Тебе, морозом, голодом томимой,

Взывать о помощи мешает стыд.

Но так твои страданья нестерпимы…».

Попам — стыд не мешает. Не бедные? А иные люди готовы отдать и необходимое для жизни.

«Недаром мудрецы нам говорят,

Что смерть куда желанней нищей доли».

Но вымрут же! А с чего попы после жить будут? — Стадо надлежит стричь! Не доводя до падежа.

Следует напоминать, что и государство, и научно-технический прогресс могут функционировать только на основе стабильного прибавочного продукта. Все три сущности оказываются конкурентами в кормовой базе.

Здесь, вместо понятных жадности и нищеты, приёмы против которых за тысячелетие существования христианской церкви уже накатаны до автоматизма, типа: «как щенок, вокруг нее резвился», наместник епископа столкнулся с редкостью — с разделением функций владения и управления.

Так иногда бывает: тиун боярский не даёт чего-нибудь попу, поскольку майно господское, не его. Но купец-то всегда ведёт торг своим товаром! Даже если взято «на реализацию» — отчёт общей суммой по окончанию периода сделки. «Подношение», как и другие расходы на личные нужды — из общего объёма собственной прибыли.

Взял кредит на сто гривен, прикупил на них мехов, за полгода продал за двести, полтораста — отдал ростовщику, с остальных — сам ел-пил да и вклад богатый в храм пожертвовал.

У меня — не так.

Фактор — не купец, а приказчик. На «коротком поводке» — телеграф. Каждую неделю (гибель моих людей в Городце показала — частая связь необходима) гонит в центр полный отчёт: что почём продал, что почём купил. Это нужно для поддержания уровня запасов в факториях, для управления закупками — цены в соседних городках расходятся, иной раз, в разы.

Знать о локальных, сиюминутных «перекосах» рынков и не воспользоваться? Лодка с моим товаром идёт из пункта А в пункт В столько же, сколько и лодка любого купца. Но информация к моим людям приходит сегодня, а не «потом», как к остальным.

Конечно, смошенничать, обмануть — можно. Но на разовой сделке хороший куш, так чтобы на всю оставшуюся жизнь хватило, не возьмёшь. А система — видна.

Попытки бывают. Только куда ты побежишь? По Оке? Во всех городках — мои сигнальщики, которые сообщают о пропавшем. Местные воеводы такой розыск ведут с удовольствием. Краденного, вернее всего, не найдут. Да и самого человечка… «убит при задержании».

В Суздальском княжестве — слабее. В части информирования. А вот в части сыска… Боголюбский спуску не даёт.

— Не сыскал злыдня? Службу не правишь? Так нахрена тебе шапка боярская?

Факторы ведут себя… корректно. Получают дольку от прибыли, преимущественно — безналом, и живут на всём готовеньком.

«Всё вокруг — казённое, всё вокруг — моё». Но — ограниченно.

Это фактор наместнику и втолковывает.

— Я — не я, корова — не моя. А — господина моего. Ежели господин велит, то с превеликим удовольствием. А коли нынче надобно — купи.

Наместник епископский сперва шутить изволит, посмеивается. «Резвится как щенок».

— Не велика цацка, тебе не в натяг, а храму на пользу. Возьму-ка я штук несколько. Спишешь-спрячешь-обсчитаешь…

Идиот. Впрочем… двойная итальянская бухгалтерия… учёт в натуральной и денежной форме… корреспонденция в плане счетов… Откуда православному попу 12 века иметь об этом представление?

Хиханьки-хаханьки, взял елейники да пошёл, фактор не пускает, за рукава хватает. У пресвитера и взыграло, он уже и криком-руганью разговаривает, пихается-толкается.

«А впрочем, был силач, драчун изрядный».

Тут елейники выпали, разбились. Поп — в гневе. Начал фактора моего мутузить. Кликнул слуг своих. Стеллажи завалили, посуду побили, товары на пол покидали, порвали-поломали.

А чего ж нет? Какой-то купчишка безродный в занюханном городишке противу самого наместника епископского говорить смеет?! — В морду его, антихристову!

Однако же в фактории не один фактор проживает. Прибежали истопник с поленом да дворник с дубиной. И ещё там народец подвалил.

— Пришлые — наших бьют! А ну, наддай!

Начали наместниковых слуг охаживать да выпроваживать. Да и вынесли всех на кулаках со двора.

Фактор, зажимая нос, с которого кровь течёт, бежит на посадников двор и кричит в голос:

— Беда! Господин посадник! Прошу суда честнаго рускаго! По Правде!

И воспроизводит статью 61:

«Аже выбьють зубъ, а кровь видять оу него во рте, а людье вылезуть, то 12 гривенъ продаже, а за зубъ гривна».

И показывает «кровь во рту» и в кулаке свой вещь. док — выбитый зуб. Что не удивительно: у меня людей учат закону. Помимо их прямых профессиональных знаний.

Следом прибегает наместник. В сходном состоянии: пол-бороды выдрано, глаз подбит, одеяние порвано. И орёт примерно такое же:

— Воевода! Мать твою! Уйми воров своих! Во! Бесчестье! С бороды кусок выдран!

И тоже цитирует. Статью 60:

«А кто порветь бородоу, а въньметь знамение, а вылезуть людие, то 12 гривенъ продаже».

Правда, только первую часть. Дальше там: «… аже безъ людии, а в поклепе, то нету пpoдaже».

Очевидцев с обеих сторон — полно. Но вот кто конкретно попу клок бороды выдрал — показания расходятся. Поп задирает одёжки свои и показывает синюю полосу поперёк спины:

— Нехристи дубьём били!

Фактор аналогично задирает свою рубаху, показывает сходную полосу, только наклон в другую сторону и цвет слабее. Пресвитер-то «телом пухл, лилии белей». У него «спинная роспись» поярче. Даже как-то и страшно становится. За здоровье благочинного.

Посадник смотрит в небо, вспоминает свод законов, и воспроизводит статью 20:

«Аже кто кого оударить батогомь, любо чашею, любо рогомь, любо тылеснию, то 12 гривенъ».

Оба спорщика тычут друг в друга и в свои «спинные росписи» пальцами и орут:

— Во! Виновен! Плати!

А посадник (чего уж тут, раз пришлось вспоминать) провозглашает близко к тексту продолжение:

«Не терпя ли противу тому оударить мечемь, то вины ему в томь нетуть».

И понятно, что статья 25 должна применяться неоднократно и к каждому:

«Аче попъхнеть мужь мужа любо к собе ли от собе, любо по лицю оударить, ли жердью оударить, а видока два выведуть, то 3 гривны продажи;».

Одна беда — «два видока». Посторонних, не аффилированных свидетелей — нет. А когда все «в деле», то начинается «оговор по сговору». И найти справедливость — очень не просто.

Следствие постепенно упрощается, сводится к двум персонам, к одному эпизоду.

Групповщина? — Общая ответственность, виры платить предводителю. «Господин в ответе за дела слуг своих».

Точнее — статья 42:

«Аже будуть холопи татие любо княжи, любо боярьстии, любо чернечь, их же князь продажею не казнить, зане суть несвободни, то двоиче платить ко истьцю за обидоу».

Сумма за дела слуг удвояется? — Эт хорошо.

«В отместку» — «в вину не ставить»? — На удар палкой ответить ударом меча — допустимая самооборона? — Жаль. Но — закон надо блюсть.

Один вопрос — кто первый ударил? Фактор говорит — первым ударил наместник, наместник — наоборот.

Принесли Евангелие — все дружно клянутся говорить правду, одну только правду. И подтверждают свои прежние показания.

Вот же… засада!

Кто-то врёт. Причём серьёзно — клятвопреступление на Святом Писании, в народном собрании… — полный двор зевак набежало.

Но ведь кто-то первым стукнул! Слуги с обеих сторон говорят, что когда они прибежали — драка уже была. Здоровенный поп купца таскал за шиворот и лбом купеческим — мебеля ломал. Отчего, вернее всего, у купца и нос разбит, и зуб выбит. Но первый-то удар — чей?