Кэй демонстративно посмотрела на часы, хотя и без того знала, который час.

— Не думаете же вы, что я в такое время отправлюсь в Тру? А джип я оставила там. Я привезла вашу дочь от самого госпиталя Швейцера, месье Англэйд. Вы представляете, как это далеко?

— Так далеко? — Он взглянул на нее с уважением, потом перевел взгляд на Тину.

О чем он думал? Может быть, что, если дочь побывала в швейцеровском госпитале, она все-таки не призрак?

— Мул, прошу вас, — напомнила Кэй. — Мы с Тиной просто посидим здесь, пока вы не вернетесь. Поверьте, мы очень устали. — Когда он повернулся к двери, она добавила: — И не найдете ли вы ее мать? Я должна поговорить с вами обоими.

Пока его не было, она попросила Тину показать ей дом. Кроме передней комнаты, заставленной грубой, но причудливо украшенной самодельной мебелью, в нем было три спальни. Однако, несмотря на цинковую крышу — признак богатства для такой деревушки, — полы были земляные, плотно утоптанные и за много лет отполированные до блеска босыми ногами. Ну по крайней мере, здесь с кровли не будут падать ящерицы.

Ожидая возвращения Метеллуса, Тина снова расплакалась.

— Иди сюда, малышка, — тихо позвала Кэй.

Девочка замерла в ее объятиях.

— Послушай меня, милая. Мы не знаем, что здесь происходит, но мы не станем этого бояться. Слышишь?

— Слышу, мисс Кэй.

— Просто постарайся быть храброй, а говорить буду я. Хотя бы поначалу. Можно?

Тина кивнула.

Кэй похлопала ее по попке.

— Умница. Теперь сядь и попробуй успокоиться. Главное, ты дома.

Метеллус Англэйд управился с мулом не скоро. Или он долго искал свою жену. Дневной свет почти погас, когда он наконец появился в дверях, нагруженный седельными сумками. За ним вошла мать Тины. Кэй успела решить, как держаться в этой ситуации, и быстро встала ей навстречу:

— Здравствуйте, Фифайн Бономе. Я — сестра Гилберт из швейцеровского госпиталя.

Тина говорила, что мама у нее красивая. Возможно, слова дочери подтвердились бы, не будь женщина так напугана. "Сейчас надо потверже", — решила Кэй.

— Сядьте, Фифайн. Я должна с вами поговорить.

Женщина пугливо покосилась на дочь. Она не заговорила с девочкой и явно не собиралась обнимать ее. Ну что ж, она ведь думает, что перед ней ребенок, похороненный в могиле но дворе…

Дверь вдруг распахнулась, и в дом ворвались трое детей: девочка, похожая на Тину, но чуть старше, и двое мальчуганов — как горошины из одного стручка. Эти были примерно на год моложе. Розмари и близнецы, подумала Кэй. Все трое запыхались, но выглядели замечательно чистенькими для крестьянских детей. Босиком, конечно, но в приличной одежде. И красивые.

При виде Тины они остановились, словно налетев на стену. Глаза их распахивались все шире и шире. Девочка попятилась на шаг. Близнецы одновременно сделали два шага вперед и в один голос прошептали имя Тины.

Тина упала со стула, рухнула перед ними на колени. Обхватив руками их колени, она зарыдала так горько, что, должно быть, ослепла от слез.

Осмелевшая Розмари решилась придвинуться поближе. Решилась тоже опуститься на колени и прижаться щекой к щеке сестры.

— Отправьте детей в другую комнату, — велела Кэй их матери. — Я хочу поговорить с вами и Метеллусом наедине.

Фифайн Бономе только глазела на свой выводок, не в силах выговорить ни слова. Уйти им велел отец.

— Теперь вы должны выслушать меня, — сказала Кэй. Я расскажу вам, что знаю о вашей дочери, как ее нашем отец Тернер и… — Она прервалась. — Вы знаете отца Тернера?

— Прежнего священника из Вальери? — переспросил Mr теллус. — Мы его знаем.

— Хорошо. Я расскажу вам, как он нашел девочку и что было с ней после. Потом вы расскажете мне, как ее имя оказалось на той могиле. Понимаете?

Они кивнули.

— А потом, — сказала Кэй, — мы решим, что тут можно сделать.

Рассказ занял немало времени. Иначе и быть не могло она не слишком хорошо владела креольским. А она еще вставила короткую лекцию о том, что такое амнезия, ведь для нее было ужасно важно заставить их понять, что девочка совершенно нормальна.

Рассказывая о путешествии с Тиной из больницы в Буа-Саваж, она очень, очень постаралась избежать малейшего упоминания о ящерице-драконе и о странном видении на Сут-Дьябле.

— А теперь, — твердо закончила она, — пожалуйста, рассказывайте вы. Объясните мне, что это за могила.

— Тина заболела и умерла, — сказал Метеллус.

— Отчего заболела?

— Мы не знаем. Мы спрашивали, не ела ли она чего-то такого, чего не ели остальные. "Только манго", — сказала она. Ей дал два плода мальчик по имени Люк Этьен, когда она проходила мимо его двора по пути домой от подружки. Один — для нее, другой — для близнецов. Но дома она никого не застала, поэтому съела свое манго, и, когда мы вернулись, она уже была нездорова.

— Что значит "нездорова"?

— Живот выворачивало, и у нее была la fiev. Сильный жар. Я сразу пошел за хунганом. Он хороший человек. Он пришел и сделал что мог. Заварил для нее чай, накладывал руки — все такое. Он оставался с ней всю ночь, старался ей помочь. Но утром она умерла.

— Кто сказал, что она умерла? Хунган?

— Мы все, — не моргнув глазом отвечал Метеллус. — нечего и говорить — она была мертва, когда мы ее хоронили. Когда кто-то умирает… Может, люди, которых мы пошали, не такие ученые, как ваши доктора в больнице, но они умеют определить, что жизнь кончилась. Тина была мертвая.

— И вы думаете, что манго, которым угостил ее… кто?

— Люк Этьен.

— …могло ее убить? Вы думаете, яд?

— Отчего-то она заболела. Она никогда не болела прежде.

— Вы сказали, там было два манго.

— Да.

— Второе кто-нибудь ел?

Он покачал головой.

— Что с ним сделали?

— После похорон мы его вскрыли — я и еще кое-кто, чтобы посмотреть, нет ли в нем яда. Плод выглядел как обычно, но, конечно, наверняка сказать нельзя. Есть злые люди, очень искусные с ядами. На всякий случай мы его сожгли.

— Вы говорили с этим Люком Этьеном?

— Да, м'зель.

— Что он сказал?

— Сказал только, что сорвал манго с дерева у себя во дворе, ничего дурного не думал и дал их Тине для нее и для близнецов, потому что любит детей. Особенно этих.

Тут впервые заговорила мать Тины:

— Наши дети его любили. Он был славный парень.

— Что значит — был?

— Его сейчас здесь нет.

— О?.. И когда же он ушел?

— Вскоре после похорон, да, Метеллус?

Метеллус кивнул.

— И куда он ушел? — спросила Кэй.

Метеллус пожал плечами:

— Мы слышали, в Кэйп-Гаитен. Он там заработал много денег на ставках в петушиных боях.

Кэй, почувствовав, что засиделась, неловко встала и подошла к дверям. Дверь стояла открытой, но скоро ее придется закрыть — во дворе темнело. У забора все еще толпился народ. Повернувшись спиной к двери, Кэй хмуро взглянула на отца Тины:

— И вы совершенно уверены, что Тина была в гробу, когда вы ее хоронили?

— Совершенно. Никаких сомнений.

— Так вы говорите, что девочка, которую я вам привезла, не ваша дочь, а чужой ребенок?

Он взглянул на жену, она — на него. Повернувшись и отвечая взглядом на строгий взгляд Кэй, он пожал плечами:

— М'зель, что мы можем сказать?

Кажется, в четвертый раз за день, уперев кулаки в бока, Кэй гневно набросилась на них:

— Вы можете признать, что ошиблись, вот что вы можете сказать! Потому что смотрите! Когда доктор, читая названия по карте, назвал Буа-Саваж, она захлопала в ладоши и крикнула: "Вот где я живу!" А потом вспомнила свое имя — полное имя, точь-в-точь то, что вы написали на этой могиле. Тина Луиза Кристина Англэйд. И вспомнила ваши имена, и сестру, и близнецов. Так если это не ваша Тина, кто, по-вашему, это мог бы быть?

Женщина что-то шепнула.

— Что? — переспросила Кэй.

— Зомби.

— Что вы сказали?

— Li se zombie, — упрямо повторила женщина, встала и, отвернувшись, пробормотала, что ей пора готовить ужин.