— Вы его нашли?

— Мне кажется, именно так я и сказал, точно такими словами. Будьте любезны, слушайте внимательно. Я очень не люблю повторять. До того, как найти «Ковчег», я зарабатывал себе скромные средства на жизнь торговлей. Мой старый корабль еще стоит на посадочной палубе. Может быть, вы случайно видели его?

— Тогда вы действительно лишь торговец.

— Извините! — возмущенно сказал Таф. — Я — экотехник. «Ковчег» может переделывать целые планеты, хранительница. Конечно, я один, а корабль когда-то имел экипаж в двести человек, и у меня действительно не хватает того обширного формального образования, какое несколько веков назад имели те, что носили золотую «тэту», являвшуюся эмблемой экотехников. Но пока мне удается помаленьку жить этим. И если Намор потрудится воспользоваться моими услугами, то я не сомневаюсь, что смогу вам помочь.

— Почему? — спросила стройная хранительница. — Почему вы так стремитесь помочь нам?

Хэвиланд Таф беспомощно развел своими большими белыми руками.

— Я знаю, что могу показаться глупцом, но ничего не могу с собой поделать. Я по натуре человеколюб и очень сочувственно отношусь к нуждам и бедам людей. Я точно так же не могу бросить на произвол судьбы ваших осажденных сограждан, как и сделать что-то плохое моим кошкам. Экотехники были сделаны из более твердого дерева, но мне уже не изменить свою сентиментальную натуру. Поэтому я и сижу здесь перед вами, готовый сделать все, что в моих силах.

— И вы ничего не хотите?

— Я буду работать без вознаграждения, — сказал Таф. — Конечно, у меня будут издержки, и поэтому я вынужден буду взять с вас небольшую плату, чтобы покрыть их. Скажем, три миллиона стандартов. Вы считаете это честным?

— Честным, — сказала она саркастически. — В высшей мере опасным, я бы сказала. Ведь были и другие вроде вас, Таф. Торговцы оружием и авантюристы, которым удалось обогатиться на наших бедах.

— Хранительница, — укоризненно сказал Таф. — Вы ужасно несправедливы ко мне. «Ковчег» такой большой и дорогой. Может, хватит двух миллионов стандартов? Я не могу поверить, что вы не сможете дать мне даже такую нищенскую плату. Или ваш мир стоит меньше?

Кефира Квай вздохнула, усталый взгляд придавал ее лицу заморенное выражение.

— Нет, — согласилась она. — Нет, если вы сможете сделать все, что обещаете. Конечно, мы небогатый мир. Мне нужно проконсультироваться с начальством, ведь я не могу сама принять такое решение, — она резко встала. — Где ваши средства связи?

— За дверью налево и вдоль голубого коридора. Пятая дверь на правой стороне.

Она ушла, а Таф с тяжеловесным достоинством поднялся и начал убираться.

Когда хранительница вернулась, он открыл графин ярко-багрового ликера и сидел, поглаживая большую черно-белую кошку, по-домашнему разлегшуюся на столе.

— Ваше предложение приняли, Таф, — сказала Кефира Квай и села. — Два миллиона стандартов. Но после того, как вы выиграете эту войну.

— Разумеется, — сказал Таф. — Давайте обговорим ваше положение под рюмочку этого прекрасного напитка.

— Алкогольный?

— Слабо наркотизирующий.

— Хранитель не принимает никаких возбуждающих или успокаивающих средств. Мы боевой цех. Такие средства отравляют тело и замедляют реакции. Хранитель должен быть бдительным. Мы охраняем и защищаем.

— Похвально, — сказал Хэвиланд Таф и наполнил свою рюмку.

- «Солнечный клинок» здесь не нужен. Контрольная служба Намора отзывает его. Его боевая мощь нужнее там, внизу.

— Тогда я сейчас же распоряжусь об отбытии. А вы?

— Я откомандирована сюда, — сказала она и поморщилась.

— Мы будем помогать вам данными о ситуации на планете. Я обязана инструктировать вас и выполнять обязанности офицера связи.

Вода — как спокойное и тихое зеленое зеркало от горизонта до горизонта. Яркий день. Сияющее желтое солнце струит свой свет сквозь скопление тонких, с золотистыми краями облаков. Корабль неподвижно покоится на воде, блестя голубовато-серебристыми металлическими боками, его открытая палуба — маленький островок активности в океане покоя. Мужчины и женщины — маленькие, как насекомые — обнаженные до пояса от жары, работают у черпалок и тралов. Из моря, истекая водой, поднялись большие когти, полные ила и водорослей, и опустили содержимое в открытый люк. В стороне жарятся на солнце сосуды с гигантскими молочными медузами.

Вдруг возникло какое-то беспокойство. Люди без всякой видимой причины побежали, другие бросили свою работу и растерянно оглядывались. Остальные работали, не обращая на это внимания. Большие металлические копи, теперь открытые и пустые, снова качнулись над водой и нырнули вниз, одновременно на другой стороне корабля такие же когти поднялись вверх. Еще побежали люди. Двое мужчин столкнулись и упали.

Потом из-под корабля, извиваясь, появилось первое щупальце.

Оно поднималось все выше и выше — длиннее, чем когти у черпалки. На выходе из воды оно было таким же толстым, как человеческое туловище, а к концу утончалось до размеров руки. Щупальце было белым, каким-то мягко-слизисто-белым. По всей его нижней стороне располагались ярко-розовые круги размером с блюдце; круги, которые вращались и пульсировали, когда щупальце изгибалось над большим кораблем-сборщиком урожая. Конец щупальца расчленялся на крысиное гнездо более мелких щупалец, темных и беспокойных, как змеи.

Оно поднималось все выше и выше, потом изогнулось вниз и обвило корабль. Что-то зашевелилось на другой стороне, что-то бледное и подвижное под зеленью воды, и появилось второе щупальце. Потом третье и четвертое. Одно боролось с когтями черпалки, другое намотало на себя, как вуаль, остатки трала. Но это, казалось, не мешало ему. Теперь побежали все люди, все, кроме тех, кого уже нашли щупальца. Одно из них захлестнулось вокруг женщины стопором. Она отчаянно рубила его, колотя вне себя топором в бледных объятиях. Потом ее спина переломилась, и она вдруг затихла. Щупальце отпустило ее и схватило кого-то другого. Из зияющих ран на нем хлестала белая жидкость.

Присосалось уже двадцать щупалец, когда корабль внезапно наклонился на правый борт. Люди покатились с палубы в море. Корабль все опрокидывался, потом что-то перевернуло его и потащило вниз. Через борта и в открытые люки хлынула вода. Потом корабль переломился.

Хэвиланд Таф остановил проекцию, оставив изображение на большом обзорном экране: зеленое море и золотистое солнце, разбитый корабль, бледные, обнимающие его щупальца.

— Это первое нападение? — спросил он.

— И да, и нет, — ответила Кефира Квай. — До того таинственным образом исчезли другой корабль-сборщик и два морских пассажирских гляйтера. Мы проводили расследование, но причины не выяснили. В этом же случае на обзорной площадке над ними находилась съемочная группа, передававшая изображение для информационной телепрограммы. Они получили больше, чем ожидали.

— В самом деле, — сказал Таф.

— Они были в воздухе, на гляйтере. Передача того вечера едва не вызвала панику. Но только когда погиб еще один корабль, начались действительно серьезные вещи. Тогда только хранители начали понимать истинные размеры проблемы.

Хэвиланд Таф с равнодушным, невыразительным лицом смотрел вверх, на обзорный экран, его руки покоились на пульте. Черно-белый котенок боролся с его пальцем.

— Иди со своими глупостями, — сказал он и осторожно ссадил котенка на пол.

— Увеличьте изображение одного из щупалец, — предложила сидящая рядом хранительница.

Таф безмолвно выполнил ее просьбу. Засветился второй экран и показал зернистое изображение большого бледного каната из тканей, обвившегося вокруг палубы.

— Обратите внимание на присоски, — сказала Квай. — Вон те розовые участки, видите?

— Третья от ближнего края темная внутри. И, кажется, с зубами?

— Да, — сказала Кефира Квай. — Они все с зубами. Наружные губы этой присоски — своего рода жесткая мясистая втулка-венец. Внутри она расширяется и образует что-то вроде вакуума, буквально невозможно оторвать. Но каждая отдельная одновременно и пасть. Внутри венца находится мягкий мясистый клапан, который, опадая, выпускает наружу зубы. Три ряда зубов. Как пила, и острее, чем можно было бы представить. Если хотите, передвинемся теперь к усикам на конце.