Андрей засмеялся. Ему вспомнилось, как непривычные к русскому напитку французы с ужасом обнаружили, что не могут встать, — ноги не слушались их.

— Если будет возможность, я постараюсь выписать для вас несколько бочонков, святой отец, — сказал он.

— О, это было бы чудесно! А кстати, я давно хотел спросить у вас, почему тогда духовные лица покинули княжеский пир так рано? Разве ваша религия запрещает своим служителям все радости земные?

«Аще епископ упьётся — 10 дней поста», — вспомнил Андрей митрополичий приказ.

— Видите ли, святой отец, — начал он, — наша религия не так сурова, чтобы запретить духовным лицам все радости. Вы сами видели: им разрешается присутствовать на мирском пиру, вкушать всё, что поставлено на стол, но они должны покинуть пир, как только начнётся «играние, плясание и гудение».

— То есть когда появятся музыканты?

— Ну да.

— А почему?

— Чтобы не осквернять свои чувства виденьем и слышаньем.

— Бог мой! И прекрасные звуки музыки никогда не касаются их ушей?

— Нет, отчего же? Церковные песнопения у нас красивы и музыкальны. А вот дудари, плясуны, гудошники, скоморохи — это всё считается для духовных грехом…

Закончить рассказ Андрею не удалось. Встреченная громкими, восторженными криками, в зал вошла разряженная, сияющая Сюзон с царственным младенцем на руках.

— Виват! Виват! Да здравствует будущий король Филипп Первый! — загремели десятки глоток.

Все кубки взметнулись над головами вставших гостей, ножи приветственно застучали по оловянным тарелкам, а встревоженные собаки залились лаем. Филипп I вздрогнул, сморщился, раскрыл рот и присоединил к общему гаму свой пронзительный вопль.

— Каков голос, а? — гордо сказал король Генрих. — Он сумеет командовать в любом бою!

Филипп, однако, кричал всё громче и громче. Анна, сидевшая рядом с мужем, улыбнулась и, протянув руки, взяла орущего сына из рук Сюзон, а Генрих, обняв их обоих, звучно расцеловал зарумянившиеся щёки жены.

«Как она похорошела!» — думал Андрей, издали улыбаясь подружке своих детских лет. Анна ответила ему лёгким движением руки.

— А что я вам говорил? — услышал Андрей голос подошедшего Жака. — Взгляните, каким счастьем сияет прекрасное лицо королевы. Поверьте мне, она не будет больше грустить!

Прижимая к груди замолчавшего Филиппа и отвечая на приветствия, Анна лукаво поглядывала на друзей, оживлённо шептавшихся на дальнем конце стола. Их близость, видимо, нравилась ей.

— Пора и вам подумать о том, чтобы стать счастливым, Андрэ! — настойчиво продолжал Жак.

— Может быть… — мечтательно ответил Андрей.

— Ну, вот и прекрасно! Выпьем же за счастье, друг мой!

— За счастье, Жак!

Серебряные кубки мелодично звякнули, ударившись друг о друга, и несколько капель вина пролилось на руку Андрея. Он медленно выпил свой кубок до дна, улыбаясь другу и думая про себя, что разные вещи подразумевают они под счастьем. Ах, какие разные!

Не прекрасная Мадлена царила в его мечтах. Не её ласковые взгляды, а золотые купола Софии светили его сердцу…

Русь! Родная, далёкая Русь!

— Господин Андрэ, зовёт королева! — доложил вбежавший Арно.

— Хорошо. Скажи — иду.

Убирая в шкатулку недоконченное письмо, Андрей подумал, что бог весть, когда доведётся случай весточку эту князю Ярославу отправить. Годы и годы могут пройти, прежде чем снова забредёт купец или другой кто, на Русь идущий. Неведомо князю даже, что стал он дедушкой будущего короля Франции. Ах, ты, даль, даль проклятая, дороги трудные, опасные, Киев с Парижем разделяющие…

В коридорах дворца навстречу Андрею попалась старая Сюзон. Андрей вежливо раскланялся с ней, будто с важной дамой, — бойкая, умная старуха нравилась ему, и он знал, что она искренне предана Анне.

— Э-э, красавчик, — подмигнула Сюзон, фамильярно хлопнув его по плечу, — скоро будем, говорят, пировать на твоей свадьбе?

«Фу ты, господи, — подумал Андрей, — кажется, весь дворец знает о моих делах куда больше, чем я сам!» Старуха, хитро улыбаясь, явно ждала ответа.

— Полно, матушка Сюзон, — сказал он, — что это тебе вздумалось женить меня? Я ещё молодой, погулять хочу!

— Секретничай, если хочется, — засмеялась Сюзон. — А я что знаю, то знаю. Ну, ступай, королева тебя ждёт, да и мне некогда…

Анну Андрей нашёл около позолоченной, увенчанной короной колыбельки Филиппа. Молодая женщина мерно покачивала уснувшего сына, чуть слышно напевая старинную русскую песенку, которой когда-то и её убаюкивали няньки да мамки. Сияющие глаза королевы с любовью и гордостью смотрели на пухлое, красное личико.

— Тсс… — шепнула она. — Еле-еле угомонился. Такой вояка — не приведи господи! Выйдем отсюда.

В соседнем покое, где толпились придворные дамы и девицы, Анна указала Андрею на стул около камина и, знаком отпустив приближённых, села около него.

— Ты всё хорошеешь, Ярославна, — улыбнулся Андрей.

— А я вот про тебя не могу того сказать. Худой стал такой да бледный, ровно тебя хворь какая точит. С чего бы?

Андрей молчал, глядя в сторону.

— Ты почему не отвечаешь? Или уж позабыл, как клялся по дружбе ничего от меня не скрывать? Говори!

— О чём говорить-то мне? Здоров я…

— Может, по девице какой сохнешь?

— Вот придумала тоже! — засмеялся Андрей.

— Ну, слушай же. Разговоры давно идут, время дело делать. Пора тебе жениться, Андрей, да вот такого же бутуза завести, как мой. Поверь мне, нет на свете большей радости.

— На тебя глядя, и нехотя в то поверишь. Светишься вся.

— Генрих хочет нынче же указ подписать, и я руку приложу…

— О чём?

— Да об тебе же. Графом тебя жалуем, поместье даём богатое, а свататься к Мадлене де Геменэ уж сам езжай. Отец её согласен, да и девка не прочь. Будете братцами с дружком твоим.

Андрей ничего не ответил. Анна пытливо поглядела на него.

— Иль не по душе тебе Мадлена-то?

— Отчего ж? Девица предобрая…

— За чем же дело стало?

Андрей поднялся, медленно прошёл по комнате и остановился у окна.

— Ярославна, родная моя, — с трудом выговорил он, с мольбой глядя на королеву, — иль и впрямь хочешь навек меня в Париже оставить? Иль не видать мне боле родного Киева?

Анна побледнела. С тех пор как родился Филипп, воспоминания о былом почти не мучили её. Любила она по-прежнему и батюшку, и братцев, но как-то отодвинулось всё, затуманилось. Сын впереди всех встал… да и знала она, что не бывать ей больше на Руси, что здесь, с мужем и сыном, её место. Королева она, не княжна Анна Ярославна… Андрей — дело другое. Для неё только сюда приехал, по батюшкиному велению, да с надеждой воротиться когда-нибудь…

— Видно, не привык ты… — тихо сказала она.

— Никогда не привыкну, — так же тихо ответил он.

— Тоскуешь?

— Ни днём, ни ночью забыть не могу. Купола золотые во сне и наяву мерещатся.

— Да ведь нет у тебя там никого!

— Русь есть…

— Русь… — Крупные слёзы выступили на глазах королевы.