Бойцы стояли вокруг саней, шептались между собой.

- А ты не знаешь, где партизаны? - спросил Жигуленко.

- Они мне, товарищ старший лейтенант, не докладывают. Говорят люди: кругом их в наших лесах полно…

«Это хорошо», - подумал Жигуленко.

- Они кочуют, как цыгане. Сказывали, тахтика у них таковская. И на Долгий Мох не один раз налетали. Ворвутся, завяжут пальбу с немцами, и, опять в лес.

«Ну, тогда мы у цели», - обрадовался Жигуленко.

- И много немцев у вас в селе?

- Когда как. То понаедут с машинами. День, два стоят. Уедут, останется трошки. Склады охраняют да за бабами волочатся. И шнапс свой глушат, глушат. А не хватит, давай по домам шуровать, самогон у мужиков искать. Да какой тут самогон? У каждого жрать нечего. Картошкой да всякой овощью перебиваемся.

«Был бы у меня отряд человек сорок-пятьдесят, - думал Жигуленко, - да оружия и боеприпасов побольше. Вот бы устроить вылазку в тот самый Долгий Мох. В селе только часовые да склады. Вот бы мы там развернулись. Сейчас бы тройку бойцов с мужиком в разведку, а ночью ударили…»

Вспомнил он, как успешно действовал его подвижный отряд в полку. «Где теперь Канашов? Может, и голову буйную где сложил. Умный был командир и вояка умелый. Не случись со мной такого несчастья, никуда бы от Канашова не пошел. Разбросала всех война. Где Саша Миронов, Ляна?» И так вдруг сердце его заныло. Вспомнилась Рита. «Хорошая она у меня. Зря ее обижал. Глупый был, все тянулся к особенным, красивым. Женушка ты моя, женушка… Вспоминаешь ли ты хоть когда обо мне? Сына мне обещала и так уверенно говорила, будто и впрямь знала, что родит только сына. Сын или дочь - все равно, все они мне сейчас дороги, и, кроме них, никого не надо…»

Жигуленко очнулся от воспоминаний. Теперь с ним горстка бойцов, за которых он отвечал головой и сердцем. Они на него надеются, верят, а он и сам не знал, что сейчас делать, чтобы оправдать их надежды, доверие.

- Вот что… Сейчас, товарищ сержант, берите с собой двух человек и идите за мной…

Они отошли подальше от саней, у которых сидел Кушник.

- Слушайте боевой приказ. Вы, сержант Ветров, старший. Едете на санях с Кушником до Долгого Моха. Очень уж он похож на мародера. Надо проверить… А мы тем временем отойдем назад и влево, в овраг тот, где ночью привал делали. Это километра три-четыре отсюда. Помните? Не заблудитесь?

- Помню, товарищ старший лейтенант. С завязанными глазами найду.

- На всякий случай мы будем зарубки делать через каждые двести шагов. Дальше нам идти, сами знаете, нельзя, будем разыскивать в этих лесах партизанский отряд. Если Кушник советский человек - он продуктов нам организует. Сейчас нам это нелишне. А мы тут сами разведку вести будем и вас ожидать. Осторожно действуйте. Зря стрельбы не открывайте: только в безвыходном случае. И не задерживайтесь. Все ясно?

- Ясно, товарищ старший лейтенант. Разрешите идти?

- Идите. На троих вам один автомат и два ножевых штыка.

Жигуленко подошел к Кушнику.

- С вами поедет сержант с двумя бойцами, - показал он рукой.

- Пущай едут, товарищ старший лейтенант. Для вас расшибусь, а что прикажете - исполню.

- По пути захороните убитых бойцов… Понятно?

- Все будет исполнено, как вам угодно, товарищ командир-начальник.

- Раз вы давно в селе живете, наверняка знаете, кто связан с партизанами. Подскажите моим товарищам.

- Знать-то я не знаю, но догадываюсь…

- И еще просьба к вам: помогите товарищам что-либо из продуктов достать.

- И продукты, товарищ старший лейтенант, разыщем. Скажу мужикам. Для родной армии поделимся. Век вас помнить буду, товарищ командир-начальник, и детей заставлю за вас век бога молить.

- Ладно, ладно, - махнул рукой Жигуленко, - Им скажи спасибо, - кивнул он на двух разведчиков.

Прошло еще два дня. Разведчики, посланные Жигуленко в Долгий Мох, не возвращались. Он уже начал беспокоиться. «Может, Кушник оказался предателем?» На всякий случай Жигуленко сменил место стоянки группы, оставив там двух бойцов для связи. Прошло еще два дня. Разведчики не вернулись. Жигуленко решил, что завтра он снимет двух часовых и уйдет с группой на новое место, продолжая поиски партизан. Иного выхода не было.

Поздней ночью его разбудил часовой.

- Товарищ старший лейтенант! Наши вернулись. Провизии привезли…

Когда Жигуленко увидел сержанта Ветрова, он готов был его расцеловать от радости, но сдержал свой порыв. «Нельзя, командир я им».

Ветров рассказал, что Кушник оказался хорошим человеком. Он скрытно привез их в Долгий Мох, накормил, днем прятал в погребе у дальнего родственника, который был связан с партизанами. Договорились, что Кушник, как только он получит ответ от партизан, пришлет их связного на то место, где была прежняя стоянка и откуда они уехали на разведку в Долгий Мох. Ветров похвалился, что ему удалось выжать из скуповатого Кушника картошки, полмешка пшена и даже свиной окорок.

«Ничего себе бедняк, - подумал Жигуленко. - Запасливый мужик. Даже свиней имеет…»

- А детей у него много?

- Одна только девушка лет двадцати. «Остальных, - говорит, - жена к родственникам отправила». Боялась: полицаи мужа разыскивали. Он же сутки не был дома…

Через трое суток разведчики Жигуленко вернулись и доложили, что их ждет на условленном месте партизанский связной на санях. Жигуленко подал команду бойцам: «Выходи строиться». Людей не надо было подгонять. Никогда они не собирались так быстро. «Наконец-то, - думал Жигуленко, - мы вольемся в партизанский отряд и, будем действовать, а не бродить, как голодные волки, по лесам в неизвестности».

И вот группа ускоренным маршем следует к месту, где их ждет партизанский связной.

- Почему связной не прибыл вместе с нашими разведчиками? - спросил Жигуленко у Ветрова.

Тот пожал плечами:

- У партизан, товарищ старший лейтенант, своя тактика…

- Это верно. Но я что-то не уверен…

Группа уже прошла более половины пути. Как долго тянутся минуты ожидания! Спустились в овражек. И только стали подниматься, как с двух сторон ударили автоматные очереди. Несколько человек упали убитые, остальные вместе с Жигуленко открыли ответный огонь. «Засада, засада, - мелькнула мысль у Жигуленко. - Значит, нас кто-то предал».

Со всех сторон неслись крики:

- Сдавайтесь, сволочи! Всех перебьем, как собак…

Огонь усиливался. Один за другим падали бойцы. Жигуленко поднялся, охватил автомат у убитого Ветрова, крикнул:

- За мной, товарищи! - и бросился к разветвлению оврага, стреляя на ходу. «Там густой кустарник и ближе всего лес», - мелькнула мысль.

Бежать по глубокому снегу было нелегко. За Жигуленко еле поспевали пять бойцов. С опушки леса по ним ударили автоматные очереди. Жигуленко остановился шатаясь. Из рук выпал автомат. Острая боль пронзила руку и ногу, и они стали будто одеревеневшие и непослушные. «Ранен», - понял он и пополз, как бы разматывая за собой на снегу красные ленты.

- Отличная операция, господин Царьков. Я вижу, у вас есть настоящая военная хватка и острый собачий нюх на этих партизан.

Капитан Руммер протянул ему коробку с сигарами.

- Рад служить, - изогнулся тот всем телом и, взяв дрожащими пальцами сигару, закурил.

- Обер-лейтенант-то каков! При полной боевой форме, хоть в музей отправляй. Красивый русский офицер. И железного характера.

- Ничего, он побудет в ваших руках, господин капитан, и станет резиновым и послушным.

Руммер, польщенный похвалой, заулыбался:

- Вы напрасно, господин Царьков, его так изуродовали. Напрасно! У русских, кажется, есть поговорка: «Лежачих не бьют».