— Я! — вызвался Сергей. — Но лучше отварить.

— Годится, — согласился врач-реаниматолог.

— А я порежу сало, — вызвался Косиньский. — Привез с собой немного. С картошечкой варенной — объеденье.

— Есть к-колбаса и сыр, — добавил Кир.

— И килечка в томате, — сказал Кувайцев. — Под водочку — прекрасная закуска. За дело, мужики!

Они прекрасно посидели: выпили, поели, поболтали. Кир убедился, что соседи ему достались замечательные. Веселые, открытые, без гнили.

А завтра было сочинение. Преподаватель курсов не ошиблась — каких им обещала классиков, такие и попались. Обрадовавшись, Кир выбрал Маяковского. Системник подсказал цитаты, затем проверил текст на ошибки, Кир сдал свои страницы довольный донельзя. И очень удивился, когда на следующий день узнал, что получил «четыре». Отправился в приемную комиссию.

— П-почему ч-четыре? — спросил у секретаря. — Т-там н-нет ошибок.

— Тема не раскрыта полностью, — сказала та, глянув в какие-то листки с пометками. Как видно, и другие спрашивали. — Преподаватель так решил. Будете обжаловать?

Кир лишь махнул рукой — да ну вас! На устных компенсирует. Поговорив с соседями, он понял, что ребята не блещут знаниями — давно учились. Кувайцев в прошлый раз сдал экзамены на тройки, и для поступления не хватило единственного балла. У заочников, как Киру рассказали, проходные баллы намного ниже, чем у дневного отделения, но конкурс все же есть.

Четверки получили все его соседи, чему немало радовались, но отмечать не стали — готовились к другим экзаменам. Учебники, которые привезли с собой, листали добросовестно. Но это всем надоедало, и Кувайцев вдруг спросил у Кира.

— Есть, что почитать? Из твоего?

— Р-рассказ, к-который п-присылал н-на к-конкурс.

— Давай!

Рассказ он прочитал, не отрываясь.

— Сильно, — сказал, отдав ему листки. — Мужская проза, без соплей. Не верится, что написал пацан. Не обижайся, Костя, но среди нас ты словно белая ворона. Двадцать один годок всего. Сергею двадцать пять, и он почти что самый молодой из поступающих, мне тридцать два, а Виктору двадцать девять. Тут есть и мужики за сорок.

— Мне можно почитать? — спросил Кострица.

Кир дал ему рассказ. Затем его прочел Косиньский — и оба похвалили, хотя, как Киру показалось, Сергей хвалил не искренне. Почему, он понял, ознакомившись с повестью Кострицы. Написана талантливо, но тяжеловато и цветисто. Кострица явно подражал столпам советской прозы, так называемым «деревенщикам».

Экзамены продолжись. Историю СССР Кир сдал на «пять» — ответы подсказал системник. Он написал их на листках и, сев напротив экзаменатора, заикаясь, стал пересказывать, но тот остановил абитуриента, забрал листки и пробежал глазами текст.

— Отлично!..

Такое повторилось и на других экзаменах. Кир начинал рассказывать, его немедленно останавливали — заику не хотели слушать, и проверяли, что он написал. В итоге в ведомости ставили отличную оценку. Лишь на экзамене по литературе, преподаватель, взяв его билет, поинтересовался:

— Что вы читали из Аксакова?

— «З-записки об уженье р-рыбы».

— Вот даже как? — экзаменатор поднял бровь. — Обычно вспоминают «Аленький цветочек», да и то довольно редко. Аксакова сейчас читают мало, хотя он в прошлом веке популярным был — переиздавали часто. Понравились «Записки»?

— Очень, — искренне ответил Кир. — Язык в-великолепный.

— Рад, что у нас будет учиться, такой начитанный студент, — сказал экзаменатор. — Пять!

Кир поступил, его соседи — тоже. Найдя свои фамилии в списке, вывешенном на доске объявлений, все четверо решили событие отметить. Купили водки и закуски, нагруженные сумками, поднялись на шестой этаж. И тут же увидали суету возле одной из комнат. У дверей ее толпились люди, внутри кто-то кричал.

— Что тут происходит? — спросил Кувайцев, подойдя поближе.

— Лера… — вздохнула девушка, стоявшая у входа в комнату. — Она не поступила. Окно открыла, на подоконник влезла и кричит, что прыгнет вниз. Напилась, дура, и психует.

— А н-ну-ка!

Кир оттер ее плечом и просочился внутрь. Следом проскользнул Олег. Картина, открывшаяся их взорам, впечатляла. Растрепанная, расхристанная девчушка стояла на подоконнике возле открытого окна спиной к нему. Одной рукой цепляясь за откос, она безумными глазами смотрела на столпившихся у входа. Лицо заплаканное, некрасивое.

— Не подходите! — закричала, увидав Олега с Киром. — Я спрыгну!

В подтверждение угрозы, она убрала руку от откоса и покачнулась, с трудом удерживая равновесие. У входа ахнули.

«Дрон, атакуй! Толкай ее внутрь комнаты! Но мягко».

Не различимая для глаза тень сорвалась с крыши и, разогнавшись, толкнула потенциальную самоубийцу внутрь. Девчонка отшатнулась от окна и засеменила по широкому подоконнику. Она упала б на пол, не подхвати ее на руки Кир. Сжав худенькое тело, он усадил ее на койку и, не отпуская, обернулся к зрителям.

— В-всем в-выйти! Она н-нуждается в-в осмотре.

— Мы медики, товарищи! — поддержал его Олег.

Зеваки рассосались, дверь в комнату закрылась. Олег, вскочив на подоконник, закрыл окно на шпингалеты и спрыгнул на пол. Кир отпустил девчонку, взял стул и сел напротив.

— Т-тебя з-зовут В-валерия? — спросил несостоявшуюся самоубийцу.

— Да! — всхлипнула девчонка.

— Я К-константин. С-смотри с-сюда, с-сейчас увидишь ф-фокус.

Он начал делать пассы перед ее взором. Девчонка удивилась, но глаз не отвела. Через минуту взгляд ее застыл.

— Т-ты с-слышишь м-меня, Л-лера?

— Слышу, — ответила она.

— Т-тебе с-спокойно и п-приятно, т-тревоги в-все ушли. Т-так, Л-лера?

— Да.

— З-замечательно. В-все б-будет х-хорошо. Н-на этот р-раз н-не п-поступила, з-зато п-поступишь в б-будущем г-году. Т-ты умная, т-талантливая и к-красивая. С-согласна?

— Да.

— С-сейчас уснешь, п-проснешься ч-через ч-час и з-забудешь в-все, ч-что б-было в-в этой к-комнате н-недавно. С-спи!

Глаза у девушки закрылись, Кир подхватил ее на руки и уложил на койку.

— П-пойдем! — сказал Олегу. В коридоре он спросил толпившихся зевак: — К-кто с-с н-ней ж-живет?

К нему приблизились три девушки.

— Она уснула, н-не б-будите, — сказал им Кир. — К-когда п-проснется, н-не в-вспоминайте ей с-случившего.

— Проявите деликатность, — поддержал его Кувайцев. — Валерия пережила стресс, пусть успокоится. Понятно?

Соседки Леры закивали.

— Все, расходитесь! — сказал собравшейся толпе Олег. — С девчонкой все в порядке. Жить будет. Как врач-реаниматолог гарантирую, — он усмехнулся.

Зеваки разошлись, а четверо новоиспеченных студентов направились к себе, где принялись готовить праздничный обед. Кувайцев, улучив момент, когда Сергей и Виктор вышли в кухню, спросил у Кира:

— Ты ее загипнотизировал?

— Д-да, — ответил Кир.

— Как ловко! Глазом не успел моргнуть.

— Она ж-же истеричка, — пожал плечами Кир. — Т-такие б-быстро п-подаются.

— Поэтесса, — Олег презрительно скривился. — Где научился? Ты техник, а не врач.

— П-преподаватель б-был х-хороший, — расплывчато ответил Кир, нисколько не соврав. Преподаватель вправду был хорошим. А то, что на другой планете, не так уж важно.

— Меня научишь? Я так не умею, хотя лечу руками. Все женщины нашей клиники об этом знают, — Кувайцев усмехнулся. — Взамен я покажу тебе воздействие на точки тела. Так можно снять боль, к примеру, или помочь больному излечиться. Нас в институте обучали.

— Д-договорились, — Кир кивнул. Говорить Олегу, что в этом разбирается не хуже, не стал. И без того немного прокололся, как говорят здесь. Откуда у зубного техника умение гипнотизировать?

Спустя каких-то полчаса стол был накрыт. Олег разлил по кружкам водку и взял свою.

— Ну что, товарищи студенты Литературного института? — спросил, окинув взглядом стол. — Чего тут с вами видим? Картошечка отварная, селедка с луком, котлеты из кулинарии, колбаска «Докторская» и лучшая закуска в мире — сыр плавленный «Дружба». За дружбу я и предлагаю выпить, затем все это подмести. Как там у Гоголя? «После чего все это немедленно было приносимо и…»