Обо всем этом я думал, спускаясь с холмов по направлению к городу. Проезжая мимо юрт, мы видели, как к нам навстречу толпами выбегали кочевники и, создавая живой коридор, склонялись передо мной, говоря слова соболезнования.

Приблизившись к городу, я увидел, что все следы пожара, разрушений и недавнего сражения были убраны. Внешняя стена была почти восстановлена. Там где еще не восстановили, занимались строительными работами римляне.

Я въехал в распахнутые ворота внешней стены. По обе стороны ворот расположился караул, состоящий из двух десятков римлян и десятка кочевников. Между внешней и внутренней стеной было поставлено множество юрт, из которых также выбегали люди, спеша приветствовать меня. Честно сказать, уважительное отношение ко мне знатных кочевников и восторженные лица воинов, одинаково громко приветствовавших меня, приятно щекотало мое самолюбие. Помню, вернее вообще не помню, что в последнее время в моей прошлой жизни не то что кто-то уважительно приветствовал меня, а вообще даже нормально поздравлял хотя бы на мой день рождения. Последние, кто искренне радовался мне, это были мои родители.

Я, наконец, въехал во внутренний город, там меня встретил Угэ со своим десятком. Выразив соболезнование, он сообщил, что в город прибыли послы соседних стран и просят покровительства несколько родов саков, перекочевавших с берегов Окса, и гуннов, недовольных правлением Кокана. Я жестом остановил его. Сойдя с коня, которого тут же подбежав, взял под узды мой братишка Тегын, я снова жестом позвал Угэ пойти за мной в тот самый «конференц-зал», где проводились военные советы.

Войдя в помещение, я уселся на кошму. За мной и Угэ никто не вошел. Иргек и Ирек остались еще между стен, встретив каких-то разодетых в шелка людей, на вид явно не кочевников.

— Ну, Угэ, рассказывай, что тут нового, — обратился я командиру своих телохранителей.

— Великий хан, — сказал Угэ, сев напротив меня, — вся степь гудит о твоей великой победе над ханьцами. В город прибыли послы тохаров, дахов, хорезмского царя Артавы, сарматов, динлинов и еще посланники от Кокана.

— А что за саки и гунны, о которых ты начал докладывать?

— Это саки-массагеты, числом в семь тысяч юрт, перекочевали с берегов Окса и две тысячи юрт усуней просят выделить им пастбища для кочевки.

«А канглы против не будут? Все земли, которые я могу предложить им сейчас, это кочевья, принадлежащие канглы. Я сам нахожусь здесь почти на птичьих правах. Объяви меня сейчас хан канглы врагом — крышка мне. И что же мне делать? Насколько я знаю, часть саков осталась кочевать в степях Южного Казахстана, со временем влившись в состав племен канглы, усуней, позднее тюрков и ставшими одними из предков казахской нации. Обижать их не хотелось. Да и семь тысяч потенциальных верных мне воинов сейчас бы не помешало. До чего же сейчас Ужаса не хватает. У него бы спросить совет. Зря я его отправил вместе с согдийцами», — посетовал я.

— Гунны числом в пять тысяч юрт, принадлежат родам, которые всегда были верными твоему отцу. Кокан пытался убить старейшин этих родов, а их членов смешать с другими родами, — продолжал Угэ.

— И что, их тоже мне нужно будет расселить на землях канглы? — сказал я, но увидев недоуменный взгляд Угэ, понял, что брякнул не то. Как Ужаса не хватает.

Тут в «зал» вошли Иргек и Ирек, за ними впорхнули с десяток девчушек, которые стали живо расстилать дастархан и заставлять его блюдами.

— Ну, что каган! Принимай своих первых иноземных послов! — сказали мне разом близнецы.

— Это невероятно! И это все придумал юнец, которому всего тринадцать лет?

— Да мой царь. Но имейте в виду, что кочевники становятся воинами и в более раннем возрасте. Его младший брат Тегын, которому всего девять лет, участвовал в сражениях при защите города, метко поражая воинов страны Чин из своего лука. Я натягивал его лук и пробовал стрелять из него. Тогда как за это же время, которые я возился с его луком и прицельно выпустил всего три стрелы, он опустошил весь свой колчан и поразил с расстояния двухсот шагов повешенную мною на столб меховую шапку. При этом он ни разу не промахнулся.

— О том, что они грозные воины я знаю. Но как он смог уничтожить многократно превосходящую армию под командованием опытного военачальника? Солдаты страны Чин вот уже триста лет ведут борьбу с гуннами. Я не думаю, что полководцы Чин были настолько глупы, чтобы не подготовиться к такому далекому от своих западных границ походу. Тем более ты говоришь, что они смогли захватить и уничтожить первую стену.

— Да мой повелитель. При этом они тяжело ранили кагана гуннов Шоже. Командование перешло к Богра, после того, как его отец уже не мог принимать участие в битве. И вот с этого началось невероятное. Кочевники говорят, что во время битвы в его тело вселился дух предка — Великого кагана и основателя Державы Гуннов Моде.

— Хм. И ты веришь в это?

— Мой повелитель, я встречался с ним и разговаривал. Что бы там ни говорили, это обычный юноша, хотя незаурядного для его возраста ума. Я видел его все еще детскую робость перед послами и вождями кочевников, хотя он успешно смог скрыть это от других. Уверен, каган Моде вел бы себя по-другому.

— Да-а, от тебя ничто не ускользнет, мой верный слуга.

— Благодарю, мой повелитель, за похвалу. Хочу добавить, что, не смотря на молодость, он смотрит далеко. Шесть тысяч кочевников по его приказу во главе с принцем усуней Буюком направились в Согд, помочь возвратить последним Селеквидам трон, узурпированный вождем саков Ишкашем.

— Это те трое оставшихся Селеквидов, которых Ишкаш передал в качестве откупа гуннам три года назад?

— Они самые. Но их теперь двое. Остались Парман и Фарух. Фархада оставили в качестве заложника в лагере солдат страны Чин. После их поражения он бесследно пропал. Каган Богра предложил им свободу и помощь в возвращении власти над всем Согдом.

— И это несмотря на то, что они хотели предать гуннов и открыть ворота ночью для армии Чин. И он все эти решения принимает сам, без советников?

— Мой повелитель, советники у него есть. Они все хотят войны. Но он отказался нападать на усуней. Послы Парфии предлагали союз против кушан, но он им тоже отказал, несмотря на то, что все требовали войны, и у его отца была договоренность об этом с царем парфян Фраатом. Кушаны тоже предложили союз против Парфии, но и им он отказал, хотя сам предложил союз против страны Чин.

— Думаешь он настолько миролюбив?

— Мой господин, я долго изучал его и увидел в нем страх. Он боится. И думаю, что сейчас его миролюбие связано с его неуверенностью в надежности канглы и страхом перед будущими поражениями. В отличие от других гуннов он боится умереть. Но я заметил в нем, что-то еще, пока непонятное для меня. Сейчас он только хочет вернуть власть над всеми гуннами, убить своего дядю Кокана, об этом требует мать его отца Тураки-хатун. После этого он сможет объединить все кочевые племена. И тогда, как только кочевники перестанут истреблять друг друга, то страшнее врага для благодатных земель Хорезма не будет. Пророчества Заратустры воплотятся в лице кагана Богра. Зло придет с ним на земли ремесленников и хлебопашцев. Он истребит нас, даже не заметив, и поведет свои орды от страны Чин, уничтожая все страны и города на своем пути до самой Индии и даже Рима. И никто уже не сможет его остановить.

— Тогда его нужно остановить сейчас и начать нужно с того, чтобы помешать укрепиться его рабам в Согде.

— Слушаю и повинуюсь мой царь, — ответил Фарасман, главный советник царя Хорезма Артавы.

Я сидел в «конференц-зале» на очередном «совещании». Несмотря на то, что в этот раз присутствовали только вожди родов канглы, усуней, гуннов, саков и темники кочевой армии, зал был битком набит этими властителями степи. Сыпались взаимные оскорбления и угрозы. Канглы наезжали на усуней и саков, занявших их степи, которые я им выделил к востоку от Таласа. Саки и усуни уже успели поссориться друг с другом, вспомнили обиды вековой давности. Гунны сохраняли молчание. Хотя один их молчаливый вид был красноречивее угроз. Меня никто здесь ни во что не ставил. На совете, собранном по случаю решения политических и дипломатических вопросов, все единодушно решили, что из меня только военачальник вышел толковый, а политик и дипломат никудышный. В принципе с ними я был согласен, судя по тому, как я, не успев начать править, умудрился сразу же нажить врагов в лице дахов, тохаров, сарматов и хорезмийцев. Все они ушли недовольные. Тохарам и дахам я отказал вовлечь себя в их разборки друг с другом. Сарматам отказал освободить от своего «покровительства» кочевавшие на севере от берегов Аральского моря племена аланов. Посол Хорезма, тот вообще крайне неприятный тип. Ничего не требовал, а только выразил свое сочувствие и приветствовал меня как нового кагана гуннов, при этом все время пилил меня взглядом и, как мне доложил Угэ, потом ходил по городу и общался с кочевниками. Сразу видно, профессиональный разведчик.