Хэвиланд Таф снова занялся приборами, ужасные видения мгновенно погасли, сменившись блеском незапятнанной белизны стен и сюда, слепящим глаза.

— Вы согласитесь со мной, — спросил Хэвиланд Таф протяжным, еще более глубоким и звучным голосом, — что после таких пертурбаций вы, несомненно, откажитесь от того, чтобы, я продемонстрировал вам десятую казнь, смерть патриархов. К сожалению, как всегда, и сюда может вкрасться ошибка. Я просто не могу получить более мелкие подробности. Я имею в виду, что от вас, несомненно, не ускользнуло, что эти смоделированные сцены уже продемонстрировали вам смерть патриархов — а также их потомков. К сожалению, в этом моя божественность оказалась довольно грубой. В своей неповоротливости я уничтожил все и вся!

Моисей, хотя и побледневший и пришибленный, — однако его душевные силы и дух противоречий не были сломлены — прошептал:

— Я буду с ними при этом: для меня они есть и остаются моим народом!

— Итак, вы остаетесь при своем мнении, — ответил Хэвиланд Таф без всяких признаков возбуждения, все еще гладя Дакса своей огромной бледной рукой. — Хорошо, Моисей, хотя я и рожден как человек и много лет своего существования провел как человек. Но теперь, с того мгновения, когда я приобрел «Ковчег» я могу смело утверждать, что я перестал быть человеком. Огромная и, повидимому, безгранична власть, которую он мне дал, я неизмеримо превосхожу всех остальных — в том числе и людей, поклоняющихся богам. Нет человека, который отважился бы сравниться со мной и у которого я не смог бы забрать его жизнь. Нет мира, на котором я бы остановился и не превратил бы его в пустыню, пожелай я этого — а вслед за этим не позволил бы там расцвести новой жизни, которая мне по нраву. Я Господь Бог — или, по меньшей мере, я больше всех соответствую ему, соответствую больше, чем остальные, которые когда-либо встречались мне.

Для вас всех счастье, что я благосклонен, готов помочь, милостив и зачастую меня мучает скука. Для меня все остальные люди не более чем фигуры для игрока в игре, за которой я провел несколько недель. Добавлю, что сначала насылание казней было довольно интересно и это меня развлекло. Но потом так же, как и многое другое, это мне наскучило. После двух казней, Моисей, мне стало ясно, что в вашем лице мне нечего опасаться серьезного противника, что вы едва ли сможете удивить меня каким-либо новым способом. Моя цель была достигнута, когда граждане Города Надежды могли вернуться в свой Архолог. Все остальное было лишь незначительным ритуалом. Итак, я решил завершить игру.

Теперь идите, Моисей, и в будущем остерегайтесь насылать свои казни еще на кого-нибудь. Иначе я с вами покончу.

А вы, Джайм Крин, позаботьтесь о том, чтобы ваши товарищи по вере отказались от мести. У вас будет еще достаточно поводов добиваться побед. Одна такая победа будет состоять в том, что на протяжении жизни одного поколения культура, религия и образ жизни Моисея отмерли без особых потрясений. И всегда помните, кто есть я и постоянно думайте о том, что Дакс может заглянуть в мозги вам всем. Когда-нибудь путь «Ковчега» снова проляжет мимо этой планеты и если я узнаю, что вы ослушались моего приказа, произойдет то, что я показал вам в качестве предупреждения: казни падут на этот мир и останутся там до тех пор, пока не исчезнет вся жизнь.

Джайм Крин пребывал в задумчивости.

— Хэвиланд Таф, вы блефовали, — сказал он. — Вы не Бог. Вы показали нам выдуманное — в действительности же вы не можете сделать ничего из этого!

— На самом деле? — с иронией спросил Хэвиланд Таф.

— Да, на самом деле! — рассердился Джайм Крин, захваченный своей собственной идеей. — Вам конечно, удалось доставить Моисею головную боль, но меня вы ни на минуту не смогли обмануть этими вашими ужасными видениями. И вы, знаете, почему? Вас выдал град. Болезни, мор скота — это можно причислить к средствам ведения экологической войны. Может быть, даже эту живую темноту, хотя тут я думаю, что вы ее тоже выдумали. Но град — это метеорологическое явление и оно не имеет отношения ни к биологии, ни к экологии! Вы допустили грубую ошибку, Таф. Но несмотря на мое признание — это все же была милая попытка, в результате которой Моисей стал таким робким.

— Стал робким — да, это так, — согласился Хэвиланд Таф.

— И, естественно, прежде чем предпринять это и обмануть человека с такими способностями и с таким острым умом, я должен ждать и планировать, и при каждой возможности, которая вам предоставилась, вы расстраивали эти пустяковые маленькие планы.

Джайм Крин хихикнул.

— И кроме того, за доставку Моисея сюда и отправку его обратно вы должны мне ровно сто стандартов.

— Мой друг, — сказал Хэвиланд Таф, — что вы, собственно, думаете обо мне? Я ни за что на свете никогда не забываю о своем долге. Нет никаких оснований для беспокойства, — с этими словами он открыл крышку ящика, который Крин захватил с собой из Города Надежды и отсчитав оттуда сто стандартов, положил их на стол перед Крином. — Идите туда, к секции номер девять и возле дверей с надписью «КОНТРОЛЬ» вы найдете маленький личный шлюз.

Джайм Крин наморщил лоб.

— Воздушный шлюз? Я, право, ничего не понимаю…

— Мой друг, — с достоинством объяснил Хэвиланд Таф, — что тут понимать? Я имел в виду то, что сказал. И если я говорю о воздушном шлюзе, то только потому, что не знаю другого слова для обозначения этого остроумного созданного устройства, при помощи которого можно покинуть «Ковчег» не теряя при этом большого количества драгоценного воздуха. Ведь у вас нет космического бота и было бы безрассудным расточительством воздуха, если бы вы использовали большой шлюз.

Крин растерянно посмотрел на него.

— Вы… вы, может быть, хотите выбросить меня за борт?

— Позвольте вам сказать, что я считаю произнесенные вами слова совершенно сейчас неуместными, — заметил ему Хэвиланд Таф. — Почему так резко? Нет, скажем лучше так: как вы согласитесь со мной, вы едва ли сможете сопровождать меня в моем дальнейшем путешествии. Закон случая: если вы воспользуетесь моим посадочным ботом, кто же доставит мне его обратно? А я просто не могу себе позволить пожертвовать такой ценной частью снаряжения для вашего личного удобства. Ну так как?

Джайм Крин снова наморщил лоб, на этот раз от негодования.

— Как просто вы создаете дилеммы там, где их нет? Все очень просто: мы оба садимся в «Гриф». Вы опускаете меня на космодром Веры, а потом возвращаетесь обратно на «Ковчег».

Хэвиланд погладил Дакса.

— Интересное предложение, — пробормотал он, — и совершенно реальное. Конечно, вы сознаете, что такой полет будет мне в тягость, не так ли? Не думаете же вы, что я за эту неприятность не заслуживаю никакого вознаграждения?

Джайм Крин пораженно уставился в бледное, ничего не выражающее лицо своего визави, потом покорно вздохнул и вручил ему обратно сто стандартов.

Когда через некоторое время я окончательно проснулся, мне показалось, что здесь никого нет. Я лежал на кожаном диване в пустой белой комнате с огромными окнами, сделанными наполовину из прозрачного стекла. По ту сторону прозрачных окон были видны заснеженные остроконечные вершины гор, которые превращались в толще стекла в причудливые прозрачные тени.

Пока сознание и память подыскивали названия всему этому — голому помещению, оранжевому сверкающему свету громадного солнца, тусклым горам, я обнаружил сидящего за полированным столом человека, мне никогда не доводилось видеть его раньше. Человек молча наблюдал за мной.

Он был уже не молод, круглолиц, с белесыми бровями и жидкими выцветшими волосами, обрамлявшими резко очерченный лоб — розовый, совершенно голый. На нем был белый форменный плащ и по эмблеме на кармане и на рукаве я понял, что он из медицинской службы Гражданской штаб-квартиры Терран Трейд-сити.