— Я бы не догнал, — глухо сказал он Герванту, — он тряс землю за собой, и я едва держался в седле.

— Нападение на ария… Мы все — трупы, Ханлейт. Вопрос времени. Смотри, а она выжила. Остаться невредимой после атаки магией — это удивительно, правда? — в тусклом голосе Герванта не осталось эмоций.

Девушка подошла ближе и очутилась в объятиях Хана. Он сжал ее так сильно, что хрустнули суставы.

— Я был уверен, что не увижу тебя живой!

Стоять бы так вечно и закрыть глаза… Лиандра высвободилась и оттолкнула Ханлейта.

— Ты нужен Киндару. Сам поймешь, зачем. Сейчас!

Они оба поняли, и Хан, и Гервант. Эрендолец ушел, а нелюдь встал на пути Лиандры.

— Я начинаю думать, что ты приносишь несчастье, сестричка. Хороший был конь. А Лето ты помнишь? Был у нас такой веселый парень. И этот эльф. Надо же, алхимик с озера Инья, а я и не знал! Эти мастера ценятся в Эймаре на вес золота. Все мы подохнем. Кажется, Гвидо будет следующим: плохая рана в бедро, много крови. Долгой погони парень не выдержит. Дварфа я сам прирезать готов. А потом? Я? Или твой Хранитель? До тебя нас было одиннадцать. Кто останется в живых, ты или никого?

— В чем ты меня обвиняешь? — глухо спросила Лиандра, глядя Герванту на ноги.

— В том, что ты родилась, наверное.

— А я начинаю понимать, что ты — обычный трус. Ты чуть не сдал нас с Киндаром арию, и дважды предал Лето, который тебе слепо доверял. Грош цена твоему «выбору», если ты всегда выбираешь то, что тебе удобнее. Ты уже одинок, а еще немного — и станешь жалок. Моя вина — мое дело.

— Хорошо поговорили, сестричка. Вылив на меня ведро помоев, ты перестала думать о том, что происходит у меня за спиной?

Девушка встретилась взглядом с глазами нелюдя, отстраненно отмечая, что сегодня они желтее обычного. Сколько не смотри в глаза Герванту, никогда не угадаешь, какого же они цвета на самом деле… И Герванта не поймешь. Да, действительно, стало легче. Увы, ненадолго, пока не вернулся Ханлейт.

— Умер? Он не мучился?

— Да. Нет, — односложно ответил Хан на оба вопроса.

— Тогда уходим, — распорядился Гервант, — пока эта сволочь не прохрипит смертельный для нас приказ, погони не будет. Знаю я такие раны — арий не сдохнет, но кривым останется. И станет еще злее.

— Мы же не оставим Киндара здесь? — сдавленно спросила Лиандра.

Она представила друга, брошенного посреди дороги, как ненужный мусор, и ее сердце сжалось от горя.

— Трупу все равно, где лежать, — бросил Гервант через плечо, помогая Гвидо подняться.

— Да, но живые могут быть не настолько равнодушны.

Ханлейт завернул тело Златовласки в плащ и перекинул через луку своего седла. Лиандра сдержала обещание — она не видела Киндара мертвым.

Выжившие проскакали по тракту несколько верст, а укромного места, куда можно было свернуть, так и не нашлось. Где-то среди равнин Эймара осталась безымянная могила Киндара: на перекрестке двух дорог сохранилась глинобитная стена от сторожевой будки времен войны, и Ханлейт с Гервантом ее обрушили. Эльф был первым из разбойников, кто удостоился похорон, пусть и таких…

В сторону Мензенлира никто не смотрел. Дварф нарушил непреложный закон банды — действовать наравне со всеми. Его считали предателем. Лиандре досталась лошадь Киндара, уже дважды потерявшая своих хозяев, и его сумка. Боясь разрыдаться, девушка не решалась проверить ее содержимое. Лиандра ехала, не вытирая мокрые дорожки, которые оставляли на ее щеках беззвучные слезы. Они то высыхали, то появлялись вновь. Могучее здоровье Гвидо подверглось серьезному испытанию — рана и кровопотеря сделали его лицо бледным, как у покойника.

Наконец, беглецы свернули в лес, тоскливо понимая, что бездорожье только вымотает их физически, отсрочив гибель на день или два. Леса в Эймаре — не чета Морейским, надолго в них не спрячешься. Гервант оглянулся на тракт с четкими следами лошадиных копыт на свежем снегу: по нему преследователям не составит труда их найти. За разбой на просторах Мореи преступникам грозила виселица, но за содеянное на имперском тракте ждала кара пострашнее — в Империи нападение на ария приравнивалось к государственной измене. Какой смелостью нужно обладать, чтобы открыто рассмеяться Закону в лицо и поставить свою размашистую подпись на преступлении, как это сделал Киндар? По мнению Герванта, алхимик совершил огромную глупость, променяв богатство и уважение на изгнание и смерть, но всего несколько часов назад сам нелюдь попал в ловушку, поддержав Хана и Лиандру. Гервант не привык себя осуждать или раскаиваться в содеянном, он просто искренне недоумевал, что его дернуло схватиться за оружие. Это все Ханлейт! Чертов эрендолец не боится сдохнуть или рискнуть, разом поставив на карту все, что имеет! Если это — смелость, то Гервант трус. Нелюдь себя таковым не считал, но признавал, что без Хана банда никогда бы не достигла размаха и славы в Морее. Фантазия Ханлейта, помноженная на рациональность главаря — вот в чем крылся секрет ее успеха и неуловимости. Жаль, что все так закончилось…

— Ты знал, что за птица эльф? — обратился Гервант к Хану.

— Нет, но видел, что лжет.

— А я знала. И это была не ложь, а такая игра, — проронила Лиандра, услышав разговор.

— Хороша игра! Доигрались. Зачем?

— Так интереснее жить.

— Не понимаю я.

Гервант не нуждался в дополнительных объяснениях. Ханлейт вздохнул. В глазах эрендольца Киндар не был загадочным.

Беглецы сделали привал, когда стемнело. Настигнет их погоня сегодня или позже, уже не имело значения. Леса, в котором укрылись разбойники, не было на карте. Это означало лишь одно — их убежище настолько маленькое, что не заслужило на листе бумаги зеленого пятна. Гервант швырнул карту в костер и наблюдал, как ее пожирает пламя. Вместе с плотным листом бумаги горела надежда на безопасный путь до побережья Аквилеи, проложенный накануне ночью.

— Наше единственное спасение сейчас — это Эрендол, — задумчиво сказал Гервант, — но страна эльфов далеко, а погода на стороне ария. На небе снова вызвездило, значит, снега в ближайший день не жди. За нами тянется след, нужно быть слепым или идиотом, чтобы не догнать. Ты можешь что-нибудь предложить, Ханлейт?

— Я в Эрендоле — опасный попутчик. Лучше вовсе без меня, — устало ответил Хан.

— Без тебя мне дорогу не найти. У нас Сирион на пути, — откликнулся нелюдь.

Долгое молчание нарушал лишь треск костра. Внезапно Мензенлир вскочил на ноги и заходил взад и вперед.

— Эльф, ты эрендолец или нет? — закричал дварф, взбешенный упорным нежеланием остальных замечать его особу, — что ты там натворил?

Гервант и Хан переглянулись. О принадлежности эльфа к ордену Хранителей знали только главарь и Лиандра.

— Командир, я не хочу попасть в руки властей живым, — печально сказал Гвидо.

— Вот и подыхай! Я на ария не нападал, с меня взятки гладки! Ты зачем карту спалил, нелюдь? Мне бы пригодилась!

— Прибил бы я тебя, скотина короткая, но лень, — процедил сквозь зубы Гервант, — иди, сдавайся, проверь имперскую справедливость на своей шкуре.

Главарь сплюнул и замолчал. Мензенлир, покружив по стоянке, сел, не осмелившись продолжить качать права. В пустом зимнем лесу слышался неясный, едва уловимый шум. Или он чудился одной Лиандре? Будто корни спящих деревьев шевелились, цепко врастая в почву, как когти, высасывая из черной глубины соки. Невидимая угроза окружала со всех сторон, хотелось обернуться и убедиться, что сзади никто не подглядывает.

— Этот лес испорченный, — сказала девушка ни к кому не обращаясь.

Гервант посмотрел на нее и поморщился.

— Ты чувствуешь магию ариев, Лиа. Совсем как архонт, — тихо ответил Хан, — я тоже ее ощущаю, но, наверное, меньше. Морея — сравнительно чистый край, но весь центральный Эймар давно заражен. Каждый раз, когда арий использует свой дар, он отдает часть этого мира скверне. Очаги одержимости возникают стихийно, уродуя людей, животных и природу. По стране рыскают твари, а всесильные арии сражаются с ними, отравляя Эймар еще больше. Это — замкнутый круг. Пройдет меньше столетия, и мира, привычного для нас, больше не будет.