготовиться к приему пациентки. Нужно, чтобы доктор Гурон ждал нас.
— Доктор Гурон?
— Это главный психиатр.
— Понятно, — еле заметно улыбнулся Брэн-сон. — Вы знаете, что маршруты следования президентских кортежей выбирают таким образом, чтобы в любой момент можно было быстро добраться до ближайшей больницы? Просто так, на всякий случай. Очень удобно, не правда ли?
— Да, конечно, — О'Хара повернулся к водителю. — Включай сирену.
По пути к южному концу моста «скорая помощь» встретилась с автобусом телевизионщиков, за которым следовал грузовик с генератором. И сразу же к месту предыдущей пресс-конференции стали стекаться журналисты, фотографы, телеоператоры. Некоторые кинооператоры были настолько взволнованы, что стали снимать приближающийся автобус и грузовик, словно что-то необычайное.
Предстоящее шоу совершенно не интересовало Ревсона. Он выбрался из толпы и направился к автобусу прессы. Устроившись в своем кресле, он приподнял донышко футляра своего фотоаппарата, вынул оттуда миниатюрную рацию и сунул ее в карман. На освободившееся место Пол положил запасной рулон пленки. Укладывая на место донышко, молодой человек почувствовал, что за ним наблюдают. Ревсон поднял голову и увидел, что на него смотрит голубоглазый блондин с квадратной головой и с неизменной, словно приклеенной, улыбкой на лице. Пол подумал, что на должность своего заместителя Брэнсон наверняка выбрал неординарную личность.
— Вы Ревсон, не так ли?
— Да. А вы, как я понимаю, ван Эффен?
— Верно. А что же вы не с коллегами, не стремитесь запечатлеть мгновения, которым суждено войти в историю?
— Во-первых, было бы что запечатлевать. А во-вторых, телекамера сделает это гораздо лучше, чем фотоаппарат. В-третьих, простите за банальность, меня интересуют действительно выдающиеся моменты жизни. В-четвертых, я люблю наблюдать со стороны.
— Похоже, у вас нестандартный фотоаппарат.
— Верно! — Ревсон изобразил самодовольную улыбку собственника. — Ручная работа и ручная сборка. Редкий экземпляр. Единственный ж своем роде. Может работать и как фотоаппарат, и как кинокамера.
— Можно посмотреть? Я сам фотолюбитель.
— Пожалуйста.
Ревсон подумал: «В автобусе становится душно — видимо, сдает кондиционер».
Ван Эффен с видом знатока осмотрел аппарат. Он как бы случайно нажал на пружинку на донышке футляра. Кассета выскочила на колени Ревсону.
— Ох, простите! Я, видимо, еще маловато знаю об аппаратах, — ван Эффен перевернул фотоаппарат и осмотрел его нижнюю часть. — Здорово придумано!
Ревсон надеялся, что помощник Брэнсона не заметит слегка оттопыренный карман, где лежит рация. Ван Эффен аккуратно положил на место кассету с пленкой, застегнул клапан и вернул аппарат владельцу.
— Простите мне мое любопытство!
— Не зря говорят: «Любопытство — источник знания».
— Это верно! — ван Эффен снова улыбнулся своей ничего не значащей улыбкой и вышел.
Ревсон почувствовал, что у него на лбу выступили капли пота. «Интересно, заметил ли ван Эффен два маленьких пружинных зажима на донышке футляра? Скорее всего, заметил. Но понял ли он их назначение? Это вряд ли. Мало ли для чего они нужны!»
Пол посмотрел в окно. Заложники один за другим начали выходить из своего автобуса. Президент изо всех сил старался придать своему лицу спокойное и решительное выражение, достойное государственного деятеля. Ревсон заметил, что ван Эффен, стоя поодаль, наблюдал за появлением президента, короля и принца. Пол вышел из автобуса через правую переднюю дверь, с той стороны, где в этот момент никого не было. Молодой человек прошел к боковому ограждению моста и стал, облокотясь на него, потом небрежно разжал руку. Рация полетела вниз. Пол где-то читал, что при свободном падении с Золотых ворот предмету нужно всего три секунды, чтобы достичь до воды.
Никто ничего не заметил. Ревсон, как всегда, был осторожен. Он вернулся в автобус через ту же дверь и снова вышел из него, теперь через дверцу водителя. При его появлении ван Эффен едва заметно улыбнулся и продолжил наблюдать за очередным телешоу.
Режиссером, как всегда, был Брэнсон. Он сам рассадил заложников и журналистов. Фотографам, кино— и телеоператорам было разрешено самим выбрать ключевые позиции. На этот раз на площадке стояли не одна, а две телекамеры.
Спокойный, уверенный в себе Брэнсон начал очередную кампанию своей психологической войны. Этот человек оказался не только прирожденным генералом, но и талантливым режиссером, ведущим телевизионных шоу. Он умело переключал свое внимание с телекамер на сидевших перед ним людей.