На самом деле — вопрос шире: кто будет решать в случаях, когда у сторон есть разные точки зрения. Стокгольмского арбитража здесь нет, так что всё просто.

— Я.

— Нет.

— Деньги мои — решать мне. Ты мне — «нет», и у тебя в кисе ничего нет.

— Ишь как заговорил…

— Как?

— Смело. Может, ты и за Городец платить не будешь?

— Тю. У меня не два языка. Да и заплачено тебе за три года вперёд.

— А потом?

— А потом — суп с котом. Я своей воли не меняю. Если только ты на меня войной не пойдёшь. Врагу серебра давать не буду.

— Во как! Ты меня уже и в вороги записал?!

— Я?! Эт ты сам записаться тщишься! Прочих всяких расталкиваешь! Я! Я! Самый главный Ваньке-лысому враг-погубитель! Уймись, брат. Много чего в жизни случиться может, но я тебе врагом не буду. Такое… против естества моего.

Точно. Если и прирежу, то исключительно по любви, во благо и из неизбывной необходимости. Проливая слёзы печали и издавая стенания сочувствия. Не по злобЕ.

Молчит. Пыхтит. Смотрит.

Когда тебя четыре чёрных дырки крупного калибра в упор разглядывают… чуть шевелятся, наводясь… чувствуешь себя «кукурузником», не туда залетевшим. Извините ребята, виражом ошибся. А в ответ — та-та-та… «Он вчера не вернулся»… из виража.

— Ещё чего скажешь?

Ну, раз пошла такая пьянка…

— Отдай мне Волгу. Левый берег. По Мологу.

— Вот! Верно мне сказывали! Хочешь земли мои себе забрать! Вор!

— Дурень! Какие они твои?! Там твоей власти — на тыщу вёрст один ярыжка! Да и тот кривой! Ты про те дела и не знаешь! Только пыжишься! Моё-моё! Ни себе, ни людям. Хотя — вру. Людям. Мерзости и пакости. Ворью, шишам, обноскам да обтрускам. Вот, гляди.

— Эт чего?

— Это — карта! Блин! Географическая! Мои люди идут отсюда, от Стрелки. Метят селения. Красное: русское, православное, князя Суздальского. Чёрные: нерусские, язычники, тебя государем не считают.

— А тут вот… иной цвет. Эт чего?

— Зелёные — мои. Другие… Это — меря православная, твоя. Это — язычники, твои. Таких-то… всего два места. Да там понизу написано. «Легенда» называется.

— А ну, дай-ка.

Андрей развернул карту, переставил подсвечник и, то бормоча что-то себе под нос, то отфыркивая, принялся водить пальцем по карте, смешно наклоняя голову, чтобы прочитать косые и кривые названия рек.

Уф-ф. А ведь и сцепиться могли. И ещё можем. Но пока — момент отдыха. Переключение внимания. Как у ребёнка с яркой игрушкой. Андрей никогда таких вещей — не видал, такой наглядности — не представлял.

Карты здесь рисуют чернилами. Одноцветные. Раскрасок — нет. А мне…

Я вспоминал своё давнее видение. Как на рельефной, красочной карте «Святой Руси» с золотыми куполами, зелёными лесами, синим реками из маленьких домишек-полуземлянок выползают, плача и кашляя в клубах чёрного дыма курных печек, сотни маленьких детей. Рвут, раздирают себе горло, тело. Ползут и умирают. На пороге, на дороге, под кустом. И души их возносятся в царствие божие, в сонмы ангелов лучезарных. Пока тела на земле бьются и корёжатся в судорогах. Выхаркивая дым, смрад, отраву… которыми каждый день их угощают любящие родители.

Не по злобЕ. Просто — «все так живут».

Спасибо Трифе и Драгуну. Молодцы ребята — сделали «наглядное пособие». Карта части «земель русских». И — не-русских. С идентификацией цветом религиозной, этнической и государственной принадлежности населения. Ярко, интересно, непривычно.

— Брехня. Вона, Кострома. Тута красненького — одно пятнышко. А город-то мой!

— Там твоего — посадников двор. Остальное — набродь да шелупонь. В большинстве — люди русские. В церкву не ходят, тебя государем не считают.

— И через это ты тамошнего посадника убил?

— Ч-чего?!

Это он с какого дуба рухнул?! Я — ни сном, ни духом…!

— Того! Не ври мне! Твои люди посадника зарезали! Вчера гонец прискакал!

КВН. Жизнь властителя сходна с КВНовской разминкой. Ты думаешь чего-то, готовишься… А тут раз — вопрос. Оглоблей в лобешник. И тридцати секунд на ответ — у тебя нету.

Так и не надо! Можно мне ответить сразу, без подготовки?

— Брехня. Я людей в Кострому посадника убивать не посылал. Всё. Точка.

Редкий случай. Когда я абсолютно уверен в своих словах. Маразм у меня — постоянно и повсеместно. А вот склероз…

Виноват, молод, не дорос ещё. До такого счастья. Когда каждый день что-нибудь новенькое. Даже без всякого научно-технического…

Вот он, знаменитый, высасывающий, душу вынимающий, взгляд Боголюбского. Когда с кипчакского, чуть скуластого лица вдруг всматриваются в тебя греческие, будто с иконы Богородицы глядящие, большие круглые бездонно-чёрные глаза.

Гляди-гляди, Андрейша. На мне узоров нет. Ишь, какой у тебя взгляд. Заинтересованный. Крайне. Я аж засмущался. Сейчас стенку пальчиком ковырять начну.

— Лжа!

— Повтор. Потрет, почетвёрт, попят. Утомляешь, брат. Однообразием своим. Мне лжа заборонена. Ты привык со своими… во вранье ковыряться. А у меня каждое слово — правда. Ты — про то знаешь.

— Врёшь! Там, возле посадника, твоего человека нашли! Убиен посадником. На ём грамотка. От тебя даденная! А другой — сбежал! Ни чё! Сыщут!

— Коли сыщут — хорошо. Живым бы довезли. Об чём грамотка-то, княже?

— Об том! Об чём, об чём… А какая разница?! Твой человек! А ты тут: «Я людей в Кострому не посылал».

— Факеншит же! Ты чего, Андрей?! Глушина одолела или мозги пылью присыпало?! Слов не слышишь?! Или — понять не можешь?! Сказано: «посадника убивать» — не посылал. И сиё есть — правда!

— Экх… кха… А зачем посылал?

Хорошо. Хоть и злится до одури, но не дуреет — понял возможность варианта.

— Торговать. Солью. Ещё: утварью, инструментом. Городок, после Феодорова разгрома, подымается быстро. Кроме шишей да голи перекатной, есть и купцы меховые, и местные лавочники прирастают. Вот приказчики мои и ходят. Торг хоть и рисковый, а — прибыльный. Соль новосёлам — край нужна. А та грамотка… поди то, об чём я тебе только что толковал. Когда про дела мои с Живчиком рассказывал. «Удостоверение купца». Подтверждает «всеволжскость» торговца. Худо дело. Я тебе толкую, а ты слова мои — мимо ушей пропускаешь.

— Так ты ж про Оку толкуешь! Про дела Рязанские!

— Да мне-то что с того?! Ока иль Волга. Вот, человека моего убили. В твоём городе. Ежели мы с тобой договоримся по «Страховому обществу» — ты восемьдесят гривен уже потерял.

Я неправ — «закон обратной силы не имеет». Но для наглядности — годится.

Андрей был несколько сбит с толку. Одно — дела государственные. Убийство городского начальника, высокопоставленного государственного чиновника. Заговор. Мятеж. Измена.

Другое — дела торговые. Кредиты. Убытки. Компенсации. На худой конец — дела судебные. Штрафы, виры, продажи…

— С чего это? Двойная вира — за княжьего человека.

— А у меня других нет. Приказчики — мои. Люди в моей службе. Слушай, если в Костроме посадника убили — кто ж тебе донос слал? Такой… дурацкий.

— У меня там тысяцкий поставлен. Из Ростова. В делах Феодоровых, в розысках — себя показал добре. Верный человек. Бориска-тысяцкий.

— Борис? Э… Жидиславич?

Почему «Борис Жидиславич»? — А я просто в эту эпоху ни одного другого Бориса, связанного с Ростовом, не знаю. Ляпнул чисто так, для разговору. И попал.

— Точно. Муж добрый, в воровстве не замечен. И донос его верный! Или… или ты знаешь чего?

Чего я знаю? Да ничего я не знаю! Как можно чего-то знать по летописям, которые невесть кем, невесть когда писались да ещё потом и переписывались. Я этого человека — в глаза не видел!

Но есть три «мутных» эпизода. В РИ.

Во время похода княжичей на Стрелку в 1171 году — был посадником в Городце Радиловом. Рядом с местом событий. Наверняка принимал участие. Как-то. Бояре русские — хоругви свои к месту сбора не привели. Зато пришли эрзя с булгарами. Дружины княжичей выскочили чудом. А этому Борису — ничего. В следующем 1172 году «держал весь наряд» в войске суздальском.