— М'зель, это мои знакомые, — сказал он. — Они устроят нас на ночь.

Он представил их как Эдиту и Антуана, не назвав фамилий. Кэй пожала руки хозяевам. Наугад она сказала бы, что обоим далеко за шестьдесят. Босые, почти беззубые, оба с лицами, немного обезображенными давними вспышками фрамбезии.

Слава богу, теперь Гаити очищен от этой заразы.

— Пожалуйста, заходите в дом, — сказал Антуан. — Я займусь мулами.

— Погодите!

Никто не должен был трогать сумку из коричневой кожи. Отцепив ее от седла, Кэй повесила сумку себе на плечо.

И доме были две маленькие комнатушки. В передней стояли четыре самодельных стула и стол, во второй — самодельная кровать. Ни двери в перегородке, ни кухни. Готовили здесь снаружи, под навесом.

Вы с девочкой ложитесь на кровать, — распорядилась Эдита таким тоном, что о возражениях и думать не приходилось, — Мы с мужем ляжем здесь, в зале, и Джозеф тоже. Джозеф — сын моей сестры.

— Спасибо.

Ей не впервой было спать в крестьянских калье. Сестры из швейцеровского госпиталя часто поступали так, как в голову не пришло бы их коллегам из более цивилизованных стран. Конечно, в постели могут быть насекомые. Но на земляном полу вполне могут оказаться крошечные бестии, которых здесь называют "чигре". Они забираются под ногти и откладывают там яйца.

— Тине надо отдохнуть перед ужином, — сказала Кэй. — Я помогу вам готовить, Эдита.

Женщина с удовольствием приняла ее помощь. Девочка заснула, едва добравшись до кровати.

На ужин, как увидела Кэй, войдя в кухню, предполагалась тушеная кура. Первым делом — зарезать курицу. Эдита управилась с ней своим мачете, потом очистила отрубленную голову и кинула в горшок вместе с тушкой. Кэй нарезала меланги, порей и морковь. За работой женщины разговорились.

— Куда вы едете, м'зель, если смею спросить?

— В Буа-Саваж. Тина там живет.

— О?..

Кэй объяснила, сделав упор на потерю памяти, которой страдала девочка.

— Там вокруг и не такое случается, — заметила Эдита, покачав головой. — Вы знаете те места?

— Нет, я совсем не знаю этих гор. А что там случается?

— Ну… неестественные вещи.

— Буду?

Каждый раз, когда сельские жители начинали говорить в таком тоне, можно было не сомневаться, что подразумевается вуду. Или связанные с ним тайны.

— Нет, думается, не вуду, м'зель. Скорее, колдовство или ведовство. Вы знаете, в тех местах есть человек по имени Маргал.

Глубокая морщина на лице Эдиты объяснялась не только следами фрамбезии.

— Маргал? Нет. Кто он такой?

— Бокор. Вы знаете, что такое бокор?

— Знахарь?

"Признай, что тебе что-то известно, и узнаешь больше".

Эдита кивнула:

— Маргал сильный колдун, так говорят. Может быть, самый сильный на Гаити. Есть чего бояться.

— И он живет в Буа-Саваже? — Кэй не радовала перспектива оставить Тину в деревне под властью подобного человека.

— В Легруне, в нескольких милях оттуда. — Женщина все хмурилась. — Может, вы с ним не встретитесь. Надеюсь, что нет.

— Я тоже надеюсь.

Пока готовилась курица, стемнело. Женщина в своей кухне пользовалась лампадкой, сделанной из бутылки, но, когда настала пора нести ужин в дом, позвала мужа с фонарем. Кэй разбудила Тину, и все пятеро уселись ужинать в передней комнатке, наполнившейся теперь, когда закрыли дверь, запахом керосина от фонаря, чадившего на стенном крючке. Несколько минут ели молча, затем Эдита, взглянув на сидящего напротив мужа, заговорила:

— Эти люди, Антуан, собираются в места, где живет увечный бокор.

— Джозеф мне так и сказал.

В Кэй пробудилась любознательность медицинской сестры.

— Увечный, говорите?

Они закивали.

— Он не может ходить, — пояснил Антуан. — О том, отчего это, рассказывают по-разному. Одни говорят, это после того, как фура, на которой он ехал, перевернулась и придавила его. Другие, что он замешался в политику и враги в столице раздробили ему ноги. Еще говорят, его мул сорвался со скалы Сут-Дьябле…

— Вы завтра увидите Сут-Дьябле, — перебила Эдита, — и судите сами, можно ли выжить, упав с него. Так или иначе, ходить Маргал не может, но он очень даже живой.

— И очень страшный, — добавил Антуан.

После ужина легли спать. В этих отдаленных горных районах мало кто остается на ногах в темное время. В первую очередь потому, что керосин для фонарей стоит дорого и привозить его приходится издалека.

Но заснуть на крестьянской кровати оказалось непросто. Во всяком случае для Кэй, у которой все болело. Тюфяки были набиты какой-то жесткой травой, сбивавшейся комками. Стоило ей пошевелиться в поисках более удобного положения, трава трещала, как на огне. Тина, слава богу, уснула, но Кэй лежала без сна.

И нельзя сказать, чтобы в тишине. Кто-то из троих, спавших в "зале", громко храпел. В лиственной крыше урчали, щелкали и шуршали гекконы. За стеной еще какая-то ящерица производила такие звуки, будто старался откашляться человек с больным горлом, а древесные лягушки свистели, как игрушечные паровозики. Но звуки снаружи доносились приглушенно — в стенах не было окон. На такой высоте думают о том, как бы сохранить тепло, а не прохладу.

Похожий на таракана светляк того рода, который крестьяне называют кукуе, залетел из передней комнаты, мигая в полете зеленым огоньком. Он прополз по стене на крышу и мерцал в листьях, как надоедливая рекламная вывеска.

Вопреки всему, Кэй все же задремала.

И вдруг Тину, лежавшую рядом, пробрала дрожь.

Девочка видит сон? Если так, наверняка опять кошмар. Она спала, сложив ладошки под щекой, но теперь рывком перевернулась на спину и застонала.

"Проклятие, нельзя ее будить, но придется, если она не перестанет". Кэй, приподнявшись на локте, всматривалась в подергивающееся детское лицо, радуясь теперь мерцанию светляка на крыше.

Что-то с глухим стуком упало с кровли в ноги кровати. Геккон, конечно, но она все же повернулась проверить.

Ящерки-гекконы, маленькие и безобидные, даже довольно милые.

Тина в кошмаре металась так, что вся кровать тряслась под ней. Кэй протянула руку, чтобы разбудить девочку. Снова что-то шлепнулось на кровать. Кэй снова повернулась туда.

С кровли сорвался светляк. Не переставая светиться, он ворочался на спинке, беспомощно перебирая ногами в воздухе в шести дюймах от геккона.

Голова ящерки развернулась в сторону жука, глазки-бусинки следили за его усилиями. Передние лапки, похожие на крошечные ладони, цепко впились в одеяло. Тонкое шоколадное тельце приподнималось и опускалось, словно геккон проделывал отжимания.

Разинув рот, он рванулся вперед.

Крак!

В комнате стало темно, как в яме. Девочка рядом с Кэй резко села и завопила так пронзительно, что хижина содрогнулась.

Дальнейшее было настолько ужасно, что Кэй с огромным трудом удержалась, чтобы не завопить вместе с девочкой. Проглотивший светляка геккон в изножье кровати увеличивался в размерах. Он уже вырос в темное пятно, закрывавшее собой почти всю кровать. Его лапы вцепились в одеяло, голова развернулась к Кэй и вопящей девочке, тело вновь стало пульсировать.

Он подобрался для прыжка, его ужасная пасть готова была захрустеть новой добычей.

Почти не сознавая, что делает, Кэй подхватила девочку и вместе с ней скатилась с кровати на земляной пол, в сторону открытого дверного проема. Очень вовремя. Она ползла к двери, увлекая за собой визжащего ребенка, когда услышала щелчок сомкнувшихся челюстей. На четвереньках, не выпуская Тину, она выбралась в переднюю комнату.

Вопли потревожили спавших там. Антуан зажигал фонарь. Его жена обняла Тину и гладила ее, уговаривая успокоиться, ведь все уже хорошо. Джозеф, помогавший Кэй подняться на ноги, бросил на нее странный взгляд, потом отвернулся, чтобы заглянуть в черневший проем, к которому подошел Антуан с фонарем в руке.

Тина замолчала. Кэй шагнула к двери, чтобы заглянуть и комнату, откуда только что выползла, словно спасаясь от смерти.