Из-за ствола выпрыгнуло нечто темное и длинное, словно некая черная полоса пронеслась по воздуху. Существо приземлилось на крышу водяной мельницы. Анжеле показалось, что это крупная серая кошка с огромными желтыми глазами, зловеще сверкнувшими в полутьме.
Мгновение спустя Анжела услышала негромкий шорох — кошка скрылась из виду и, очевидно, пробиралась среди деревьев сада. Скорее взволнованная, чем испуганная, женщина торопливо покинула террасу и поспешила под защиту дома, в каждой комнате которого теперь сиял свет.
На следующий день, когда монсеньор Жоффруа обедал с ними на террасе отеля, Анжела упомянула о кошке. Филип не проявил особого интереса, но на аббата ее рассказ произвел ошеломляющее впечатление. Рука его дрогнула, и коньяк пролился на скатерть. После извинений он сказал с твердостью:
— Такого животного здесь нет.
— Да будет вам, монсеньор, — добродушно рассмеялся Филип. — Ничего в этом нет особенного. По улице, ведущей к Серому Дому, бродят целые дюжины кошек.
Аббат же, не сводя глаз с Анжелы, ответил:
— И тем не менее я настаиваю, что такое животное не существует. Это лишь обман зрения…
Анжела промолчала, и разговор перешел на другую тему. Но время от времени она ловила на себе взгляды аббата, и в глазах его читалась озабоченность.
Работы в доме шли полным ходом. Деревья одевались в осенний наряд, и заброшенный, унылый участок постепенно приобретал опрятный, современный вид. Тревога Анжелы отступила. В ноябре супруги, как и планировали, собрались уехать в Англию, чтобы вернуться в апреле. Им предстояло покинуть Францию в следующий вторник, а пока они бродили по дому, на досуге наблюдая за рабочими и предвкушая грандиозные перемены, которые наступят весной.
Архитектор, которого они наняли, Роже Фрей полностью одобрил идеи Филипа. Филип понял, что может полностью положиться на архитектора и желаемый эффект будет достигнут. Дом должен будет представлять собой смесь старины и современности, предполагались все удобства, но Филип хотел сохранить средневековую атмосферу, особенно в большом холле.
Крышу уже почти закончили, и в восточной стене холла, над камином, пробили два окна.
Насчет этих окон у Филипа были кое-какие идеи, но до своего возвращения он не хотел делиться ими с Анжелой и рабочими.
Во время отсутствия хозяев Пьеру и его людям предстояло закончить крышу, вставить рамы и застеклить окна, установить котел центрального отопления, замостить площадку перед домом и построить гараж, отчистить и оштукатурить стены комнат и обшить большой холл дубовыми панелями. Филип уже представлял себе, какой эффект будет производить дом.
Рабочие начали отскребать стены большого холла; леса и электрические провода уходили на головокружительную высоту над плиточным полом; другая группа возилась на крыше, и дом гудел, как потревоженный улей.
Какой поразительный контраст с тем, что Филип и Анжела увидели, впервые появившись здесь! Писатель мерил шагами террасу, курил трубку и представлял себе, как будет работать здесь над новой серией мистических романов.
Издатель был доволен его творениями, и Филип не сомневался, что в этом столь располагающем к работе месте достигнет еще больших результатов. Если бы только Анжела полюбила Серый Дом… Ему показалось, что в последнее время дом нравится жене больше, и он был уверен, что, увидев кухню, оснащенную сверхсовременной техникой, она будет от Серого Дома в таком же восторге, как и он сам.
Внезапно размышления Филипа прервал крик.
Через несколько мгновений Филип услышал громкий топот — кто-то бежал по каменному полу. Это был Пьер.
— Месье!
В голосе его ощущалось необычное возбуждение. Филип торопливо направился к строителю. Они достигли порога большого холла одновременно, и секунду спустя возбуждение Пьера передалось хозяину.
Рабочие отчищали стену, подготавливая ее к оштукатуриванию. Филип давно вынашивал идею фрески, которая стала бы главным украшением холла, и вот, похоже, он получил то, что хотел. Под слоем грязи и старой штукатурки на стене обнаружилась роспись.
Рабочие расчистили пока только участок, на котором был виден старинный мундир с золотыми пуговицами. Филип взобрался на леса и принялся рассматривать появляющееся из-под слоя грязи изображение. Пьер тоже схватил тряпку и ведро с водой, и все четверо лихорадочно принялись отмывать стену.
В доме царила тишина; Анжела с монсеньором Жоффруа отправились на прогулку, а люди, работавшие на крыше, обедали.
Час спустя фреска была очищена. Взглянув на стену снизу при ослепительном свете электрических ламп, Филип с ликованием понял, что вот она, изюминка холла, и она на удивление гармонирует с его профессией сочинителя мистических произведений. Но в то же время его посетили сомнения относительно того, что все без исключения гости воспримут эту картину с таким же энтузиазмом.
Яркие краски нисколько не потускнели после долгого контакта со штукатуркой и грязью — казалось, фреска только что написана. Она изображала старика с отвратительным, злобным лицом, в серой треуголке и голубом сюртуке с золотыми пуговицами. На ногах у него были чулки, подвязанные золотыми лентами, и черные башмаки с золотыми пряжками. Старик яростно продирался через какие-то заросли. На руках он нес девушку с поникшей головой.
Она была обнажена, по ее розовому телу, с безжалостной четкостью выписанному неизвестным художником, явно обладавшим большим талантом, струилась кровь из порезов, оставленных, по всей видимости, колючками ежевики. Глаза девушки были закрыты — она была или в обмороке, или мертва, длинные золотистые волосы волочились по сырой траве. Трудно было словами передать жуткое впечатление, которое картина производила на зрителя.
В левой руке старик держал странный кнут с острым наконечником, точно такой же, как и тот, что был найден в этом доме несколько недель назад.
Рабочие продолжали отмывать стену, загородив от Филипа правый нижний угол картины. Он прошелся по холлу, пытаясь найти лучшую точку обзора.
В самом низу картины располагался эмалевый герб с латинским девизом. Филип решил уточнить у монсеньора Жоффруа, что в точности означает эта надпись. Строители на крыше снова приступили к работе, возобновился неумолчный стук молотков, и Филип услышал на крыльце шаги аббата.
В электрическом свете лицо священника казалось мертвенно-бледным, он пошатнулся и поднял руку, словно желая защититься, — он увидел фреску.
— Во имя Господа нашего, месье! — хрипло вскрикнул он. — Только не это…
Озадаченный, Филип бросился ему навстречу, но тут раздался испуганный крик. Монсеньор Жоффруа с удивительным для своего возраста проворством опередил Филипа. Двое мужчин подхватили Анжелу, которая потеряла сознание и едва не рухнула на каменные плиты.
— Выйдем отсюда, — прошептал священник Филипу, когда они подняли женщину. Он махнул рукой встревоженным строителям, толпившимся на лесах. — Ничего, ничего особенного. Просто легкий обморок — мадам напугала картина.
Полчаса спустя Филип вернулся в холл. Анжела, бледная и растерянная, уехала в отель с Роже Фреем, который заглянул на стройку, чтобы узнать, как продвигаются дела. С трудом успокоившись, она отказалась объяснить причины своего обморока.
Изображение действительно производило жуткое впечатление, признался себе Филип, стоя там, где упала в обморок его жена. Даже его упрямый материализм дал трещину после случившегося. Монсеньор Жоффруа, прежде чем идти утешать Анжелу, посоветовал Филипу соскоблить роспись со стены.
— Ничего хорошего не будет, если вы ее оставите, — настаивал он, не желая или будучи не в силах объяснить что-либо.
Герб в углу странной картины принадлежал де Меневалям. Под геральдическим щитом красовался девиз, в согласии с которым жили представители этого рода: "Делай все, что пожелаешь".
Но больше всего встревожила Филипа одна деталь росписи. По поводу ее монсеньор Жоффруа хранил молчание.
Филип снова взглянул на фреску, и на ум ему пришли слова аббата. За отвратительным стариком и его жертвой следовала кошмарная кошка. Животное это было в три раза больше кошек, когда-либо встречавшихся смертным. Огромная серая кошка с пылающими желтыми глазами.
